- Тихо, тихо, Любочка! Что ты? Ну? Ну, показывают детки друг другу письки, подумаешь, большое дело! Или хочешь сказать, что к тебе в детстве какой-нибудь вовка в трусы не лазил!? Небось сама ему и подставлялась! А? Разве нет? Ну, то-то. Не убил же он Милочку, не искалечил! - Марина гладила вздрагивающую в рыданиях Любу по голове. - У меня вот вообще двое старших братьев было. Так когда у меня лет в восемь засвербило, я их сама обоих совратила. И откуда знала-то, что и как надо делать! Они и заметить не успели, как я их окрутила и отымела. А сейчас детки свободнее, чем раньше, и тем более у Милочки раннее развитие. Вон наши мальчики как на нее смотрят! Того и гляди оприходуют.
Люба подняла заплаканное лицо на мальчишек.
- Пашенька! - всхлипывая выдавила она. - Это что: п-правда? Лешенька! Мальчики! Вы что: Милочку: хо: хотите? Мою маленькую девочку? В ее крохотные, розовые дырочки? Да?
Пашка подсел к ней, приобнял, тихонько поцеловал под ушко, погладил по груди и прошептал:
- Конечно, Любочка! И тебя хотим, и Милочку хотим! Потому, что мы вас любим, - его губы поцеловали ее шею, поймали ее заплаканный рот.
Вздрагивая от рыданий, Любочка ответила на его поцелуй, полностью отдаваясь его рукам, губам и языку, и ей раздвинули ноги, и Марина нырнула лицом в ее промежность, и Лешка освободил ее груди, и стал сосать, и Милочка подлезла в их кучу-малу, и нашла ее безвольную руку, и положила ее себе между ножек, и потерла ею свой пирожок, прилаживая большой палец к своей дырочке, и ладонь послушно ожила.
И когда Любочка кончила, мальчики посадили их с дочкой рядышком, и синхронно ткнули свои залупы в их податливые после оргазма рты. Люба, натянутая на Пашкин хуй, только косилась на старательно сосущую Лешку Милочку, грустно вздыхая, но не забывая причмокивать и постанывать, скользя губами по жесткому змею. А потом они с дочкой так же синхронно сглатывали и вытирали мокрые рты, глядя друг на друга с каким-то новым, но при этом одинаковым выражением на лицах.
- И тебе это нравится, Милка? - тихо спросила растерянная Люба.
- Не знаю, - отозвалась девочка. - Мальчикам нравится: а мне не жалко.
Марина выдержала паузу, позволяя дочери с матерью безмолвно установить новые, все меняющие в их жизни отношения, и произнесла.
- Ну все, девочки! Хватит филонить. Вода стынет. Люба, поворачивайся к двери передом а ко мне задом. Так. Раздвинь попу. Расслабься. Смажем: В-о-о-т. Зажми пока. Сейчас еще одну. Та-а-ак. Сожми попу. Садись пока на полотенце. Следующий. Так. Милочка, расслабь попку. В-о-о-от. Теперь сильно-сильно сожми и сядь к мамочке. Павел, помоги мне.
Паша взял из ее рук клизму, наполнил, подождал, пока женщина, наклонившись вперед и закинув полу халата на спину растянет ягодицы, и стал массировать смазанным в креме пальцем ее горячее очочко. Вдруг упругое препятствие исчезло, палец по инерции сколзнул внутрь и тут же был зажат мощным сфинктером.
- Куда?! Что, не терпится, - усмехнулась Марина, - не долго осталось. Вставляй.
Колечко разжалось, и потрясенный Пашка вытянул из него палец. Ну ничего ж себе у нее попа! Впечатленный Пашка ввел трубочку клизмы женщине в подрагивающее отверстие и медленно опорожнил.
- Давай еще одну. - сказала она, сжимая ладонью ягодицы.
Следующая клизма перелилась в ее прямую кишку, и Марина, придерживая халат, присела на полотенце рядом с девочками.
