Следующие пять минут Вера сидела на диване и ласкала себе груди так, как она привыкла, как делает это обычно - согласно заданию. При этом рассказывала нам забавную по её мнению историю из своей жизни в общаге. Ладони нежно мяли груди, ногти скороговоркой пробегали по соскам. Пальцы останавливались, крутили и давили их, зажимая между большим и указательным, поглаживали. Иногда Вера подтягивала грудь ко рту - размера хватало - и лизала по очереди левую, правую и наоборот. Дыхание её участилось, стало прерывистым.
- Замри! - приказал я, и девушка застыла с левым соском во рту.
- Петь, - вдруг прошептала Катришка, - у меня мобильник ругается, говорит, памяти не хватает.
- А вот не надо было твоё видео с фотками себе скидывать, - подколол я её, радуясь, что сестра отвлекла меня от бешено-сексуальных помыслов.
- Ой, да ладно тебе!
- Ладно, когда складно, а у тебя проблемка: - Катришка шутливо толкнула меня локтем в бок, а я шутливо ойкнул. - Возьми мой. У меня память практически пустая - ты же свою красоту у меня удалила. - Она снова стукнула меня под рёбра и метнулась за телефоном. Модели у нас были одинаковые, дешёвые Хай Скрины. Только у меня просто чёрный, а у сестры в розовом чехле с мягкой фенечкой на короткой цепочке. Снимали наши гаджеты неплохо.
Вера продолжала изображать стоп-кадр, а я приступил к внушению.
- Когда я скажу "оргазм" , ты кончишь. Кончишь так, как не кончала ни разу, испытаешь самый сумасшедший, самый мощный оргазм в своей жизни: долгий, глубокий, сладкий-сладкий. Ты умрёшь и воскреснешь, взорвёшься звездой, разлетишься на искры и соберёшься вновь, из жаркой парной окунёшься в прорубь: - я перечислил запомнившиеся мне описания женского оргазма, прочитанные в какой-то интернет - статье. Ужасно захотелось посмотреть на это вживую, тем более что в гипно-роликах я подобное внушение наблюдал. - А после оргазма настанет долгое невообразимо приятное, нежное, сладкое расслабление: итак, отомри. Оргазм, Вера.
Дыхание девушки резко участилось и быстро сменилось короткими, глухими, мычащими стонами, будто бы через нос. Одна рука продолжила мять грудь, другая соскользнула вниз, между ног, которые рывками, словно бы нехотя, как бы через силу раздвинулись. Теперь Вера ласкала сосок, напрягшийся точно маленький, короткий и толстый членик, и одновременно тёрла промежность. Стоны становились всё громче и громче, судорожно задвигался таз - вверх-вниз, но скоро, буквально через пяток секунд, раздался самый продолжительный, рычащий стон и дыхание остановилось. Бёдра сжались, руки соскочили с тела, ладони хлопнули о диван. Пальцы сжались в кулак, комкая покрывало. Тело выгнулось дугой, лицо исказила гримаса оскала, будто Вера терпела невыносимую боль:
На мостике, слабо дрожа, потряхивая жиром, Вера простояла, наверное, секунд десять - но мне показалось долго, почти вечность. После чего, шумно вдыхая и выдыхая через рот, опустилась на сиденье и расслабилось. Лицо её разгладилось и место оскаленной гримасы заняла блаженная улыбка.
По рукам и ногам ещё пробегали единичные судороги, приносящие, судя по довольному виду Веры, приятные ощущения, когда девушка, наконец, открыла глаза. Они были покрыты поволокой похожей на плёнку масла на дне горячей сковородки.
- Ты как? - спросил я внезапно охрипшим голосом.
Наблюдение за кончающей женщиной принесло мне массу эмоций. Я поймал себя на том, что глажу свой гудящий от напряжения член и отдёрнул руку. М-да, смотреть на экране и видеть в реале - две большие разницы. Катришка тоже от меня не отстала - стояла, скрестив ноги, и тихо шевелила тазом. При этом дышала редко и тяжело, как загнанная лошадь.
- Не-е зна-а-ю-ю, - шёпотом, нараспев ответила Вера, прислушиваясь к самой себе, - но это та-а-акой ка-айф, не описать:
- Спать! - прохрипел я и обратился к сестре. - Катриша, очнись:
- А? - переспросила девочка и, что-то ощутив в себе, выдала: - Ой:
Выключив камеру, отвернулась от меня и незаметно, как она полагала, перевела ноги из скрещённого положения в обычное. Её щёчки заалели.
- Принеси попить, пожалуйста, - сглотнув, сказал я обычным, избавленным от хрипоты голосом. Вставать мне было решительно лень. Да и неудобство от бугра в штанах чувствовал.
- Ага, - согласилась сестрица и побрела на кухню, всё ещё пребывая в состоянии лёгкого потрясения.
Вернулась она с пластиковой бутылкой минералки в одной руке и табуреткой в другой. Села рядом со мною и пока я жадно глотал пенную, холодную воду, вдруг поделилась.
- Знаешь, Петь, девочки конечно рассказывали, и в инете я: натыкалась на разное, в ватсапе ролики иногда рассылают, но чтобы так: у неё лицо было, будто её пытают. А потом, как в раю: я и сама это: как-то: - она замялась, и я решил ей помочь.
- Кончила что ли? - сказал мягко, доверительно.
Она, повернув в мою сторону голову, внимательно меня изучила: не собираюсь ли я пошутить, посмеяться или ещё как унизить её достоинство. Пришло к выводу, что нет, не собираюсь, и призналась:
- Не знаю. Приятно стало внизу живота, тепло и: мокро.
