- Неплохой прием. Тонкий, но действенный, сама пользовалась не раз. Ну-ка, садитесь, как вы обычно сидите. Нет, пока ноги не раздвигайте. Чуть левее стул. А сами повернитесь чуть правее. Таз глубже, ближе к спинке. Отлично. Попробуйте найти стул пониже... Теперь раздвигайте ноги. Ну, не так же - это уже вульгарно! Вот, зафиксируйте, запомните положение всех частей тела. А стул пониже вам явно не помешает. Пойдемте, кажется, у меня в кабинете как раз такой.
... Через два дня Лиза назначила так называемую "итоговую контрольную работу" - дело шло к концу полугодия. Задачки она, как обычно, выписала на доске и, когда все расселись, распределила варианты. Школьники стали списывать условия с доски, постепенно погружаясь в размышления. В тишине раздавалось только пыхтение, шорох бумаги и скрип ручек.
Выдержав небольшую паузу и убедившись, что все в порядке, Лиза, как ни в чем не бывало, уселась за свой стол (при этом неуловимым для постороннего глаза жестом поддернула юбку на несколько сантиметров выше) и, сделав вид, что работает, раздвинула ноги - именно так, как ей посоветовала Надежда.
Боковым зрением она видела склоненную над столом голову Ильи. Она знала, что если для большинства остальных задачи представляют определенную трудность, то он должен справиться с ними без проблем и раньше всех, как обычно, сдать работу и с победным видом выйти из класса. Если Лиза все рассчитала правильно, то он сегодня не только задержится, но и наделает ошибок.
Первые пять минут парень старательно глядел то на доску, то в листок, и на учительницу, как обычно, не обращал внимания. Лиза начала терять терпение. Она все чаще оглядывала класс и негромко делала замечания типа "Не вертись", "Перестань списывать", "Потише, пожалуйста". Она с трудом удерживалась, чтобы не подавать голос чаще, чем требовалось, только чтобы привлечь внимание одного единственного ученика. Она бы сделала замечание и ему лично, чтобы он невольно взглянул на нее, но Староверов, как нарочно, не давал и тени повода: молчал и лишних движений не делал. Но через семь минут (Лиза посматривала на часы) случилось то, что должно - решив первую задачу, он позволил себе секундный отдых, шумно выдохнул и... бросил на нее взгляд.
Опустив голову, Лиза не смотрела на журнал, лежащий перед ней, а исподлобья следила за Ильей. Она заметила, как он замер, задержал дыхание и секунду спустя судорожно сглотнул. Лиза тоже замерла. Она не только боялась пошевелиться, но тоже затаила дыхание. Ее промежность стало словно жечь огнем, и она вспомнила слова Сергиевской о том, как кожа ощущает направленные на нее жадные взгляды. Испарина предательски выступила на лбу, в животе сладко заныло, рот пересох...
Такую смесь стыда, удовольствия и возбуждения Лиза ощущала всегда, когда мужчина смотрел на нее обнаженную - целиком или частично. Еще будучи студенткой и в теплое время года разгуливая в коротких юбках и обтягивающих маечках, Лиза иногда чувствовала такое, если мужчина разглядывал ее прелести чересчур пристально. Подобное она переживала, купаясь на диких пляжах в присутствии посторонних.
Началось все, когда ей было четырнадцать, и она заметила, что, принимая душ на даче, она становится объектом наблюдения соседского мальчика через дыру в заборе. Тогда Лиза впервые почувствовала это наркотическое, пьянящее ощущение "Мной восхищаются, меня хотят, обо мне мечтают". И она старалась стоять под душем как можно чаще и как можно дольше, крутилась, наклонялась, излишне тщательно растирала воду на груди, лобке и попке. Выходя из-под душа, она чувствовала, как набухли соски, как налились кровью ее тогда еще безволосые губки. Лиза уже знала, что это признаки сексуального возбуждения, и удивлялась, что испытывает его именно в этой ситуации - тогда она еще не могла этого объяснить.
Чуть позже, став женщиной, она почти всегда (если было достаточно светло) до, и даже после секса, не упускала возможности, как бы нечаянно, покрасоваться перед любовником в голом или полуголом виде. Чуть ли не половина из них даже прямо просили ее об этом. Еще она любила в транспорте, например, если напротив нее сидел мужчина, как бы случайно раздвинуть ноги и наблюдать за его реакцией. А если он стоял рядом с ней сидящей, она умудрялась незаметно для него расстегнуть верхнюю пуговку. Это происходило часто, но все равно, всякий раз этот эксгибиоционизм доставлял ей ни с чем не сравнимое порочное ощущение счастья.
Она знала, что видит Илья: ее стройные, гладкие ножки в тончайших черных чулочках, мягко уходящие в туннель под черной юбкой (она специально надела темное, чтобы ослепительно белые трусики светились как можно ярче) . Если взрослый мужчина созерцает эту сцену несколько секунд, чтобы потом со вздохом отвести глаза, то Илья словно выполнил команду "замри" - похоже, такое он раньше не видел. Через три минуты Лиза позволила себе поднять голову и, тщательно избегая взглядом лица Староверова, обвела класс. Но боковое зрение показало ей, что ее уловка работает даже лучше, чем она предполагала: его лицо было красным, ручка мелко дрожала в пальцах. Он так и не прикоснулся к бумаге с той секунды, как взглянул на нее. Выждав еще две с половиной минуты, Лиза применила один из приемов, которые сама придумала: сделав вид, что просто изменяет положение туловища, она на мгновение открыла промежность еще шире (Илья непроизвольно вздрогнул) , затем на несколько секунд свела ноги (он нервно выдохнул) и, словно увлеченная изучением журнала, медленно раздвинула их на прежнюю ширину.
