Мой сотовый сошел с ума после обеда в пятницу, от звонков с незнакомых номеров и номеров друзей из дома, я перевела звонки на голосовую почту, но мало кто оставлял сообщения. Сообщения от друзей из Техаса были примерно такие, «Эй. Я просто проверить. Позвони мне как сможешь». Я находила странным, что так много людей звонят мне сейчас, и это заставляло меня бояться, что новость обо мне достигла их. Я продолжала уговаривать себя, что друзья дома еще не узнали, что я делаю. Сильвия фактически сказала, что профессор Слэйтер хочет выставить меня перед всем миром. Но я всё еще не хотела, встречаться с кем-то из дома ни лично, ни по телефону. Я чувствовала себя нормально здесь в университете, как будто в рекламе про Лас Вегас, «Что происходит в университете, остается в университете». Я понимала, что это не так, новостные медиа роятся вокруг Сильвии, чтобы добраться до меня.
В полдень я пошла на ланч. Лиз и Эдри уговорили меня присоединиться к ним в лонже мужского общежития, чтобы посмотреть по телевизору игру по баскетболу среди колледжей. Они называли это «Мартовское безумие», я никогда не была фанатом баскетбола, но сидеть с новыми друзьями было лучше, чем читать английский роман 19-го века. Было странно идти голой в мужское общежитие, но я ходила голой везде уже шестой день. Все кто жили в общежитии, уже видели меня в кафетерии или просто на кампусе. Они уже должны были привыкнуть ко мне, что и было целью исследования профессора Слэйтер.
Кто-то накрыл стол со снеками и напитками. Брэндон и Кевин были там. Я видела их на расстоянии, с того эпизода в понедельник, но не хотела разговаривать ни с одним из них. Я села между Лиз и Эдри когда началась игра.
Там было около сорока человек, большинство парни. Пока шла игра, они болели как на стадионе, но во время перерывов и рекламы большинство пялилось на меня. Каждый раз, когда я замечала, что на меня смотрят, я чувствовала знакомые пульсации. Я бы хотела позаигрывать с ними, может немного раздвинуть ноги, чтобы показать больше, но вспомнила, что случилось с последним человеком, перед которым я это сделала, профессором Байденом. И всё же, чем дольше я там сидела, всё больше чувствовала смесь унижения и возбуждения.
Наконец я решила, что никто тут не имеет надо мной власти, как профессор Байден, профессор по химии. Я сидела на складном кресле, поставленном специально для просмотра игры, и оно не было очень удобным. Я часто меняла позы, один раз я растянулась сев на край и закинув руки за голову. Я заметила, что трое парней уставились на меня, и продолжали смотреть пока я не села нормально. После этого я стала принимать более расслабленные позы мои ноги стали раздвигаться шире и шире, кресло становилось всё более неудобным с ростом моего возбуждения. К перерыву в середине игры, мне потребовалось уйти, чтобы, удовлетворить себя.
«Я вернусь», шепнула я Лиз.
Я встала и выскользнула мимо людей в своем ряду. Между ног было так мокро, что был соблазн воспользоваться полотенцем, не выходя из лонжи. Но, даже не пойдя до выхода, я услышала знакомый голос.
«Даниэль?»
У меня мелькнула мысль, сделать вид, что я не слышала, но я остановилась. Когда я повернулась, Брэндон остановился передо мной. Он почти бежал, чтобы перехватить меня.
«Да?», сказала я, максимально холодным голосом.
«Я хотел сказать, извини, за тот день. Я был за рамками, и… Ну. Я хотел сказать, что извиняюсь».
«Ок», я не знала что еще сказать. Я могла сказать, что согласна с ним, он был за рамками, настолько, что был полной задницей. Но я не стала.
Брэндон оглядывался, чувствуя себя неуютно. «Я думаю это всё, что я хотел сказать».
«Ок».
Я повернулась, чтобы уйти. «Увидимся», сказал Брэндон. Я махнула рукой, и толкнула дверь.
Необходимость снять напряжение, которая переполняла меня, когда я встала больше не была такой сильной. Брэндон и его неуклюжие извинения расстроили мои планы. За последние четыре дня я перепрограммировала себя, чтобы он перестал мне нравится, так что его вмешательство было скорее надоедливым. Но чувства всё еще были свежими, так что я просто пошла дальше. Из-за того что я не нанесла солнцезащитный спрей, на моё уже очень загорелое тело, я прошла через кафетерий, чтобы вернуться в женское общежитие, вместо того чтобы выйти и обойти здание.
Когда я вошла в лобби Холкомб Холла, я замерла на месте, увидев самое последнее, чего я хотела в своем нынешнем состоянии одежды. Мои родители сидели на том самом диване, на котором я давала интервью Клариссе в понедельник. Папа и мама оба заговорили одновременно, с выражением шока и недоверия своим глазам на лицах.
«О, Боже!», вскрикнула Мама.
«Какого черта?», сказал папа.
