С минуту мы стояли молча, уставившись на огромный ржавый замок дома, где нам предстояло провести лето, и на нас на всех троих словно ступор напал. Было слышно, что там вдали за деревней громыхал, подпрыгивая на кочках, пустой прицеп тёти Оксаниной "нивы" и гул мотора, который становился все тише и тише и наконец совсем пропал где то в полях.
- Сука, блядь, триперная, овца поганая, бросила нас тут, а сама уехала. - сказала мать и разразилась таким трехэтажным матом в сторону дороги, где громыхал прицеп нашей соседки, что мы с Витьком только открыли рты от удивления.
Ведь Марина никогда не ругалась, а матом тем более, и было дико слышать из уст этой спокойной домашней женщины учительницы отборный мат.
- Извините, парни, просто сорвалось с языка. Ведь могла бы она хоть бы дом открыть и показать, что да как. А тут бросила нас возле крыльца и уехала: - гневно сказала мать, все еще смотря в ту сторону, где едва слышалось громыхание автомобильного прицепа.
Этот звук был единственной связью с цивилизацией, но вскоре он пропал и наступила тишина, только сороки в лесу трещали, кем то напуганные.
- Да ладно, мам, всё не так уж и плохо. Главное, что у нас есть крыша над головой. Было бы хуже, если бы она у нас отняла квартиру и мы очутились среди бомжей на вокзале: - ответил нашей матери Витёк, беря из её рук ключ от замка.
Пока брат возился с замком, который проржавел и никак не хотел открываться. Я оглядел дом, не отходя от матери. Дом был полностью кирпичным и большим, построенный ещё при царе до революции. Об этом свидетельствовала кирпичная кладка над окнами. В старину не было железобетонных перекрытий, которые сейчас устанавливают между стеной и верхом окна. И распознать дом царских времён можно по ёлочке из кирпичей, поставленных на ребро вверху окна. Что и было в доме родителей Михалыча. Над каждым окном вместо привычных нам железобетонных перекрытий красовались аккуратно выложенные дореволюционными мастерами обожженные кирпичи в "елочку". Только деревянная терраса дома, окрашенная зеленой краской, и железная крыша были современными и сделанные ещё в советское время при колхозе. Да и до революции дома в деревнях зачастую крыли соломой, которая в голодные годы служила и крышей, и кормом для скота.
- Костян, помогай, брат, не хочет, зараза, открываться... - позвал меня Витёк, копаясь ключом в замке, который заржавел за долгое время и ключ в нем не поворачивался.
- Да его смазать нужно, и он заработает: - смеясь, сказала нам мама. Она достала из сумки с продуктами бутылочку подсолнечного масла и дала её Витьку, видя, что тот вот вот сломает ключ.
- А ты молодец, Марина. Догадалась, что без смазки не обойтись.: - Витек назвал мать по имени, что раньше никогда не делал. И он и я всё время мамкали, всегда звали эту красивую и судя по всему, смекалистую женщину мамой, как обычно зовут сыновья.
- Да просто я хочу лечь в постель и по человечески выспаться. А глядя на то, как ты мучаешься с замком, догадалась, что его нужно смазать: - ответила нам мать и сама повернула ключ в скважине замка, после того, как Витёк залил в него масло.
На удивление, замок поддался давлению женской руки, ключ в нём провернулся и замок открылся. Но выспаться по человечески, как хотела мать, нам не удалось. Внутри хоть и было на удивление чисто, не разграблено и не разломано, обычная картина в брошенных домах. Но остро пахло сыростью, затхлостью и мышами. Единственные жильцы старого дома были мыши, но и они вероятно ушли из него из за отсутствия еды, оставив после себя только запах.
- Фууу.. ууу, какой ужасный тут запах. Дом нужно срочно проветрить и протопить печь.: - сказала нам мама, едва зайдя с терраски внутрь дома.
- Мам, а откуда ты знаешь, что нужно топить печь в доме, чтобы выветрить запах от мышей: - не сговариваясь спросили мы с Витьком у матери, удивленные её познаниями в сельской жизни.
- Я же учительница у вас, парни, и перечитала уйму книг, в том числе и русских классиков о дореволюционном деревенском быте. Так что хозяйкой дома буду я. А вам только остаётся выполнять мои указания... - сказала нам наша мать, которая преобразилась прямо на глазах.
Из тихой и спокойной городской женщины домохозяйки, она превратилась в красивую и умную атаманшу. Которая знала, в отличии от нас с братом, что нужно делать в данный момент.
- Так вы согласны с тем, что я буду вами руководить? Без меня вы всё равно тут пропадете: - спросила у нас мать и ещё больше ставя нас с братом в тупик своим поведением.
Ведь в городе, сидя в квартире перед отъездом, мама все время причитала, что она не выживет в этом колхозе, куда нам предстояло ехать, и тут такой резкий поворот в ее поведении на сто восемьдесят градусов. Сейчас перед нами стояла не запуганная городская тихоня училка. А настоящая атаманша с распущенными по плечам волосами и горящими огнём зелёными, как у кошки, глазами. Нашей матери не хватало только сабли в руки и или на худой конец, плеть.
- Конечно, согласны, Марина. Ты наша мать и наша атаманша тут, в этой глуши. - сказал за меня брат, с восхищением смотря на женщину, которая его родила и воспитала.