- Ну, как самочувствие? Хорошо? Тогда три минутки сидим и потом потихонечку встаем и все вместе идем в туалет. А мальчики пока здесь все приберут.
***
Первой, минут через сорок прибежала веселая Милочка. От нее пахло мылом и немножко туалетом. Она плюхнулась на полку и затараторила:
- Ффуу-х, чуть не обкакалась, ненавижу клизмы, фу, гадость, Павлик, а ты правда хочешь мне свою штуковину засунуть? Мамка говорит, что не влезет, а тетя Марина, что влезет, только надо осторожно, а мамка смешно пукает, хи-хи-хи, так - пр-р-р-р-р-р-р-ч! Хи-хи-хи!
Слушая ее щебет, Пашка представил себе как их девочки, попеременно усаживаясь на унитаз и шумно делая свои дела, одновременно обсуждают как они будут их с Лешкой удовлетворять. С одной стороны он чувствовал легкую брезгливость, а с другой - нетерпение. Почему-то его переполняло это темное по своей природе, агрессивное желание втиснуть змея в чужой зад, наполнить беззащитное нутро своим семенем, заставить свою жертву извиваться и паниковать - а не порвет ли он униженно поставленную жопу, а не обделается ли позорно жертва под своим ебарем, удержит ли внутри кишки газы или будет попердывать, стыдливо поджимая зад как побитая собака.
Да! За это желание явно отвечал какой-то базовый животный инстинкт, обычно глубоко скрытый в современном человеке.
: а у тети Марины сиси без молока: я сосала-сосала и ничего. А она говорит, что уже старая:
- Как вы там не задохнулись-то? - прервал словесное недержание Пашка.
- А мы окошко открыли, очень здорово: ветер фшух, фшух! Полотенце вжу-у-у: и на-а-а пол!
Дверь открылась. Первой вошла побледневшая Любочка, а за ней как всегда цветущая Марина.
- Все-таки это жутко неудобно - современные поезда! Такая маленькая уборная! Не развернуться! - Марина плотно прикрыла дверь купе и щелкнула задвижкой.
- Ну, мы, кажется, готовы! Вы уже, небось, заждались, мальчики? - говорила женщина, снимая халат. - Что же ты, Любочка? Раздевайся! В ближайшее время твоя хламида тебе не понадобится.
- А я уже! - похвасталась Милочка, сдернув трусишки.
- Вот и молодец! Иди на ручки, я тебе попку намажу кремом! Во-о-от, как хорошо! Попке будет прия-а-атно, и совсем не бо-о-ольно! - Маринины руки порхали над Милочкиным задиком, смазывая все его укромные уголочки.
- Милка! Может все-таки не будешь в попку-то? - умоляюще проблеяла заголившаяся Люба. - Ты же еще такая маленькая!
Любина интонация разительно не совпадала со смыслом ее слов - женщина говорила с девочкой, как с равной, а может даже - с главной. "И как они так быстро поменялись ролями?" - думал Пашка. "Просто удивительно! Видимо секс - это не только про сиськи-письки, но и про то, кто главный:" Он порылся в голове и вспомнил точное слово: "Доминирование!".
- Эх, Любочка! Ты так и не поняла самого главного. - усмехнулась Марина, встав с полки и подойтя к сидящему Лешке. - Кобельки - это только средство. Смотри как у них слюнки текут! Они думают, сейчас нагнем этих самочек и вдуем им в дупло, так Лешик? Я не права? То-то! А на самом деле что сейчас будет происходить? А сейчас, дорогая, этот молодой козлик высунет свой мягкий язычок и будет радостно подлизывать мою грязную сраку.
Марина повернулась к Лешке задом, чуть нагнулась вперед и оттянула правую ягодицу. Лешка уперся взглядом в бабушкину жопу, нервно сглотнул, и, как загипнотизированный послушно подался вперед. Его язык мокро захлюпал в женском заду.
