Пока Олежка метался и корчился, и с постепенно утихающими стонами мотал головой и дёргаясь всем телом бился плечами по земле, Лера отозвала Веронику несколько в сторону.
- Зря ты прямо сегодня вздумала его дрессировать, - зашептала она ей в ухо, - с места, да в галоп. А если бы он блеванул? Тогда хоть не хошь, а по правилам пришлось бы ему всыпать по второму кругу. Мог бы не выдержать. Тем более, у него впереди наказание за всё утреннее, да после бани, можно и ближе к вечеру, надо задать очередную порцию кнута за побег. Хотя впрочем за утреннее мы применим не портящий кожу "инструмент".
- Блеванёт? Видишь в каком он состоянии? Ему сейчас хоть горсть хины в рот насыпь, и не почувствует что горько! Куй железо пока горячо! А даже если и поколеет? Неделей раньше, неделей позже... Таких дурачков можно новых сыскать - семерых в неделю! Я думала, вы всё равно его скоро... - Вероника поджала четыре пальца, вытянула перед собой руку и с многозначительной ухмылкой повернула большой палец вниз.
Лера поджала губы.
- Вообще-то раньше думали... В первые дни... Что когда-нибудь запорем насмерть... Но потом посмотрели, стало ясно, что он не будет нам опасен. Никуда не пойдёт, никому не расскажет. Даже если он наскучит, и заменим его на что-то новенькое, а потом велим появиться, прибежит и не пикнет!
- Скажи честно, он что, тебе, или ещё кому-то так понравился?
Лера слегка пожала плечами и на секунду задумалась. Едва заметно сморщила лицо, мгновенно сохранив на нём полное равнодушие.
- За других не знаю... А мне... Как сказать... Мордашка симпатичная, смазливенькая... Забавная игрушка! Ну конечно, ещё попочка шикарная, м-ммм! Да и язычок - лучший и не приснится! Может, просто попривыкли именно к нему? Как к игрушке? Одним словом, хоть всмерть засечь и не желаем, но и не бережём его особо, случится - значит на роду написано, как говорится.
- А если вдруг свихнётся? Ну, потеряет рассудок?
- Будет легче всего. Где-нибудь на противоположном конце города выкинем его из машины в любом дворе, и исчезнем. Вечером или ночью. Выдержим сначала "карантин", чтобы всё на нём зажило. Разумеется, держать придётся связанным... Заметят его быстро, и увезут в лечиловку. А после кто его будет слушать?
- Давай уж дальше, с чего начали: предположим, он бы сблевал. В конце концов можно было б отодрать ну на четверть, а уж завтра всыпать по полной мере. По сорок, или по полсотни горячих! А поколеет, машина есть, болото недалеко. Вывезти в сумерках, никто не заметит. Если к примеру: когда скажем тюфяк порвётся, его выкидывают или сжигают. А он, этот, разве более ценен? Неужели будет жалко? - Вероника внимательно следила за мимикой на лице Леры. Но та выдержала себя в руках. Ни один мускул не дрогнул на её лице.
- Это уже из разряда "если бы...". Честно говоря, не хотелось бы замешиваться в таком деле. Конечно, есть у меня родственник, он сумеет отмазать ото всего, хоть с убийствами банк ограбь, но просто не хочется. Не хочу!
- А вот те, то, предыдущее "мясо", из них неужели все остались живы?
Брови у Леры прыгнули чуть не на середину лба.
- Неужели ты думаешь, что мы смогли б сделать такое? Разве мы душегубы какие-то? Те были реальные дебилы, скорее имбицилы. Ну, повеселились мы с ними, сама помнишь как было интересно, а потом отвезли подальше, и так, чтобы они не смогли увидеть ни улицы, ни нашего района, ни номеров машины, и выкинули в первом удобном месте. Все живы!
- А... Ну, извини. Кстати! Вроде он начинает приходить в себя!
Дыхание у Олежки стало спокойнее, но находился он в некой прострации, не замечая окружающего. Девки ещё раз плеснули на него водой, распутали узлы, отвязали ноги от перекладины, и спустили полуживого Олежку на землю. Развязали посиневшие и вспухшие окровавленные лодыжки, где верёвка врезалась в кожу до мяса. Ногой перевернули на живот - "Ну ты, сдыхать что ль собрался, куль требухи?! Или думаешь, понесём тебя в постель на руках?". Но Лера дала подругам знак несколько подождать, а сама пошла в дом. Олежка со слабым стоном распластался на траве, временами вздрагивая. На голову и между лопаток ему вылили остаток воды из ведра. Мысли стали несколько чётче, исчезла багровая пелена перед глазами, начали обретать формы контуры предметов.
Но вместе с возвращением чувств усиливалась, становилась ощутимее и боль, жгучая, саднящая, рвущая. Где-то острая, где-то ноющая, тупая. Не только там, где прошлись удары плети - в этих местах вообще болело и жгло нестерпимо, - но и во всём теле, в особенности в тех его частях, на которые пришлась нагрузка когда он висел - в руках, мышцах ног и спины, в позвоночнике, в коленных суставах. Особенно горели истёртые верёвкой и затёкшие лодыжки. Болел полностью, казалось, объём всего тела. Постанывая через нос, так, чтобы не привлекать внимание хозяек, он вытянул вперёд скованные руки и уткнулся в землю лицом.