Если моей любовью была тётя Оксана, соседка с верхнего этажа. То брат был влюблен по уши в нашу мать Марину и хотел её, по его словам, безумно.
- Ха, ха, ха, ха. Придумал же Витя, атаманша? Хотя, когда я жила в детдоме, то была боевой девчонкой и даже с мальчишками дралась: - захохотала мать и по её красивым глазам было видно, что ей понравилось слово старшего сына, который назвал мать атаманшей.
- Ну, раз вы согласны, чтобы я вами тут командовала. Тогда первый мой приказ, занести в дом узел с моими вещами и постоять на улице пару минут, пока я переоденусь: - приказала нам с братом мать, и мы быстро выполнили указание нашей новоиспеченной атаманши Марины.
Занесли в дом баул с ее вещами и вышли на крыльцо, террасу покурить.
- Вот Вить, а ты её ебать собрался. Не даст она нам, близко к себе не подпустит... - насмешливо спросил я у старшего брата, понимая, что мать, которая возомнила себя атаманшей, не получится выебать.
- Да пиздец, Костян. Я то думал, что Марина истерику по приезду закатит. Будет каждого куста шарахаться. Тогда её без проблем можно было раскрутить на перепихон. С условием, или она даёт нам, или мы её тут бросаем на съедение волкам.: - ответил мне брат, глубоко затягиваясь сигаретой от возбуждения.
- А впрочем, хуйня, Костян, прорвемся. Какой бы "крутой" наша мать не была, она не сможет тут прожить одна, без нас. Вот ты бы согласился жить всё лето один в этом доме:? - спросил у меня брат, кивая головой почему-то не на дом, а на лес, который подступал к Плетнёвке с трёх сторон.
От его вопроса у меня даже мурашки пошли по коже. Я бы и за миллион не согласился жить в этой глуши один. Даже днём тут было неуютно, ни единой души кругом и этот обширный тёмный лес и река. Да еще учитывая то, что в нашей области находились две крупные мужские колонии и тюрьма, откуда иногда сбегали зеки и шастали по окрестным лесам. Хотя и без зеков хватало придурков, которые прочесывали как раз вот такие заброшенные деревни в поисках "цветного" металла.
- Вот видишь, даже ты мужик, и то ссышь один жить. А она баба и боится тоже не хуже тебя. Да я и сам тут ни дня один бы не остался.: - сказал мне брат, восприняв моё молчание как знак согласия с его словами.
- Чтобы в этой глуши жить одному, нужно ствол иметь и пару волкодавов до кучи. Но ни того, ни другого у нашей матери нет. Да и баба она в самом соку. Если к ней грамотно, без спешки подъехать, то можно без проблем Марину уломать на порево. Но только не сразу, а пару недель подождать, пока она привыкнет к новому месту... - сказал мне Витёк и было хотел постучать в дверь в доме, чтобы узнать, скоро там мать наденет одежду.
Как она сама появилась на пороге с незажженной сигаретой в ярко накрашенных губах.
- Дайте прикурить, парни. Зажигалку куда-то посеяла: - попросила у нас мать и опять заставила меня и брата открыть рты от удивления.
Пока мы курили, стоя на крыльце терраски, мать переоделась и вместо юбки и кофты, которые были на ней в это утро. Надела белую водолазку и черные трико. На ногах у мамы были кроссовки белого цвета, почти такие же, как у тёти Оксаны, а на голове одет цветной платок. Но платок был повязан не как обычно, за два конца, а наоборот, надет на лоб и полностью закрывал длинные мамины волосы. Концы платка сзади свисали, как конский хвост с головы. А ещё мать была ярко и вульгарно накрашена, точно так, как торгашка тётя Оксана.
- Марина, тебя и не узнать, мама.: - сказал ей Витёк, давая нашей с ним матери прикурить и не сводя глаз с её водолазки.
А там было на что посмотреть молодому парню. Не знаю, специально или нет, но мать надела водолазку на голое тело без лифчика. И сейчас ее тяжелые груди выпирали под белой тканью тонкого женского джемпера, и нам с братом были видны не только соски у мамы на грудях, но и околососковые темные круги. Конечно, не столь отчётливо, но вполне различимо.
- Меня в детдоме Маришой звали. Я заводилой была у девчонок, да и парни мне подчинялись. Все соседние с детским домом сады облазили и даже магазины грабили по ночам... - огорошила нас мать, затягиваясь сигаретой. Я знал, что мама выросла в детдоме, но она никогда не рассказывала про свою жизнь в приюте.
- Да, грабили магазины, в основном сладости брали. В детдоме особо конфетами не баловали. Но я вовремя остановилась, а некоторых моих подруг тогда на учёт в детскую комнату милиции поставили... - мать насмешливо смотрела на нас, куря сигарету, прислонившись к дверному косяку, а мы с братом на её налитые сисяры, которые просвечивались голые сквозь ткань водолазки.
- Так что можете меня Маришой звать. Атаман Мариша более звучит, чем Марина. А сейчас, парни, за работу. Там на терраске я ведра видела. Поищите, где тут колодец и насчёт дров для печки тоже. А я пока пол подмету... - сказала мать и повернувшись к нам спиной, пошла в дом мести пол, а у нас с братом реально встали члены в штанах от того, что мы увидели.