- А ты разве никогда:
- Ты что?! Я тебе онанистка, что ли?! Это ты поди привык уже. Вы, пацаны, все этим страдаете.
- С чего ты взяла? Да, многие, но я - нет. - Внезапно и я признался. - Только во сне, по утрам. И нет, ты не кончила, и хватит признаний, - мне откровения резко разонравились. - Работать надо. Надо постгипнотическое внушение проверить. Это в принципе и есть кодировка.
Проверить - это я для Катришки сказал, чтобы отстала с внезапным откровением, а сам я был уверен в своих силах полностью. Довольно урчащий в солнечном сплетении котёнок - так я давно уже называл те ощущения тепла или, не дай бог, холода, где-то внутри меня, в глубине моей сути - мою убеждённость поддерживал.
- Вера, ты находишься в глубоком гипнотическом сне и слышишь только мой голос. Ответь, какие у тебя рост и вес.
- Сто шестьдесят пять, восемьдесят девять, - сказала безэмоциональным, как у робота, голосом. Она так и сидела с открытой, свисающей в виде груши, молочно-белой, отделённой чётким следом лифчика грудью, на которую я уже внимания не обращал. Будто был врачом на работе.
- Какой вес хочешь иметь?
- Пятьдесят пять:
Катришка внезапно встряла.
- Она гонит. Кость широкая, мослами торчать будет - некрасиво. Пятьдесят девять - шестьдесят самое то, - заявила безапелляционно, с видом знатока.
Я пожал плечами, мне было всё равно.
- Итак, Вера, с этого момента ты начнёшь есть мало: - сестра вдруг снова меня остановила.
- Пусть калории считает. Спроси, умеет ли она.
Я спросил. Да, разумеется, с её-то опытом перманентного похудания.
- Тогда скажи ей, чтобы больше тысячи килокалорий в день не ела, а потом, когда достигнет пятидесяти девяти килограмм можно и нужно есть больше, а то совсем истощает, но надо следить за весом. Если набрала - снова ограничение.
Я поднял в удивлении бровь, но интересоваться, откуда она, худая щепка, всё это знает, не стал. У женщин у всех, похоже, к весу отношение трепетное.
Так, почти Катришкиными словами и сделал установку, закрепив:
- Это для тебя кодировка на ближайшие годы: - и уточнил, подумав, - на ближайшие пять лет.
Вдруг у Катришки зазвонил телефон. Она в раздражении собралась было сбросить, но увидев имя абонента, недовольно сказала.
- Мама, надо ответить, а то потом: - и ушла в мою комнату, разговаривать. Дочь с мамой - это надолго, по опыту знаю, и мне как шлея под хвост попала.
- А сейчас, Вера, займёмся математикой. Вспомни свой последний мощный оргазм и, наоборот, представь полное отсутствие возбуждения. Оргазму назначается число "пять" , полному спокойствию "ноль". Представь шкалу от ноля до пяти - это будет шкала возрастания сексуального возбуждения. "Один" - лёгкое, "два" - среднее. "Три" - сильное, когда кончить надо, как будто в носу свербит, чувствуешь, что подходит, вот-вот чихнёшь и полегчает. "Четыре" - возбуждение приблизилось к максимуму. Необходимость получить разрядку можно сравнить с желанием вздохнуть под водой, когда лёгкие, кажется, сейчас разорвёт. И, наконец, "пять" - это тот самый оргазм, который ты недавно испытала.
- Когда я назову любое из этих чисел, твоё возбуждение станет ровно таким, ни больше, ни меньше, не сдвинется ни туда, ни сюда, что бы ты не предпринимала. Это - кодировка на: год, - если интерес не потеряю, то проверю сколько реально установка будет действовать. Вернётся как раз. К родителям по-любому приедет. На внешний вид заодно посмотрю - пять лет, по-моему, перебор, не выдержит.
Котёнок тупо урчал, довольничая, и ни черта не подсказывал.
- : когда я скажу "три" ты проснёшься в полном сознании, в прекрасном расположении духа, полностью довольной. В памяти останется воспоминание только о кодировке на похудание, о второй забудешь, но действовать продолжат обе. Твой внешний вид тебя не смутит, воспримешь его как должное на фоне общих приятных ощущений. Итак:
- Погоди, Петь, почему без меня? - Катришка возникла неожиданно, я даже дёрнулся.
- Да так, отстань.
- Э-нет, я же всё слышала! Давай на меня тоже, на мой голос!
- Что на твой голос?
- Чтобы меня тоже слушалась!
Мои глаза превратились в блюдца.
- Тебе зачем?
- А тебе?
А действительно, зачем? В корень посмотрела. Мне явно понравилась власть, тем более с сексуальным оттенком. Мне хотелось управлять, по крайней мере, именно этой женщиной. Демонстрировать собственное превосходство, причём, через удовольствие или его лишение. Возможно, унизить желалось высокомерную дурочку.
Совесть отошла в сторонку и отвернулась. Когда я успел таким стать? Вопрос остаётся без ответа. А с другой стороны, есть же публика, которая любит шоу артистов-гипнотизёров, где людей на их глазах унижают и каждый зритель представляет себя не тем, над которым потешаются, а наоборот, примеряет одёжку артиста-начальника. Вот и я такой же: наверное. А может просто гормоны играют, читал.
- Мне чисто ради эксперимента, - соврал я, - а тебе?
