- Что-о-о?! - Ольгина шея оттянулась вперёд, влажные глаза блеснули, и она переспросила. - Кто-кто я?! Дура?! Безмозглая?!
- Оля... Оленька... - он поднял руки, словно сдаваясь, и стал тихо успокаивать, - извини... вырвалось в сердцах... пойми, не хотел я... как-то случайно вырвалось...
- Дура?! Безмозглая?! - Ольга начала медленно приподниматься из-за стола.
- Оля, Оленька, извини, не сдержался, ну... - и вдруг заорал, бросив свои утешенья. - Это всё потому, что ты не хочешь писать заявление, потому что ни черта не понимаешь суть вопроса, бестолково нянчишься со своим Костиком, который испортил тебе всю перспективу, и при этом на костылях мечтаешь отправиться в Эль-Фуджейру, чтобы опозорить меня?! И кто же ты после этого как ни дура безмозглая?!
- Да пошёл ты со своей Эль-Фуджейрой и со своей новой подругой... знаешь, куда пошёл!? . .
- Догадался!
- Какой догадливый! А я сейчас же напишу заявленье именно так, как хочу и во что бы то ни стало доползу сегодня на костылях к нашему участковому, сегодня! - она ловко сунула под мышки костыли и покинула кухню.
- Оля, прекрати! Я закрою дверь на все замки, отберу у тебя ключи и никуда не пущу! Ты этого хочешь?!
Она развернулась и ответила:
- Хорошо, мне всё равно ему звонить, так я приглашу его сюда, чтобы забрал заявление! Надеюсь, милиции ты откроешь или предупредить, чтобы ломали дверь?!
- Что ты болтаешь?! ! Что ты болтаешь?! ! Да идите вы все к чёрту!!!
Он громко простонал диким зверем и влил себе в чашку одной чёрной заварки...
Я подошёл к подъезду, быстро набрал цифру сто сорок на обшарпанном домофоне, он загудел, и голос Тамары Петровны вскоре спросил:
- Кто там?!
- Костик.
- Да, Костик, жду тебя, заходи!
Раздался щелчок, и моя рука нетерпеливо дёрнула дверь.
Войдя в подъезд, я влетел в распахнутый лифт и нажал кнопку девятого этажа.
Тамара Петровна стояла на пороге своей квартиры и наглядным образом ждала меня: на широкой фигуре было чёрное платье, а на плечах висела наброшенная красная кофта, такой знак откровенного траура мне показался неслучайным.
- Добрый день... - поклонился я.
- Добрый, Костик, добрый, - она шагнула в сторону и пропустила меня.
Я тут же поглядел наверх и серьёзно спросил:
- Ваши камеры снимают?
Она сокрушённо ответила, устремив глаза в потолок:
- Все камеры заглохли! Это ужасно, мне теперь невозможно следить за уборкой своих киргизок!
- Да-а-а, беда. Но в этой технике я, к сожалению, ни "бум-бум" , - и саркастически добавил. - А вы не горюйте, ваши киргизки уже давно унесли отсюда всё что могли, - я снял куртку и быстро повесил на вешалку.
- Твой юмор меня ни капли не веселит, наоборот - настораживает, ты какой-то странный!
- Увы, моя странность ещё в том, что я сегодня без цветов и подарков. Прошу прощения, это мой умышленный поступок.
- Да какие цветы и подарки?! - громко вздохнула она. - Мне всё прекрасно понятно!
- А что вам понятно?
Она удивлённо поглядела на меня и сказала:
- А мне можно вопрос на вопрос?!
- Пожалуйста.
- Тебе не кажется, что твой тон несколько вызывающ, будто я виновата во всей вашей истории?!
- Но вы же - Ольгина мама, разве родители не в ответе за поступки своих детей?
- О, Боже! - она всплеснула руками и в отместку мне сказала с лёгкой издёвкой. - Товарищ следователь, давайте не здесь, пройдёмте в "тюрьму"!
Я хмыкнул, зашагал за ней, вошёл в богатую комнату, Тамара Петровна указала на королевское кресло и уже спокойней предложила:
- Прошу.
Я плюхнулся в него и задрал ногу на ногу.
Она же аккуратно опустила своё широкое тело в такое же кресло и начала:
- Костик, мне прекрасно понятно, что для тебя произошло ужасное и самое противное событие для всего твоего разума.
- А для вашего, простите?
- И моего отчасти.
- Почему отчасти?
- Дорогой, не надо перебивать и бежать впереди паровоза.
- Извиняюсь, - ответил я, хотя совсем не извинялся, а продолжал свои надменные выпады.
- Ты думаешь, когда Ольга рассказала об этом - по моей душе разлился бальзам? Да я тут же упала пластом, заболело сердце, поднялось давление, мне так стало плохо, хоть бери да помирай у неё на глазах, ты себе представить не можешь.
- Я не могу себе представить, как вы могли скрыть от меня то, что узнали, почему смолчали и не забили тревогу во все колокола, ведь это касалось нашей с ней жизни и любви.
- И что бы изменилось? - спросила она обречённым тоном. - У них же эта связь ни день, ни два, ни три, а вон с каких пор длится. Я же себе и помыслить не могла, мне Ольга рассказала перед самым отъездом в Петербург.
- Вот именно, в Петербург, а не на сборы в Астрахань, - резонно добавил я и наклонился к ней, напирая на своё. - Почему вы скрыли от меня, когда вам стал известен этот гнусный обман? Вам было наплевать на Костика, да? У вас хотя бы чуть-чуть трепыхнулась совесть по отношению ко мне после того, что совершила ваша дочь?
