Девочки, разумеется, согласились, посмеиваясь.
- Ты бы, Дикий, бабские сплетни не слушал. Гуляй, не грей уши, - подытожила заноза - Лерка.
- Как хочешь, Лен, тогда я билеты в театр выкидываю: Нотр Дам пускай лесом идёт, - попытался взять подругу на понт - у нас как раз этот мюзикл гастролировал, и это первое, что пришло мне в голову. Сказал и вальяжно развернулся.
- Да хоть в задницу их запихай! - крикнула вслед Лена. - Или своей предложи, на которую меня променял!
Спустя две перемены, когда Костян, который стал относиться ко мне с завистью, страшно нервничая от того, что не мог найти клиента на двести тысяч, ушёл курить на улицу, Лена подкралась ко мне сама.
- Петь, ты о Нотр Даме серьёзно? - одна, без свидетельниц, она держалась гораздо скромнее, королевскую надменность не проявляла, обиду, если она была ненаигранной, не показывала.
- Конечно! - обрадовался я. - Ну что ты как маленькая дуешься! Говорю же тебе, дела были семейные, отмазаться никак не мог!
- Так скажи, какие! Темнишь всё, темнишь, волей-неволей о другом подумаешь: о другой.
В инете билетов не было с неделю уже и мне пришлось, раз понтанулся, обратиться к Славику-Будде. Хорошо, что он оказался в клубе, а то зря бы после школы смотался.
Будда с невозмутимым лицом листал телефонную книгу в айфоне и пояснял.
- Мой папаша кое-какие услуги администратору нашей музкомедии оказывал, я не вдавался, так он теперь пожизненно должен. Алло, Вениамин Евгеньевич? Не узнали? Вячеслав Игоревич беспокоит: - два билета, разумеется, нашлись, причём, в престижных местах партера - понятия не имею, где это. Обменявшись со Славиком номерами, мы расстались друг другом довольные. От его вопросов я уклонился, а его дела мне были не интересны.
Надо было видеть лицо Лены, когда вместо главного входа я повёл её через пустующие по причине полного отсутствия билетов кассы, где спросил Вениамина Евгеньевича. Мой рейтинг в её глазах зашкалил, и она рефлекторно вцепилась мою в руку, будто я собрался сбегать от неё, сирой.
Лена в вечернем платье, в стильных туфлях, с немыслимой причёской, на которую потрачены, наверное, часы в парикмахерской, выглядела ослепительно. Мои серьги вписались в образ недоступной красавицы идеально. Я остро пожалел, что не додумался преподнести ей ожерелье, усыпанное мелкими бриллиантами - очень подошли бы. Взгляды мужчин и женщин сосредотачивались на моей Леночке, пока мы фланировали по холлу. Лена во взглядах купалась, удовольствия не скрывая. Я рядом с ней выглядел серой мышкой, несмотря на то что одет был в выбранный Леной костюм и галстук - она настояла.
- Для Молла сойдёт, - прокомментировала она тогда, когда я мучился, нарезая в огромном магазине километры, по указке Лены меряя шмотки. - А на крутой брэнд у тебя, увы, денег уже не хватит. - И я тогда поблагодарил Мать-землю за то, что ограничился суммой двести тысяч, а то бы жить в том проклятом гипермаркете остался.
По-моему, основной причиной её похода на мюзикл был не спектакль, а повод поблистать в вечернем платье. По какому ещё поводу в нашем захолустье тряпку с открытой спиной напялишь? Наверняка надеялась, что встретит там кого-нибудь из знакомых женского пола, которые обзавидуются и помрут на месте. Не судьба.
Единственным, но огромным минусом просмотра в партере было то, что там невозможно было целоваться. Для меня, по крайней мере. Лена и так была довольней медведя, забравшегося в бочку мёда. А целоваться мы начали в такси, по пути к Лениному дому.
В лифте я нажал последний этаж и далее утянул девушку выше, к выходу на чердак. Она шла за мой безропотно, влажные, припухшие, ярко-розовые от поцелуев, а не от стёртой помады губы вытирать даже не пытаясь.
- Полезли на крышу? - предложил я, от возбуждения задыхаясь. Ленина грудь тоже вздымала. Щёчки её раскраснелись, глазки блестели. Такой я её ещё не видел.
- Зачем? - поинтересовалась она, по сути, не интересуясь. Так, из женского противоречия спросила.
- Я покажу тебе звёзды: видела, какое сегодня небо?
Замок я сломал легко, на секунду войдя в игровое состояние. Плоская крыша утопала в девственном снегу, под светом полной луны искрящимся. От нас, разгорячённых, валил пар, словно мы вышли из бани, а не из прохладного подъезда, а небо расцвело россыпью пьянящих звёзд, подмигивающих нам одобряюще.
- Вот тебе небо в алмазах! - прокричал я, пьянея от счастья. Лена открыла рот от восторга. С края левого глаза сбежала слеза.
Я не выдержал и нежно слизал её. И мы продолжили целоваться с ещё большей страстью, холода не замечая. Мы были одни в огромном мире, нам никто не мешал, и никто нам не был нужен:
Я забрался руками ей под пуховик, она не возразила. Грудь, попа, касание между ног, от которого она дёрнулась, шумно выдохнув, но не отстранилась. Катастрофически не хватала тепла, но уходить, интуиция подсказывала, нельзя - разрушится магия момента. Я зашептал наговор, совершенно не думая об отсутствии накопителя, о том, что мне может грозить, по меньшей мере, бессилие. Заклинание рождалось само, из глубин подсознания, оккупированного древней ведьмой, и полная луна своим серебром поддерживала, одобряла действо, вливала силы. Наверное, только с её помощью мне удалось устоять на ногах, когда вокруг нас расцвели подснежники, и вкус к жизни, кстати, был потерян совсем незначительно. Или это любовь, которая бурлила во мне, как вода в паровозе? Разогнался - не остановишь.
