Вовка немного опоздал. Он сначала слегка заблудился, потом обежал параллельной улицей кучку подозрительных пацанов, а затем отбивался снежками и льдышками от большой и, видимо, голодной собаки, которая учуяла его пирожки.
Ленка встречала его в сенях, закутанная в шелковый, не по размеру, большой цветастый халат, с подкрашенными губами и подведенными глазами и оттого какая-то незнакомая, чужая, но очень красивая. Ее губки кривились. Видимо, она собиралась плакать, но передумала и широко улыбнулась. Я думала, ты не придешь, шепнула он Вовке, сдирая с него пальто.
- А я вот, - сказала она, на мгновение распахивая халат, под которым ничего не было. - Ты чего дома соврал?
- Ничего, - сказал Вовка, продолжая раздеваться. - Мне училка справку дала, что я буду заниматься с тобой:
- Чем?
- Изложениями и правописанием.
- С чего начнем?
И Ленка, закружившись, сбросила халат на пол.
Вовка, тоже уже голый, подошел к ней и обхватив ее за плечи, плотно прижав к себе. Его писюн уперся ей в пупок. Она тихо охнула.
- Я хочу начать с того, чем ты занимаешься в классе почти каждый день. Ты "сжимаешь ножки" , так? Покажешь?
Покажу, - задумчиво сказала Ленка, подвигая тяжелый стул на середину комнаты. - А ты присядь, чтобы лучше видеть.
Вовка присел, а она села на стул прямо напротив его, широко разведя ножки.
- Вот смотри, - начала она и вдруг закрылась руками. - А ты откуда знаешь, что я это делаю?!
- Видел много раз. Это делаешь ты и еще одна девочка. Я ее "Замарашкой" зову. Она слева от меня сидит.
- Ты никому не говорил?
- Не говорил и не скажу. Не бойся.
Она успокоилась и вновь развела ножки.
- Вот смотри, - снова начала она. - Самое главное - захватить ногами этот шарик. Видишь?
Она вновь широко раздвинула губки.
- У некоторых девочек он повыше, у других - пониже. Мне, чтобы его захватить ногами, надо немного нагнуться вперед. Вот так. А потом выпрямиться или даже отклониться назад. Перед началом хорошо немного посидеть, разводя и сводя ноги. Но это не всегда. Вот смотри, я хорошо захватила шарик, и отклоняюсь назад.
Она откинулась на спинку стула и ее лобок вытянулся, а живот напрягся. Ножки ее затряслись, а глаза закрылись.
- Вот сейчас можно сжать ноги что есть силы и получить удовольствие. А можно раздвинуть ноги и начать сначала.
Она так и сделала, показав "это" несколько раз. Под конец она не удержалась и, неистово сжимая ноги, изгибаясь и теребя сосочки, "получила удовольствие" , чуть не упав со стула. Немного передохнув, она потребовала от Вовки показать, как он "получает удовольствие". Они поменялись местами, то есть Вовка, сидя на стуле, теребил свой писюн, сжимая и разжимая ноги, а Ленка, присев на корточки и засунув руку куда-то в щель, горящими глазами наблюдала за Вовкой и, кажется, "получила удовольствие" еще раз, пока Вовка ловил "свое". После этого она решительно приказала одеваться, и Вовка начал учить Ленку писать изложение. Затем они пили чай с пирогами, много смеялись и, под вечер, Вовка умчался домой делать свои уроки. Их-то ему никто не отменял.
На следующий день Ленка нашла его на перемене и заявила, что заниматься изложением и правописанием каждый день вредно и что они будут встречаться через день - в понедельник, среду и в пятницу. В субботу у них с мамой - банный день, а во всем мире воскресенье - выходной. И она была права. Но свои "индивидуальные занятия" Вовка не отменял.
Назавтра как раз была суббота, и у Вовки тоже был банный день. Часов в восемь вечера мама загнала его в ванную, напустила воды, велела раздеваться и лезть в воду. Он, как послушный ребенок, залез и улегся отмокать. Минут через пять она вернулась, уже без банного халата, но, как всегда, в лифчике и трусиках. Вовка уже разогрелся, вспотел и был готов к омовению. Она всегда его мыла, сколько он себя помнил, и поднимала из ванной одними и теми же словами: "Вставай, лежебока, дай-ка я тебя намылю!" Мама привычно сказала: "Вставай, лежебока" и осеклась. Встал не только Вовка. Его писюн, изрядно поработавший за эти дни, тоже сделал попытку, маленькую, жалкую попытку привстать, разогретый горячей водой и воспоминаниями о работе над "изложениями" с Ленкой. Мама посмотрела на Вовкин членик, потом на Вовку, и, бросив ему намыленную мочалку, сказала: "Ты, сын, уже взрослый, так что мойся сам". И ушла ожидать своей очереди на помывку вместе с бабушкой и телевизором.
Вовка возликовал. За время мытья он не только два раза получил удовольствие, но и сделал маленькое открытие - его маленький членик получил еще одну "степень свободы". У него теперь открывалась головка! Сморщенная кожица на краю писюна расходилась и открывала маленькую, неоформившуюся, синенькую головку. Он немедленно намылил руки и промыл головку, только что увидевшую свет в ванной комнате. Потом смыл пену под душем и задвинул крайнюю плоть на место.
После мытья Вовка несколько раз заходил в туалет и смотрел на блестящую, словно перламутровую головку. В эту субботу он уснул новым человеком.
