Нэсс.
Обычно я просыпаюсь с трудом. Будучи типичной совой, мой организм словно не хочет пробуждаться до полудня. Даже если ночь была бессонной и мне приходилось проводить на ногах больше суток, тело всё равно набирается сил к вечеру.
Однако это утро было особенным. Проснувшись, я сразу почувствовал что-то необычное и до неприличия приятное в области паха. Открывая глаза, я уже улыбался в предвкушении встречи с виновницей этого удовольствия.
И действительно, передо мной лежала Анни, сосредоточенная и старательная. Её губы нежно скользили по моему члену, а зелёные глаза, время от времени поднимавшиеся на меня, излучали щенячью радость, словно она хотела убедиться, что всё делает правильно.
– Доброе утро, – сказал я чуть осипшим голосом, который, тем не менее, сохранял тепло и шутливую нотку. – Надеюсь, у тебя оно такое же доброе, как у меня сейчас.
Анни не ответила словами – её рот был занят – но её глаза вспыхнули от радости, а уголки губ приподнялись в лукавой улыбке, не прерывая её действий.
Я откинулся на подушки, ощущая, как тепло разливается по всему телу. Я наблюдал за её движениями, её стараниями, и невольно чувствовал гордость. За прошедшие сутки Анни многому научилась, и в этом, безусловно, была и моя доля участия.
Её губы мягко двигались вверх и вниз, язык нежно ласкал чувствительную головку, а руки сжимали ствол, задавая ритм. Она уже не робела, как раньше, но её действия всё ещё были немного неловкими, словно она искала идеальный ритм. Это только усиливало моё удовольствие.
Я глубоко вздохнул, почувствовав, что момент приближается.
– I’m close, Анни, – предупредил я, ожидая, что она остановится или хотя бы ослабит хватку. («Я близок, Анни».)
Но вместо ответа она только усилила давление, её губы сжались крепче, а движения стали быстрее. Её решимость довести меня до конца вызывала одновременно и восхищение, и возбуждение.
Я не выдержал и кончил, громко выдыхая. Мои мышцы напряглись, а затем расслабились, когда я почувствовал, как её рот принимает всё до последней капли. Она сделала это с лёгкостью, не оставив себе другого выбора.
Облизав мой член, она подняла голову, её лицо светилось гордостью и лёгким смущением.
– Dobloye Utlo! («Доблое утло!») – сказала она, старательно выговаривая слова.
Я рассмеялся, чувствуя, как тепло разливается в груди.
– You are beautiful, – ответил я, переходя на английский. («Ты прекрасна.»)
Её глаза вспыхнули, а лицо озарилось улыбкой. "Какой же она всё ещё ребёнок", – подумал я. – "Ребёнок с тяжёлой судьбой, но с удивительно сильной волей."
Я притянул её к себе, укладывая на то место, где до этого лежал сам, целуя сначала её губы, а затем скользнув вниз – к шее. Мои поцелуи были мягкими, ласковыми, они спускались ниже, к ключицам, затем к её груди. Я остановился, целуя её соски, ощущая, как её тело откликается на каждое прикосновение.
Анни задыхалась, её пальцы сжимали края простыни, а плечи дрожали.
Мои губы продолжили свой путь вниз, я целовал её живот, мягкий и нежный, а затем остановился у её лона. Я раздвинул её губки языком, осторожно целуя внутренние складки. Её дыхание стало громким, почти прерывистым. Её бёдра слегка подались вперёд, а руки сжали простыню ещё крепче.
– I'm going to the bathroom and take a shower, («Я в туалет и в душ.») – наконец сказал я, поигравшись с ее клитором и вызвав у нее небольшой оргазм. – I take it everyone's already awake? (Я так понимаю, все уже проснулись?)
Она кивнула, её лицо всё ещё было раскрасневшимся, а дыхание неровным.
Не удержавшись, помогая ей подняться, я слегка шлёпнул её по попке, отчего она взвизгнула, скорее от неожиданности, чем от боли.
– Then make me breakfast, – добавил я с шутливой строгостью.
Анни хихикнула, убегая из комнаты. Но, остановившись у двери кухни, она обернулась и сказала на английском:
– Everything is ready… (Уже всё готово) – она запнулась, явно подбирая слово. Её глаза вспыхнули от нахлынувшей уверенности, и она добавила, старательно выговаривая: – Liedjevoika. («Льеджевойка.»)
Я рассмеялся, понимая, что она пыталась сказать и откуда она знает это слово. Так Кури называла Мартина на пляже.
– Ле-же-бо-ка, – поправил я её, произнося слово медленно и чётко.
Она ответила мне звонким смехом, который, казалось, разносился по всему дому, пока я направлялся в душ.
Выйдя из туалета, я зашёл в ванную. Быстро плеснув холодной водой на лицо, я даже не стал чистить зубы. Мой взгляд скользнул по раковине, где стояли три зубные щётки.
"Всё верно", – подумал я. – "Анни, Кури и Мартин. Один я ленюсь."