- Я в сказке! - счастливо рассмеялась Лена, опускаясь на цветочный ковёр. - Ты волшебник, Петенька, я знала: знала: - повторяла в перерывах между поцелуями. Наши губы уже онемели, почти не чувствовали.
Я лихорадочно, неумело стянул с неё пуховик. Непослушными руками спустил лямки платья, расстегнул лифчик. Девушка млела, не сопротивлялась. Нам было тепло под прозрачным куполом, по которому скатывались редкие разноцветные снежинки, в лунном свете переливающиеся радужным серебром; они будто привет передавали от хозяйки, от круглощёкой ночной старушки, добродушной сегодня.
От любой своей же ласки я вздрагивал вместе с Леной - наши чувства смешались. Это было поразительно. Я узнал, насколько чувствительна женская грудь, как нужно целовать, посасывать, покусывать сосок, как часто менять левую на правую и наоборот; как перехватывает дыхание от лёгкого касания бедра, как растёт вожделение, когда мужская рука ползёт всё выше и выше. Влагу у себя между ног я, спасибо Мать-земля, не почувствовал, но, когда палец лёг между губок, испытал удовольствие не меньше, чем Лена, которая издала долгий стон, полный абсолютного счастья. Тем не менее, нашла силы прошептать.
- Презерватив: - чем разрушила волшебность момента. Наваждение схлынуло, и я стал собой. Нет, чувствовать партнёршу как самого себя я не перестал, но ощущения притупились, и стали чётко дифференцироваться на мои и её, а не так, как было до её слов, когда всё путалось.
Лишить девушку девственности рука не поднялась. Смешно звучит, правда? То, чем лишать положено, давно было поднято, гудело, вопрошая, но: девочка беспокоиться начнёт из-за возможного залёта, не дело это для первого раза, который для любимой должен стать ничем не омрачённым праздником. Я так полагал. Поэтому шевелил пальцами, прислушиваясь к ощущениям. Кончая, Лена тихо выла, с силой зажмурившись, царапала мне плечи и сдавливала бёдрами мокрую от её соков кисть, принёсшую ей столько невероятного наслаждения:
Я летал сквозь миры, растекаясь в блаженстве. Кроме обычного долгого женского удовольствия, успевшего стать привычным, мне почудилось ещё что-то труднообъяснимое, переворачивающее всё, делающее блаженство не просто наслаждением, а самым желанным событием в мире, возможным лишь с этой женщиной, ни с какой больше:
- Я люблю тебя, Петя: - шёпотом призналась Лена совершенно для меня неожиданно. Оторвала впившиеся в плечи пальцы, оставив от ногтей чёткие ссадины, и принялась перебирать мне волосы. - Я готова на всё: почему ты:
- Презерватив: - коротко ответил я.
- Какой ты заботливый, - похвалила, целуя в губы, а рука её стала расстёгивать ремень брюк. - Ответственный: я тоже ответственная и знаю, чего ты хочешь: спасибо тебе.
- За что? - просипел я, чувствуя, как её горячая ладонь обхватывает мой ещё более горячий ствол.
- Какой он у тебя огромный, - польстила она. Или говорила искренне, иных вживую ни разу не наблюдая, кроме как на фото и в порно роликах. Мой член далеко не гигант, но и не крошка, которого стыдиться стоит. Он среднего размера, гордый и невероятно красивый. Мамой клянусь.
Минет Лена делала неумело, но старательно, неудачи в виде укусов, зажимов и прочих царапаний искупала искренностью и жаром.
- Сейчас кончу: - сдавленно предупредил я, так как она, извиняясь, попросила, объясняя просьбу тем, что боится не выдержать вкуса и тогда её вырвет.
Лена отстранилась, выпуская член изо рта, и продолжила движения рукой. Оргазм потряс меня, подняв на вершину блаженства. Швырнул по иным мирам, ранее недоступным, рвал плоть и собирал вновь, рождая из сладкого небытия: вместе с образом единственной, неповторимой, любимой, всегда желанной:
А сколько силы! Океан сквозь меня протёк. Пожалуй, больше, чем от оргазма Лены; и "вкус" чётко иной.
- Что это было: - сдавленно спросила Лена.
Лёжа на спине, я приподнял голову и опустил взор. Ленина голова лежала на моём животе. В волосах запутались следы белой вязкой субстанции, которую девушка убирать не спешила.
- Это жидкость со сперматозоидами: - протупил я, не понимая о чём конкретно вопрос.
- Я не об этом, не совсем дурочка: я об ощущениях: я будто тебя почувствовала: - продолжение прервал телефонный звонок из её сумочки, далеко не первый, кстати. - Надо взять трубку, мама с ума сходит, - с этими словами подтянула сумку к себе.
- Алло, мам! - ответила раздражённо. Далее зашептала. - Рядом с домом. Не одна. Ну не могла я, мам! Да нормально всё у меня, не волнуйся, маньяки обломались. Да. Да. Больше не буду, честное слово! Да иду уже, иду: неудобно говорить, давай дома. Господи, да успокой ты папу: всё, я скоро, - с этими словами отключилась. Обращаясь ко мне, сказала виновато. - Родители требуют представить им молодого человека, который их дочь по концертам водит, не даёт на звонки отвечать, по ночам задерживает и вообще: понимаешь, Петь?