Лера что-то надолго задержалась в доме. Девки полукругом расположились на траве около бессильно лежащего Олежки, и о чём-то со смешками тихонько перешёптывались. Заждавшись Леру, Женька уже посматривала на него несытым взглядом, глаза у неё становились маслеными. Но каждый раз, уже готовая протянуть руку к его волосам, она посматривала в сторону дома; наконец терпение у неё закончилось, она и без того давно уже сучила бёдрами, потирая их друг об друга, и придвинувшись к Олежке, за волосы приподняла его голову и тряханула.
- Хватит валяться как мокрая тряпка! - она хлопнула его по щеке, села на его вытянутые руки, и на заднице подползла, раскинув ноги, к самому его лицу. Рванула на себя, и ткнула в промежность. Но как только он провёл языком вдоль щёлки, на лестнице крыльца появилась Лера. Почти бегом она поспешила к подругам. Женькино лицо сморщилось от кислой гримасы словно она жевала лимон. Отстранив, почти что отшвырнув от себя Олежку, она со злостью врезала ему здоровенный подзатыльник и вернулась к остальным подругам. Лера уже подошла, неся с собой пузырёк с жидкостью, которой она после каждой крепкой порки протирала Олежке иссечённые места во избежании заражения. Но сейчас приступать к этому делу она не торопилась, вид у неё был несколько озабоченный.
- Девочки, пока мы тут возились с этим умственным недомерком, звонила Лиза. Сразу пять или шесть непринятых звонков! Я перезвонила ей, у неё выпадает свободное время, она хочет приехать к нам в гости. Уже выезжает. И знаете для чего? Увидеть, ну, и конечно использовать это чучело. - Лера пихнула Олежку ногой в рёбра. - Сначала она хотела приехать до вечера, на несколько часов, но я ей рассказала, как аппетитно выглядит наша милашка в чулочках и пеньюарчике, в босоножечках на каблуках. И она зажглась! Где-то с кем-то договорилась, что завтра на каких-то там переговорах с партнёрами будет только её сестра, с которой они совладельцы, и решила остаться до завтрашнего вечера. Тем более, что эти переговоры только ознакомительные, да и от второго совладельца будет представитель. Но пока она едет, мы успеем наказать это чудо безголовое за всё утреннее, да ещё и останется время. С банькой тоже придётся подождать до её приезда. Ну, и конечно же как гостье придётся уступить ей нашу куклу на эту ночь в её единоличное пользование. - Она повернулась к Олежке и врезала ему подмёткой в ухо крепкого пинка. - Слышишь, ты, валенок дырявый, скоро сюда приедет госпожа Лиза. Приезжает, заметь, ради тебя! Видать ты ей очень понравился! Соскучилась по твоему язычку и твоей попке! Я ей сразу рассказала как ты себя вёл, как ты обманом хотел сбежать от нас. Знал бы, как она рассердилась! Ух! Теперь хочет наказать тебя не только вместе с нами, но и от себя лично! Так что готовься, станется тебе и на орехи, и на семечки впридачу! - Лера расхохоталась, и стала отвинчивать пробку от пузырька. Девки тут же сели Олежке на плечи и на ноги.
- Попроси у госпожи Лизы прощения, постарайся как только можешь услужить ей, может быть она чуть-чуть и сжалится, - захохотала Марина.
Обжигающая как крутой кипяток жидкость разлилась Олежке по ягодице. Он завыл, стал извиваться попой, напряг и сжал её. Но Лера крепко шлёпнула его - "Лежи смирно, а не то ещё нахлещем! Как вести себя погано, это можешь, вот теперь и потерпи!" - и стала втирать, больно нажимая на исхлёстанную кожу. Обработала одну сторону, до колена и чуть ниже, так же растёрла и другую. Олежка дёргался и кричал - уж очень щипало и жгло. Затем Женька согнула ему ногу, вторую крепко держала Вероника. Когда жидкость коснулась изодранной лодыжки и полилась по ней, Олежка не взвидел света. Но Женька прижала ему ногу почти что к ягодице, сдерживала так, что невозможно было дёрнуться. А Лера долго, явно специально с силой натирала Олежке рану. Так же натёрла и вторую ногу. Затем его, обессиленного, стонущего протяжными всхлипами, оставили ненадолго в покое, а сами стали о чём-то совещаться.
Подошедшая вскоре Женька двинула Олежке ногой в бок.
- Довольно ныть! Разлёгся, размазня, того и гляди растечётся как мокрое говно! Встал! Я кому говорю! Вставай! Девочки, вы только гляньте! Он делает вид, что не слышит или не понимает, что ему сказано! Наверное опять придётся вздеть на перекладину, и снова всыпать по воспитательному месту, да побольше чем только что!
- Пускай бы валялось это расквашенное месиво, - с ухмылкой бросила через плечо Лера. - Вернёмся - поднимем, просить не будем, сам подскочит когда велим!
- Попросит его уже плётка, попробуй ей откажи! - рассмеялась Марина.
- Нет! Он наказан, и пусть ожидает следующего наказания стоя! Нечего ему сибаритствовать, ишь, захотелось комфорта! Лежать как ленивая купчиха на перинах! Шевелиться может, значит не помирает! Нашёлся раненый гусак! Валяется тут как сгнившее бревно и хнычет, вот-вот разрыдается, смотреть противно! - Женька с гоготом пнула его под бедро.
- О-оой, да он кажется плачет! Ууй, гоорюшко-то какооое! - Марина залилась смехом.
