- Да! - с гордостью ответила мама. - Хотя папа давно живёт в другой семье, но до сих пор очень хорошо нам помогает, очень!
- А у нас дворники сплошные калмыки! - сказал отец. - Я их, правда, не кормлю, но однажды сдуру доверился и попросил помыть машину! Помыли так, что весь багажник поцарапали!
- Надо же! - всплеснула руками Тамара Петровна. - Это всё потому, что не кормите! Я вам точно говорю!
- Позвольте, но вы-то кормите, а ложку с вилкой киргизка всё равно упёрла!
- Есть предположение, Юрий Семёныч, - ответила мама, - что муж не давал своей жене мои изумительные салаты, всё сам ел, она и обозлилась!
- Что вы говорите?! Какой нахал!
Поражаясь отцовской манере и ещё больше - памяти Оленькиной мамы, я улыбнулся, перестал слушать их разговор и посмотрел на младшую дочь Тамары Петровны.
Наталья, сидевшая рядом с ней, являла собой абсолютно противоположный образец, нежели старшая сестра - образец дурнушки, словно их изваяли разные отцы.
Глаза Натальи были похожи на маленькие блестящие бусинки. Широкий и чуть вытянутый нос имел небольшую горбинку. Тонкие, длинные губы открывали во время еды некрасивые мелкие зубы. Пышные и чёрные как смоль волосы были накручены "наивными барашками" , спадали ниже плеч и почти прятали смуглое от природы лицо. Под белой рубахой, вышитой южным красным солнцем и разлапистыми пальмами, торчали два бугорка созревшей девичьей груди - недавней выпускницы одиннадцатого класса.
Наталья поймала мой любопытный взгляд и вопросительно уставилась на меня.
Я взял и подмигнул, чем вызвал, как мне показалось, лёгкое смятение непорочной юной девы, в чём тут же усомнился.
Нежно прикусив круглую головку большого маслянистого грибка и подчёркивая двусмысленность этого момента, она пронзительно стрельнула глазами-бусинками, то ли действительно желая чего-то, то ли мелко и шутливо озорничая.
- Всё! Хватит! - долетел голос Тамары Петровны, и бурная волна эмоций захлестнула её. - Хватит про киргизов и калмыков! Я, конечно, всех очень люблю, мы раньше жили огромной единой страной!
- Калмыки и сейчас в составе России... прошу прощенья... субъект Российской федерации, - вставил отец.
- Ну и что?! Этот субъект всё равно далеко! Сейчас этим людям безумно трудно: все деньги они отсылают детям, жёнам, матерям, у них не хватает порой на еду, а ещё платить за жильё каждый месяц по десять с лишним тысяч! Вот и получается - Горбачёв преступник!
- Мамочка! - взмолилась Оленька.
- Ну что "мамочка"?! Я же не об этом хочу сказать, это так, к слову! Хватит, оставили киргизов и калмыков!
- Действительно... пора... - аккуратно одобрил отец.
- Юрий Семёныч, - приказала Тамара Петровна, - я требую шампанского в каждый бокал! Я хочу продолжить свой прошлый тост! Вы не представляете, какая мечта овладела мной! Она не даёт мне покоя уже несколько дней! Шампанского!
- Да-да! Готово! Прошу! - заспешил отец, разливая шампанское.
Тамара Петровна взяла бокал за длинную ножку и неожиданно встала.
Мы все разом поднялись как по команде.
Она радостно посмотрела на меня, потом на свою старшую дочь, а затем сказала так, как может сказать только любящая мать, окрылённая великим счастьем нашего брачного союза:
- Я хочу стать бабушкой как можно быстрей! Я хочу внуков! У вас скоро свадьба, а зачать ребёнка можно и сейчас! Девять месяцев пролетят со свистом, и я - Боже мой - уже бабушка!
Оленька поперхнулась и не на шутку закашляла. Я быстро помог несчастной и несколько раз нежно похлопал по спине.
Тамара Петровна почти взахлёб говорила:
- Теперь, когда вы, наконец, обрели официальный статус мужа и жены после двухлетнего гражданского проживания...
- Обретут... в декабре... прошу прощения... - всё так же аккуратно вставил отец.
- Я не поняла, Юрий Семёныч, - удивилась она, - у вас есть сомненье, что полтора месяца изменят положение дел?!
- Ни-ни, - помотал он головой, - у меня никаких... Я так, чисто формально, протокольно что ли...
- Все "формальные протоколы" , Юрий Семёныч, уже подписаны два дня назад, теперь у них начинается ЖИЗНЬ! И я вправе иметь внуков да поскорей!
- Действительно... пора...
- Тогда пьём! - прокричала Тамара Петровна. - Пьём! Пьём! До дна!
- Ура-а-а! - добавил отец не то в шутку, не то всерьёз. - Ура-а-а!
Все выпили и сели кроме Оленьки, которая не стала делать ни того, ни другого - она откровенно, как говорится, приземлила свою маму на землю:
- Мамочка, какие сейчас внуки, какое там "скорей" , о чём ты говоришь, родная? Мы с Костиком очень любим и хотим детей, но: но не в ближайшее время:
Я дёрнул Оленьку за руку в надежде, что она сядет за стол, но не тут-то было.
- А как же спорт, гимнастика? Ты об этом забыла? У меня же всё расписано на несколько лет вперёд: 2010-ый, 2011-ый, соревнования, поездки, заграница, планов громадьё. И мне что... отказаться? Запереться дома как курица-наседка и нести яйца? Мамочка...
Я снова дёрнул Оленьку, и на сей раз она села на стул.