- Видишь? - сыто жмурилась Марина. - в анусе и прямой кишке больше нервных окончаний, чем во влагалище. И я буду не я, если мне сегодня хорошенько не взбодрят каждое из них. И ты будешь полной дурой, если не поступишь так же.
Люба, неуверенно помявшись, встала перед Пашкой.
- Не мельтеши перед ним, дурочка! Покажи ему свою дырку, и дело с концом! Остальное сделает природа!
Люба повернулась к Пашке задом, нагнулась, и растянула ягодицы.
Собиравшийся протестовать Пашка вдруг застывает, спотыкаясь взглядом о морщинистый провальчик Любиного очка, выглядывающий из обрамления чуть курчавящихся темных волосков, внутри нарастает непреодолимое желание дотронуться до него, помять, ощутить его упругость, и вот его палец трогает подрагивающую теплую плоть: сухо: хочется скользить пальцем вдоль этих морщинок к самому центру: и вот чуть горчащий палец во рту: и вот опять он ощущает им каждую морщиночку, каждый волосок: но этого мало: пахнет ландышем, во рту легкая горечь, язык толкается в испуганно сжатое очочко "пусти! пусти!" , и она пускает его в тесноватую духоту, сжимает, выталкивает и опять пускает, и так снова и снова.
Под подбородком что-то шевелится - это Люба подбадривает свою пизду, да и Пашкин кулак уже скользит по змею: и когда успел?: "Видишь, дорогая! Хорошо тебе? Правда, хочется, чтобы поглубже, а? Ну, тогда делай, как я" " : Благодарно сжав Пашкин язык, Любина жопа вдруг выталкивает его и соскальзывает вниз, прямо на его бедра, ее руки находят его ладонь, снимают со змея и подталкивают большой палец к заднему проходу: она ерзает "ну! давай же!" : и он, поняв, что от него требуется, надавливает подушечкой пальца прямо в центр, в точку равновесия и силы: и туго вводит его, преодолевая сопротивление чего-то живого, пугливого внутри: она охает, подрагивает, колышется: и Милочка, встав перед Любой, пристраивается к сиське и требовательно тянет ее свободную руку себе между ног: а рядом, оседлав ляжки мелкого Лешки и упершись руками ему в коленки, также похотливо колышется, причмокивая, довольная Марина: "давненько же меня никто так не радовал:
Я уж и позабыла: да кончай ты дрочиться, глупенькая, пусть мальчик поработает, вон его хобот без дела болтается" : и Люба нащупывает его орган и вталкивает его в вою жадную щель, и Пашка чувствует, как прямо под его пальцем сантиметр за сантиметром туго протискивается в вагину довольный змей, и Люба пищит, когда его палец начинает двигаться у нее в заду: и немного качает бедрами, все выдавливая, все выжимая удовольствие и из натянутой на змея пизды и из проткнутой пальцем сраки: и Пашка понимает, что это не он ебет, а это его сейчас ебут, используют, как вещь, а он и не против: ему хочется, чтобы этот тягучий, обморочный кайф длился бесконечно: "бабуля! бабуля! я уже почти: !" : "тогда быстренько вытаскивай пальчик! Ага!" - Марина быстро поднимается с внука и встает рачком на полке. "Иди, малыш! Где там твой писюнчик: Вот: теперь толкайся! Еще! О-о-о, мой тигренок!!! Еще! Еще! О-о-о как хо-ро-шо-о! Накачаа-а-ал бабулину жопу: накача-а-ал" : мальчишка лежит на ее спине, закатив ошалевшие глаза, а Люба колдует на Пашке, все увеличивая амплитуду движений: и уже слышится невнятное "бы-ляадь: быля-аааадь" а Пашка думает, что в такую маленькую дырочку как у Любы ему никогда не влезть: а потом змей неожиданно сдается и разряжается: и Люба матерно хрипит, больно выворачивая его палец своей ненасытной горячей сракой.