"Вторая серия", - подумала она. Но, по законам кинематографа, напряжение нагнеталось, и вторая серия не была простым повтором первой: да, она сидела в той же позе, но Илья вышел из неподвижности: он ерзал, пыхтел, вертелся, при этом глаза его были словно привязаны канатом к ее промежности. Очередной раз осматривая школьников и делая замечания, Лиза уже без труда видела, как крупный пот катился по его лицу.
Через несколько минут она заметила, как троечник списывает со шпаргалки. Лиза встала (при этом ловко одернув юбку) и, подойдя к нему, заставила отдать ей шпаргалку, отняла листок и выгнала его из класса. Чуть позже работу сдал ее давний любовник Рогер, следующим - Ашмарин. Урок подходил к концу, класс невнятно шумел, разминая затекшие руки, шеи, спины. Теперь, усевшись за стол, Лиза держала ноги плотно сжатыми. Задача ее была выполнена: на оставшееся время написать контрольную не смог бы сам Лобачевский.
Так она осуществила первый этап мести Староверову: за то, что он ни в грош не ставил ее женские качества и за то, что не желал углублять свои знания и развивать способности.
Бедный парень сдал свою работу одним из последних. Не обращая на него внимания, она все равно уловила, что он смотрит на нее расширенными влажными глазами - так, как никогда раньше не смотрел.
***
На следующий день она объявила оценки за контрольную - всем, кроме Староверова. Из одноклассников никто этого не заметил, зато сам Илья сидел, как побитая собака. Проведя урок, Лиза равнодушным голосом сказала: "Староверов, задержись на минутку". Когда все вышли, он подошел к столу. На него было жалко смотреть.
- Как это объяснить? - как могла строго спросила она, выкладывая на стол листок.
Илья молчал.
- Решена только первая задача, самая простая, от второй переписано условие - и все. Это даже не три, это жирная двойка. Два за итоговую контрольную! Далее по цепочке - три в полугодии, в году в лучшем случае четыре.
Староверов чуть не плакал. Снова красный как рак, но уже от стыда, а не от возбуждения, он упер подбородок в грудь и разглядывал свои ботинки.
- Илья, что случилось? - сменив тон, участливо спросила Лиза.
Он пожал плечами.
- Ты же мужчина. Включи мужскую логику. Ты можешь внятно объяснить, что с тобой стряслось?
- Я... плохо себя чувствовал.
- Почему не сказал заранее? Я бы отпустила тебя домой, переписал бы позже. Ты ведь знаешь порядки. Что тебе помешало?
- Простите меня, Елизавета Ивановна...
- Простить?! - завопила она так, что он вздрогнул. Но если бы он взглянул на нее, то увидел бы огонек злорадства в ее глазах - еще бы, такой умный и независимый, он лебезил, лепетал, унижался, - Простить! Ты что, меня чем-то обидел? Да, мне влетит от Надежды Георгиевны, да, ты резко снизил показатели, но прежде всего ты обидел самого себя! Это твоя жизнь, твое будущее! Да ты посмотри на свою работу, - Лиза брезгливо показала на листок, мятый и покрытый пятнами, видимо, пота, - ты что, в туалет с ним сходил? Как тебе не стыдно так себя не уважать? Где твоя гордость?
Вот тут-то от и заплакал, затрясся, вытирая слезы кулаком.
Лиза, продолжая ликовать, встала, вынула из сумки бутылку с минералкой, подала ему, он жадно выпил несколько глотков.
- Все, успокоился? - выдержав паузу, продолжала она допрос.
Он кивнул.
- Как теперь с тобой поступить?
Он пожал плечами.
- Вот что, - сделав вид, что задумалась на минуту, продолжала Лиза, - ты ведь знаешь, что итоговую контрольную переписывать нельзя, так? Учитывая твои предыдущие успехи, даю тебе последний шанс. Завтра после четвертого урока я буду свободна. Ты придешь сюда и перепишешь. Один. Если нас застукают, - Лиза умышленно использовала этот оборот, - то обоих вышибут из лицея. Надежда Георгиевна, - она произносила имя директрисы с придыханием, точно так же, как та упоминала свою наставницу Ирину Васильевну, - таких вещей очень не любит. Понял?
Он кивнул.
- Я не слышу.
- Понял.
- Если сболтнешь кому...
- Никогда.
- Все. До свидания.
- С-спасибо, - прошептал он и вылетел из класса.
Лиза торжествовала. Уже второй этап мести удался на славу. То ли будет завтра!
***
У нее были две темно-синие юбки. Они были настолько похожими по ткани и цвету, что разница была видна только при ярком освещении, даже сама владелица в них путалась. Только одна была ниже колен, другая - гораздо выше. Лиза надела длинную, а короткую взяла с собой. Еще она надела под пиджачок и прозрачную блузку ну очень смелый бюстгальтер, который скорее подчеркивал, чем прикрывал. Но на уроке пиджак был глухо застегнут.