Я не могла ни дышать, ни думать. Всё что я хотела – спрятаться. Я прикрыла грудь рукой и вульву черным полотенчиком в другой руке, согнувшись, я пошла, и спряталась за диваном на другом конце холла.
«Что вы тут делаете?!», закричала я.
Выглянув из за софы, я увидела, что отец идет ко мне. Мама всё еще сидела на диване и плакала.
«Это я должен спросить у тебя», сказал отец, «что ты делаешь тут в университете? Поднимись к себе и одень что-нибудь, прямо сейчас!»
«Стой!», закричала я еще громче, когда отец подошел к софе, «Просто остановись. Пожалуйста».
К счастью он остановился. Он стоял там с глуповатым видом. «Почему бы тебе не одеться, чтобы мы могли поговорить?», сказал он, наконец.
«Я не могу».
«Ты не можешь? Что за херня тут происходит?»
«Дани», простонала мама, с дивана, «Что с тобой сделала Калифорния?»
«Я не могу одеться», сказала я со слезами, «Просто не могу».
«Так что вся эта хрень про бодипозитив в репортаже…», сказал отец и остановился. Он почти никогда не ругался, так что слышать от него такие слова
было неприятно.
«Да, это была хрень», сказала я, пытаясь шокировать его в ответ. Это не их дело, и их пребывание здесь было вторжением в моё личное пространство.
«Ты едешь с нами домой», сказал отец, «Мы можем перевести тебя в другой колледж поближе к дому. Где такое невозможно. Голая! Господи Иисусе!»
«Нет!», закричала я, несколько громче, чем хотела. «Я делаю это…», я остановилась, пытаясь сдержать всхлипы, слезы катились у меня по лицу, «…чтобы защитить диплом. Вы просто не понимаете».
Отец посмотрел на маму и потом на моё лицо за софой. «Давай», сказал он, протягивая мне руку, «Пойдем наверх и найдем тебе одежду».
«Я не могу!», снова закричала я, «Нет у меня чертовой одежды!»
Выпрыгнув из-за софы я побежала ко входу, игнорируя шокированные взгляды, которые появились на их лицах, когда я выругалась, и от вида моей загорелой голой попы сверкающей перед ними.
Я должна была уйти от своих родителей, но даже больше чем это, мне нужна была помощь. Когда я выскочила на солнце, я спустилась по ступенькам, и споткнулась потому что не смотрела под ноги. Большой палец моей левой ноги неестественно вывернулся, и я содрала о бетон немного кожи. Сигналы боли побежали вверх по моей ноге. Я пыталась игнорировать их, осматриваясь, зная, что один из ассистентов профессора Слэйтер должен быть неподалеку, надеясь, что я узнаю его или её, когда увижу. Два парня бежали вдоль улицы, два других играли с фрисби, а три девушки стояли, курили и разговаривали на углу. Все они прекратили свои занятия и смотрели, как я хромаю вокруг общежития, мои голые груди колыхались, а палец начал кровоточить. Я только что была в мужском общежитии, так что возможно ассистент, где то там.
Когда я повернула за угол, я увидела толстую девушку, Джинжер, с зеленым рюкзаком, сидящую на одной из скамеек в тени пальм и говорившей по сотовому.
Я похромала к ней, морщась от боли.
«Она здесь», услышала я, сказала Джинжер, при моем приближении.
«Это она?», спросила я.
Джинжер кивнула. Я протянула руку к телефону, и она дала мне его.
«Мои родители явились из бездны», сказала я, «Я должна им всё рассказать. Они заберут меня, если подумают что я бегаю голышом по своей воле».
«Успокойся», сказала профессор, «Я почти пришла. Дай мне две минуты, и мы поговорим с ними вместе».
«Мы должны сказать им правду», настаивала я.
«Мы так и сделаем. Успокойся. Всё будет в порядке».
Я повернулась и посмотрела на общежитие. Мои родители шли к нам. Я вздохнула, села на скамейку, скрестив ноги, и начала стирать полотенцем кровь с пальца. Клочок кожи был содран, около ногтя и выше.
«Быстрее», сказала я профессору, «Они почти здесь».
Я повесила трубку и отдала телефон Джинжер. Она сняла рюкзак и поставила его рядом со мной. После этого он его открыла, достала маленькую аптечку в пластиковой коробке, и протянула её мне. Она потом повернулась и пошла, перехватить моих родителей.
«Мистер и миссис Китон», сказала она, «Я Джинжер Холл, ассистент факультета социологии университета».
Я нашла несколько спиртовых салфеток и марлю и бинт, и очищала свой палец ими. Я подняла ногу, и прикрывала ей вид на мою грудь от родителей. Я чувствовала себя ребенком, которого отчитали и наказали. Я вздрогнула, когда спирт начал жечь мой ободранный палец. Толпа начала собираться вокруг скамейки, где я сидела.
Один парень подошел, чтобы посмотреть поближе, толи на мой палец, толи на мою вагину, и спросил «Ты в порядке?»