- Ты прекрасно сказала: "курица-наседка"! - восторженно оценила Тамара Петровна. - Это так здорово, по-нашему, по-женски! Курица-наседка, а вокруг много жёлтых цыплят, и рядом - старая пеструшка со старым петухом! Что ещё надо человеку?!
- Позвольте, - усмехнулся отец, проглотив селёдку "под шубой" , - старый петух должно быть я?
- Ну конечно! - с радостным откровением ответила она. - Кто же ещё!
- Спасибо...
- Нет, Юрий Семёныч, "спасибо" вы скажете не мне, а нашим молодым, когда они родят вам внуков!
- Да ничего мы не родим в ближайшую пятилетку, мамочка. Мы заняты по горло.
- А вот это уже не по-нашему, не по-домашнему, не по-женски! И если бы сейчас был с нами твой папа, он бы тоже не одобрил! - осудила Тамара Петровна. - Ваши дела можно временно отложить ради детей и внуков! Вон, Алсу второго ребёнка родила и снова вернулась на сцену, и ничего!
- Ты не путай, дорогая мамочка, певицу со спортсменкой по художественной гимнастике.
- Интересная новость, - заметил отец, - с каких это пор Алсу стала певицей?
- Да какая разница, Юрий Семёныч, я говорю вообще... - ответила Оленька. - Певица может петь и при таком весе, как Монсерат Кобалье, к примеру. А спортсменка рухнет при первом прыжке, если ещё умудрится сделать его.
Тамара Петровна настойчиво продолжала:
- А почему ты думаешь, что после родов располнеешь как Монсерат?! Ничего подобного, ты к этому не расположена!
- Вот именно, - поддержал отец, - до Монсерат Кобалье ещё далеко.
- Это в каком смысле... далеко? . . - не поняла Оленька и развернулась к нему всем телом.
- Да нет... я... я в смысле полноты... толщины...
Молчаливая Наталья снова иронично хмыкнула, но гораздо громче.
Оленька кисло улыбнулась, и взгляд её был настолько пронзающим, что отец не выдержал и быстро перекинул весь удар на меня:
- Костик, а чего ты молчишь, сын мой? Твоя жена старается, надрывается, а ты молчишь, хоть бы мяукнул.
- Мяу! - сказал я. - Нет, если серьёзно, то мы действительно заняты по горло и даже выше, по уши. У нас у каждого только началась раскрутка наших дел: у Оленьки в спорте, у меня в творчестве. Мне, например, скоро сдавать роман, потом - как всегда - дадут поправки, надо сидеть переделывать, а затем - ещё четыре вещи в перспективе. Надо писать пока редакция даёт возможность, у меня договор с ними на три года. Вот так, Тамара Петровна. Мы не против детей, но дайте поработать, успеем ещё.
- Вы-то успеете... а я, может, не успею поглядеть на внуков...
- Мамочка, ну зачем так трагично, дорогая?
И тут Тамару Петровну пробил сильнейший накал эмоций:
- Эх, вы-ы-ы! Величайший Достоевский, глыба творческой мысли, колосс психологической драмы имел кучу детей и писал при этом, писал и писал, оставаясь иногда совершенно нищим!
- Мамочка, - осторожно сказала Оленька, - поэтому Костик и я не хотим быть нищими родителями, повторяя пример величайшего Достоевского.
- Я говорю о высшей материи, доченька! О предназначении человека, который, прежде всего, заботится о продолжении своего рода!
Проявив огромную жалость, а может быть актёрские способности, отец успокоил Тамару Петровну:
- Наша дорогая МАМА, прошу не нервничать, вам обязательно будут внуки в ближайшее время! Это дело я беру на себя! И только на себя! - и стукнул своим тапком по моей ноге.
Я понял отца, и по цепочке наступил Оленьке на ногу.
Она хмыкнула и прикрыла лицо рукой.
Молчаливая Наталья теперь издала громкий ироничный звук:
- Хе-хе!
А Тамара Петровна, ошарашено глядя на моего отца, спросила, запинаясь:
- Как это... как это, Юрий Семёныч: это как вы берёте на себя? . . Позвольте: я что-то:
- Это - аллегория, Тамара Петровна, иносказание! Имелось в виду, что я чаще вижу наших молодых и могу ускорить этот процесс своим словом, напутствием, пожеланием!
- А-а-а-а, теперь поняла, Юрий Семёныч! - она улыбнулась. - О, Господи, наконец-то поняла! Вы всегда вовремя во всех вопросах и порой так неожиданно!
Отец поднялся, поклонился почти до самого стола и торжественно произнёс:
- За вас - нашу несравненную МАМУ и Тамару Петровну! Сын мой, всем шампанского! У меня - тост!
Я разлил по бокалам шампанское, и все замерли.
- Друзья мои! - загадочно начал отец и сделал театральную паузу, потом внимательно поглядел на Тамару Петровну и продолжил. - Хочу признаться, что сидя за этим столом, меня как-то странно клонит на правый бок! Представляете, сяду прямо, а натура так и тянет свалиться вправо! А кто справа? А справа - притягательная женщина! Так выпьем за магнит нашей души - Тамару Петровну!
- Браво! - оценила она. - Браво! Так коротко и так образно!
Все бокалы звякнули и были выпиты до дна.
Отец тут же спросил:
- А как дела, Тамара Петровна, у вашей младшей дочери, нашей молчаливой Натальи? Что по жизни? Какие мечты, какие планы, ведь школа уже позади?
- А пусть эта молчаливая Наталья сама и ответит, - кивнула мама на младшую дочь, - скажи-скажи, что ты придумала по жизни! Это - ужас!