Она воскликнула, хлопнув ладонями:
- Боже, да я совсем не собираюсь просить у тебя прощенье за свою дочь! Родители, конечно, отвечают за поступки детей, но не за такие, тоже мне "поступок"! Ты сначала в себе разберись!
- Я уже разобрался.
- Вот-вот! - она начинала кричать и ёрзать в кресле. - И хорошенько поразмысли, чем ты занимался все эти годы до вашего похода в ЗАГС, своей писаниной или Ольгой?!
- Прошу до моей писанины не прикасаться.
- Боже, я прикасаюсь до его писанины! Да я бы с радостью прикоснулась до вашего ребёнка, которого ты прошляпил в первую очередь, сиднем просидев у компьютера! Как говорил один чеховский герой - "молодую женщину надо обрюхатить и этим самым привязать к себе"! Грубо, но по жизни верно!
- Спасибо за советы чеховского героя, большое спасибо.
- На здоровье, тебе ещё дать советы великих писателей?!
- Лучше несколько коротких ответов на мои вопросы, и я - ушёл отсюда.
- Хорошо! Я готова слушать, только быстрей и не больше трёх вопросов иначе у меня голова заболит! - и она дотронулась толстыми пальцами до своих висков, сощурив глаза.
- Почему вы всё-таки сразу не сообщили мне?
- Потому что Ольга слёзно просила тебе не говорить! Дальше!
- Ваши первые действия после услышанного.
- Крик!"Это непристойное поведение сродни глупой и легкомысленной девчонки! Какой позор и ужас! Разве это моя дочь?!" , именно так я кричала, хватаясь за таблетки и корвалол!
- А что Ольга?
- Она ревела и твердила: "люблю Юру, но ужасно стыдно перед милым Костиком"!
- Ей "стыдно перед милым Костиком" , ёлки-палки, как же таким стервам легко живётся.
- Но-но, поосторожней! Она моя дочь!
- И моя законная невеста, в которой я видел свою настоящую жену, глупец.
- Если глупец, так возьми себя в руки и начни жизнь заново без моей Ольги!
- Именно это я и собираюсь сделать.
- Наконец-то! - она всплеснула руками. - Наконец-то я слышу слова не мальчика, а мужа... я имею в виду мужчину! Правильно, Костик, начни новую жизнь и успокойся, ничего страшного не случилось! Ты просто не знаешь, какие бывают роковые влюблённости?! О-о-о, Боже мой! Люди так влюбляются, что бросают свои семьи, а у вас ещё и свадьбы-то не было! Пока ещё не поздно, найди себе другое утешение, Костик!
- Секунду, - перебил я, - как же вы можете такое говорить? Вы же сами благословляли нас на законный брак и были безумно рады нашему заявлению в ЗАГСЕ?
Она помолчала и на удивление мне спокойно ответила:
- Потому что не хочу, чтобы ты мешал Юрию Семёнычу и моей дочери, я поняла, что он предложил ей более интересную и разнообразную перспективу, чем ты, который предлагал смотреть только на свою спину за письменным столом. Когда я несколько дней валялась в постели с таблетками и корвалолом, я о многом мучительно передумала, и мои первые слова о "позорном и непристойном поведении легкомысленной девчонки" мне показались совершенно пустыми, Боже мой, какими же пустыми. Ведь Юрий Семёныч предложил ей ВЕСЬ МИР. Я не собираюсь уточнять подобную аллегорию, умный да поймёт, глупец даже ни одной извилиной не шевельнёт. И потом, Юрий Семёныч не совершил никаких родственных безобразий, он же тебе не отец.
- Благодарю, мне вполне ясна позиция МАМЫ, и я готов бежать отсюда сломя голову, закрыв лицо, глаза и уши. У меня возникло желание глубоко вдохнуть свежего воздуха, у вас тут ужасная духота и затхлость.
- А нет ли желания послушать про Ольгины ноги? - резко остановила Тамара Петровна.
Я уже спешил покинуть комнату, но замер и насторожился.
- Все ноги в бинтах, в руках костыли, - она плаксиво шмыгнула носом. - Да повернись же ты и послушай, Боже мой.
Я медленно повернулся.
- Почему... в бинтах... и костылях? . . - осторожно спросил я.
Она достала платок и промокнула глаза:
- А ты не в курсе?
- Нет...
- Ольга с Юрием Семёнычем попала в автомобильную катастрофу, возвращаясь из Петербурга. Она совсем не сгибает ноги, а Юрий Семёныч охромел так, что ходит дряхлым стариком.
Я внутренне облегчённо выдохнул и хладнокровно ответил:
- Ну что же, скоростная трасса Петербург-Москва очень опасна, остаётся только сожалеть, что наши общие знакомые так неосторожны.
- Радуешься? Небось, думаешь - вот она, Божья кара? Небось, доволен? - и она со злостью посмотрела на меня.
- Доволен. Насчёт Божьей кары - не знаю, а справедливость существует.
- Ну и давай, беги отсюда! - опять крикнула Тамара Петровна, тараща на меня глаза, словно сумасшедшая. - Беги-беги! И пусть тебе твой свежий воздух застрянет в горле осиновым колом, бездушный твердолобый сухарь!
Я до предела возмутился и хотел немедленно ответить, чтобы поставить на место чёртову мамашу, но в этот момент сильно хлопнула входная дверь, на порог комнаты влетела Наталья и беспокойно спросила:
- Что такое?! Что за крик?! Ой, Костик, привет, давно не виделись!
Она чётко соблюдала конспирацию.