В понедельник Вовка прибежал к Ленкиному дому, игнорируя и встречный ветер, и мелкую шпану на углу, и вечно голодную бродячую собаку. Ленка встречала его, как всегда теперь, в шелковом халате на голое тело. Только она распахнула халат, показывая свое тело, как Вовка, спихнув вниз и брюки, и трусы одним движением и сдвинув назад сморщенную кожицу, показал ей свою головку.
- Ого! - сказала голенькая Ленка. - А потрогать можно?
- Можно! - великодушно разрешил Вовка и замер, наслаждаясь новыми ощущениями. Маленькие Ленкины пальчики ощупывали головку и сверху, и снизу, и трогали головку спереди, где у нее был маленький вертикальный ротик.
- Ладно! - милостиво разрешила ситуацию Ленка. - Раздевайся!
Вовка вздохнул с облегчением. Ведь все время обследования он стоял в пальто, в шапке, с портфелем и со спущенными штанами.
- Чем займемся, Вов? - спросила Ленка, поигрывая своими сосками.
- Я вчера придумал кое-что, чтобы нам "получать удовольствие" одновременно, - сказал Вовка и стремительно разделся, побросав на постель одежду и запулив куда-то в угол портфель с книжками и пирожками.
Он сел на стул, широко раздвинув ноги, подозвал девочку и попросил ее встать вплотную и слегка расставить ноги.
- Ты хочешь это туда, внутрь? - спросила она недоуменно. - Так нельзя же, больно.
- И не будем! - успокоил ее Вовка. - Мы сделаем по-другому.
Он взял ее за попку и придвинул к себе максимально плотно. Одновременно другой рукой он взял свой член и заправил девочке между ног так, что его конец торчал бы у попки, если бы был такой длинный. Но маленький Вовкин членик своей головкой пришелся как раз напротив середины ее щелки.
- Теперь поняла?
- Поняла. А дальше что?
- Сожми мой писюн своими ногами, только не сильно. Здорово?
- Пока не очень.
- Тогда навались на меня, чтобы мой писюн касался твоей горошины. Так лучше?
- Намного!
- Теперь я сдавлю твои ноги своими. Так лучше?
- Ллуучше! - прохрипела Ленка, обняв Вовку за шею своими руками.
Она сжимала и разжимала ноги, стискивая вовкин писюн и, одновременно с ним, свои губки и горошину. Вовка своими руками прижал тельце девочки к себе и двигал его, стараясь, чтобы его соски попадали на ее соски и терлись друг о друга, а ноги его поймали ритм и сжимали Ленкины ножки. Наконец его писюн задергался, Ленкины губки и горошина задергались тоже, она крепко обхватила Вовку за шею и, рыча, как зверек, изогнулась назад, растягивая вовкин писюн и свои губки с горошиной, а Вовка одной рукой поддерживал Ленку за талию, а другой рукой мял и крутил то ее соски, то свои. Наконец их тела перестали пульсировать, руки расцепились и Ленка мягко шлепнулась на пол, усевшись прямо на попку и тупо глядя на еще подергивающийся вовкин писюн. На его головке повисла большая сверкающая капля. Ленка вдруг нагнулась вперед и слизнула эту каплю. И счастливо рассмеялась.
- Ну, что, Лен, понравилось?
- Понравилось, Вов, еще как понравилось! Такого у меня еще не было!
Она поднялась с пола и поцеловала Вовку в губы, передав вкус капли. Капля была соленая, и Вовка сплюнул на пол.
Они отдыхали минут пять, затем оделись и решили перейти к занятиям.
- Знаешь, Лен, я попробую научить тебя писать изложения так, как пишу их я.
Она перестала жевать кончик ручки и с любопытством уставилась на Вовку.
- Как же это?
- Учительница читает какое-то произведение, например, рассказ Тургенева, а я в это время представляю то, что она читает, и стараюсь запомнить побольше. Но записываю только главное. Понятно?
- Не очень.
Вовка задумался.
- Ну его, этого Тургенева. Попробуй: попробуй описать то, чем мы с тобой сегодня занимались. Сможешь?
- Попробую: но, Вовик, это стыдно!
- А заниматься этим не стыдно?
- А если кто найдет?
- А мы сожжем твой листок в печке. И все.
Ленка еще немного погрызла ручку, согласно кивнула и принялась за писанину. Вовка заскучал. Он внимательно изучил комнату, белую, кое-где облупившуюся, печь, послушал, как горит в ней газ, нагревая котел, и вдруг заметил, что Ленка вовсю орудует двумя руками, одной старательно пишет, а другой - шебуршит, задрав платьице, у себя в трусах.
- Ну, вот, написала.
Ленка отбросила ручку и подала правой рукой листок Вовке, левой продолжая орудовать у себя в трусах.
- Пока писала, захотелось еще раз.
- Подожди, сейчас прочту, сделаем вместе.
Он бегло прочитал Ленкину писанину. Написано было талантливо и ярко настолько, что Вовкин писюн шевельнулся в трусах. Вот только корявый почерк и ошибки портили все дело.
- Хорошо! Жги!
И Ленка, открыв заслонку, сожгла свое произведение в печке.
- А теперь иди сюда, я тебе объясню, что я придумал.
Вовка привлек ее к себе, поставив между ног, повернул боком и, придерживая за плечи левой рукой, начал медленно водить по Ленкиному телу правой, прямо сквозь платье нажимая на соски, поглаживая живот и нажимая на губки щелки. Ленка уже собралась раздеться, как в сенцах что-то загремело, и Вовка услышал веселый женский голос:
