До того, как я услышала ответ, кондиционер снова включился, и я не могла больше слышать голосов, я спустилась со стола, вспомнила что Джинжер, ассистент сказала в первый день, когда забирала одежду, что две предыдущие девушки согласились, но не смогли выйти из здания.
Я теперь была уверена, что как минимум профессор Слэйтер лишится должности в университете. И с этой уверенностью пришло понимание что я не хочу, чтобы она её потеряла, не важно, насколько грязные трюки она проделала. Я была уверена, что записи с камер принадлежат университету, как возможно и всё остальное, связанное с Проектом. Если она будет уволена, всё что я делала, демонстрируя своё тело тысячам людей, за эти шестьдесят дней будет просто так. Больше ни у кого нет такой целеустремлённости, и тогда, никто не обработает собранную информацию.
Но как я могу остановить её увольнение? Я не смогу врать перед комиссией, я должна буду отвечать на все их вопросы и рассказать, что именно профессор Слейтер сделала чтобы заставить меня принять участие в проекте. Но я могу также сказать, что я рада, что она это сделала, что я испытала так много, научилась многому о себе, и даже стала знаменитой. Но я знала, что в свете событий, то, что я просто скажу эти вещи, не произведет впечатление на членов комиссии. Я должна сделать больше, чем сказать им что для меня значило участие в проекте. Это было крайне рискованно, но я решила, что сделаю это.
Я была готова, когда открылась дверь в комнату слушаний. Профессор Халлум и женщина, которую я раньше не встречала, замерли, когда увидели меня.
«Ум, Вы наверное Даниэль Китон», наконец сказала женщина.
«Да».
Профессор Халлум кивнул мне, когда прошел к выходу в холл.
«Я профессор Синтия Джонс член комиссии. Входи, наверное».
Я последовала за ней в комнату слушаний. Остальные семь членов комиссии, пять мужчин и две женщины, сидели полукругом на платформе с одной стороны комнаты, каждый за большим деревянным столом, сдвинутыми вплотную, так что их углы касались. Профессор Слэйтер и еще один мужчина сидели лицом к ним. Профессор Джонс указала мне на кожаное кресло в центре комнаты тоже обращенное к платформе. Я прошлепала босыми ногами к креслу игнорируя шокированные выражения лиц всех в комнате кроме профессора Слэйтер. Я постелила черное полотенце, которое вынула из сумки на сиденье и встала перед ним, ожидая указаний от кого ни будь мне сесть или остаться стоять, когда я буду клясться, что как я ожидала должно произойти.
«Что это значит?», спросил один из мужчин, «Разве это допустимо?»
«Мисс Китон», сказала одна из женщин, «почему вы сейчас не одеты?»
«Потому что после исследования, с которым я помогала профессору Слэйтер я предпочитаю ходить так».
Члены комиссии переглянулись, некоторые наклонились друг к другу и перешептывались с находящимися рядом. Профессор Джонс заняла крайний стол, и человек в центре, на его табличке было написано, «Мелвилл Миллер, председатель» стукнул молотком по своему столу.
«Давайте соблюдать порядок, пожалуйста», когда стало тихо, он посмотрел на меня и сказал, «Пожалуйста садитесь, мисс Китон».
Я села, и они начали задавать вопросы. Кажется, члены комиссии задавали вопросы по очереди, и я думаю, в своих ответах я рассказала им всё, как скопировала работу Аманды, как профессор Финфрок разоблачил мой обман, как прошли дисциплинарные слушания, и что профессор Халлум позвонил мне вечером в воскресенье, перед занятиями и сказал встретиться с профессором Слэйтер. Я рассказала всю историю этой встречи и как я согласилась на сделку, разделась и покинула кабинет профессора голой.
«Как это ощущалось, выйти из кабинета без одежды?», спросила профессор Джонс. Это был первый вопрос обо мне, а не о событиях, которые произошли.
«Пугающе», сказала я после паузы, «Стыдно, унизительно, возбуждающе».
«Возбуждающе? Сексуально?», спросила она.
Я, возможно, покраснела от её прямого вопроса, «Нет, больше, как приключение. Что я делаю что-то, что меня учили я делать не должна».
«Но разве быть голой на публике не возбуждало вас сексуально?»
Человек сидящий рядом заговорил, «Возражение. Исследование профессора Слэйтер не имеют ничего общего с сексуальностью и такая линия вопросов к мисс Китон неприемлема»
«Ваше возражение принято во внимание», сказал председатель Миллер.
Стало тихо, пока я не поняла, что они ждут моего ответа.
«Временами, да», подтвердила я.
«Судя по вашему поведению, вам стало нравиться быть голой на кампусе», сказал один из мужчин.
«Да», сказала я.
«Почему?»
Я сделала паузу подбирая слова. «Из-за свободы. Мы живые люди с телами, но мы всегда из покрываем, устанавливаем барьеры с природой и другими. Чем более комфортабельно я ощущала себя, тем больше я осознавала какой редкий и особый подарок сделала мне профессор Слэйтер. Мне одной, из всех людей».
Вопросы продолжились, и я рассказала им что не хотела участвовать в шоу Стоссела, потому что знала, что мое тело без цензуры увидят друзья и семья дома.
«Но профессор Слэйтер заставила Вас используя контракт, подписанный Вами?»
«Да».
«Что вы чувствовали после эфира?»
«Я была в ужасе. Сожалела. По крайней мере сначала. Теперь я рада что сделала это. Это вошло в историю телевидения».
Я не помню, сколько продолжались вопросы, но я думаю, что просидела в кресле не меньше часа. Я знала, что вопросы закончились, когда они спросили меня, что я думаю должно произойти с профессором Слэйтер.
«Если комиссия примет решение что имеются доказательства что профессор Слэйтер совершил шила в отношении Вас преступление, шантажируя Вас, чтобы обеспечить Ваше участие в проекте, мы передадим запись этого слушания окружному прокурору. Если это случится, вы хотите выдвинуть обвинения против профессора Слэйтер?», последовал вопрос от председателя Миллера.
«Нет», сказала я уверенно и с силой, «Точно, нет».
«Вы бы хотели, чтобы контракт профессора Слэйтер с университетом был расторгнут?»
«Нет».
«Почему? После того что она сделала, заставляя вас?»
«Потому что, если она уйдет, что случится с данными, собранными за эти шестьдесят дней, которые я провела голой на кампусе? Я не хочу, чтобы всё было зря. И еще одна причина, я выросла христианкой, нас учили любить врагов, принимать и прощать».
«Это звучит гладко и красиво», сказал один из членов комиссии, он выглядел наиболее раздраженным, «Но я чувствую здесь есть что-то вроде Стокгольмского синдрома. Вы думаете вы можете прийти сюда голой, и помочь профессору Слэйтер избежать тюрьмы, и даже сохранить работу, а потом, выйдя отсюда, Вы оденетесь и пойдете заниматься своими делами. Это не выглядит как демонстрация приверженности и решимости».
«Вы знаете, что я не вызвалась добровольно на эти шестьдесят дней эксперимента, и меня заставляли продолжать его. Но когда я стану старой и буду вспоминать эти дни, я знаю это будет совершенно особенное время в моей жизни, когда я поняла кто я, смогла преодолеть стыд и унижение, и крепко встать на ноги перед всеми храброй и красивой. Я никогда не смогу отблагодарить профессора Слэйтер за то, что она сделала для меня. Совершенно невероятный опыт. Вы хотите доказательств что моя приверженность не просто демонстрация? С настоящего момента я буду голой на кампусе университета, 24 часа в сутки, семь дней в неделю, до своего выпуска, и, если я поступлю в этот университет на юридический факультет, до выпуска оттуда. Я прошу, пожалуйста, разрешите профессору Слэйтер продолжить исследование, обработать информацию, написать статьи и книги, сделать из того, что я сделала что-то стоящее, что принесет благо всему человечеству, поможет нам всем стать более открытыми, честными и свободными».
Комиссия молчала, и хотя я старалась не смотреть на профессора Слэйтер, я заметила что она вытирает слезы.
«Спасибо», сказал председатель Миллер, «Вы свободны».
Профессор Джонс встала со своего места и проводила меня в конференцзал. Я сложила своё платье и туфли в сумку, взяла её и вышла в холл голая, и вместо того, чтобы воспользоваться лестницей ко боковому входу, я вышла к журналистам у дверей. Когда они увидели меня они сгрудились, направив на меня камеры и тыча микрофонами в лицо, и наперебой задавая вопросы, так что я даже не могла их разобрать.
«Я хочу сказать», сказала я, и стала ждать пока наступит тишина, перед тем ка продолжить, «Что за более чем два месяца исследования, я стала уважать профессора Слэйтер и те цели, которых она пытается достичь. Я надеюсь, что комиссия найдет возможным, чтобы она продолжила эту работу. Спасибо».
Я опустила голову и пошла вперед, игнорируя продолжающиеся вслед неразборчивые вопросы и случайные касания моих голых грудей и бедер пока я проталкивалась через толпу. Я чувствовала себя хорошо, сильной и возбужденной. Когда я вышла на улицу, горячее дневное солнце ярко и приятно ласкало мою кожу. Грег, который сидел на скамейке около входа в административное здание, встал улыбаясь и покачивая головой.
«Боже», сказал он, когда я подошла, «Что там случилось?»
Я рассказала ему, пока мы шли к моему общежитию на летний семестр, чтобы зарегистрироваться, то, что слышала через вентиляцию, и то, что я сказала комиссии.
«Так ты будешь это делать?», спросил Грег, «Будешь голой всё остальное время в колледже?»