На секунду мне стало неловко, но я тут же успокоил себя: "Почищу потом." С этими мыслями я направился на кухню.
Анни и Курай уже были там. Анни, как и я, была полностью обнажённой, а Курай, неожиданно, нет, на ней были надеты трусики и накинута на плечи рубашка. Она сидела за столом, сосредоточенно печатая что-то на ноутбуке.
Я прошёл мимо, наклонился и легко поцеловал её в макушку, краем глаза заметив на экране имя абонента. Взяв свою кружку с ещё тёплым кофе, я облокотился на раковину и сделал несколько глотков.
– Джеру привет, – сказал я, зная, что это за человек.
Курай кивнула, не отрывая взгляда от монитора.
– Хорошо, что он тебя не слышит, – ответила она с лёгкой усмешкой. – Ты же знаешь, что Джером ненавидит, когда его имя сокращают.
– У всех свои недостатки. Что он хотел?
– Он ничего, – её пальцы на мгновение замерли на клавиатуре, прежде чем продолжить движение. – Это я ему пишу. Хочу предложить нашим зайчатам и котятам переезд в Париж. Спрашиваю у Джерома, есть ли местечко для помощника.
Я нахмурился, чувствуя, что она что-то недоговаривает, ведь она не упомянула Анни.
– *И что ещё? – спросил я, уточняя.
– Ну, и хочу попросить Лиссу взять Анни под опеку и подготовить её для кастинга в наше агентство. Всё же сейчас в моде такие хрупкие девушки, как она. Да и мальчики вроде Мартина тоже подходят. Правда, не знаю, как правильно им это предложить, чтобы они не подумали, что мы пытаемся навязать им свою жизнь.
Я задумчиво отпил ещё кофе, раздумывая, стоит ли посвящать Курай в то, что узнал ночью.
– Может, не переживать насчёт этого. – решив, что это признание не повредит. – За Мартина не скажу, а вот этот зеленоглазый заяц вполне неплохо понимает русский.
Курай подняла взгляд от ноутбука, явно удивлённая моими словами.
– Да?
Она посмотрела на Анни, чьё лицо раскраснелось от лёгкого смущения, но в её глазах играла лукавая улыбка.
– Негодяйка, – добавила Курай, прищурив глаза. – Ты всё поняла?
Анни с трудом сдержала смех, но ответила на английском языке:
– Not everything. My Russian is very weak. I don’t speak it much, and I only understand bits and pieces. But I think you were talking about work and Paris? («Не всё. Мой русский довольно слаб. Я давно на нём не говорю и понимаю только частично. Но, кажется, вы говорили что-то о работе и Париже?»)
Курай улыбнулась, но, глядя на неё, было ясно, что она прикидывает, как лучше всё объяснить.
– Then we'll wait for Martin, (Тогда дождёмся Мартина) – сказала она, тоже переходя на английский и переведя взгляд обратно на монитор. – And then I will announce my suggestions. Besides, it's still unclear.… (И уже тогда я озвучу свои предложения. К тому же пока неясно…)
Она замолчала, сосредоточенно вчитываясь в пришедший ответ Джерома. Её лицо чуть расслабилось, и она кивнула самой себе.
– But no, it's okay. So we're waiting for Martin. (А нет, всё в порядке. Значит, ждём Мартина.)
Я поставил кружку на стол, слегка потянувшись, и направился к двери.
– Нэсс, ты куда? – спросила Курай, даже не отрывая взгляда от экрана.
– Курить, – коротко ответил я, уже выходя на балкон.
За спиной я услышал лёгкий смешок Анни, и её голос, теперь более уверенный:
– Don’t forget, lazy boy! Breakfast is ready! («Не забудь, лентяй! Завтрак уже готов!»)
Я усмехнулся, выходя на свежий воздух и позволяя запаху утреннего ветра освежить мои мысли.
Когда я вернулся с балкона, Анни уже была одета. На ней были футболка и трусики, которые я узнал как вещи Курай. Хрупкая, миниатюрная, с идеальной кожей и детским лицом, которое сейчас казалось взрослее из-за лёгкой напряжённости в её позе. Густые платиновые волосы, слегка растрёпанные, обрамляли её лицо, а зелёные глаза, казалось, ловили каждый шорох в комнате.
"Приодеть их, что ли?" – мелькнула мысль.
Мы с Курай уезжали сегодня. Возможно, навсегда попрощаемся с ними. Я понятия не имел, какой выбор они сделают, но знал одно: эти двое, несмотря на всю свою хрупкость, таят в себе больше силы, чем можно было бы подумать. Особенно она — этот "зайчонок" с её невероятной внутренней волей.
Я обратил внимание на Курай, которая, закинув ногу на ногу, сидела за столом. Её стройная и женственная фигура словно подчеркивала непринуждённую позу. Хотя она всегда казалась расслабленной, я знал, что за этой маской скрывается холодный ум и непоколебимая уверенность в себе.
