Только один раз, она принялась извиваться подо мной всем телом и слабо попыталась оттолкнуть мою голову от своей груди.
- Игорь. . , - с надрывом прошептала она, - откуда в тебе столько гнева? Чем я так тебя обидела? За что ты так со мной? Я же твоя мама. .
Я и сам не знал, почему веду себя с ней так, словно, она дешёвая проститутка. Но это вулкан сейчас бил из меня мощным извержением и я и сам с этим ничего не мог поделать.
Я не хотел этого, но моя рука сама дала ей пощёчину. Не сильно, одними пальцами. Я не хотел делать больно ей, а только показать ей её новое место. Её голова дёрнулась, а на глазах навернулись слёзы от обиды. Мама закусила губку и отвернула голову в сторону, обиженно засопев.
А я схватил её маленькие нежные ручки своими лапами и, вскинув их вверх, прижал их запястьями к дубовой грядушке кровати.
Мой член и так уже был твёрдым, как камень, а теперь, вообще, готов был кончить прямо сейчас от одного только этого вида, - грудь мамы и без восхитительная и соблазнительная, теперь, вслед за плечами, поднялась и выглядела совсем уж неподражаемо.
Я снова принялся мять эти чудесные груди круговыми движениями и целовать. Я больше и не держал её рук, но мама не посмела опустить их.
Было обалденно шлёпать мать по груди, то по одной, то по другой. Её груди чертовски классно и упруго колыхалались и я губами ловил соски.
Наконец, я наигрался с её грудью, по - моему, для мамы это было большим облегчением.
Я снова схватил её лодыжки и развёл её ноги ещё шире в стороны.
Она покорно дала мне это сделать, согнув свои ножки в коленях.
Я гладил эти ножки, мял стройные бёдра, сжимал ягодиц. Уже совсем не грубо.
Иногда, я наклонялся и грудью ложился на измученную грудь мамы и страстно целовал её в губы долгими поцелуями. Наши языки переплетались змейками. Да, она отвечала мне! И при этом, она смотрела мне в глаза грустным и нежным взглядом.
- Бедный мой мальчик. . - снова шептала мама, - бедный мой. .
Её руки нежно гладили мои волосы и плечи. Но это не были ласки возбуждённой женщины. Так гладит мать своё драгоценное чадо, когда утешает или жалеет его. Чёрт, я тут с ней такое вытворяю, а она меня ещё и жалеет? Я бы больше её понял, если бы она сейчас наорала на меня или навешала пощёчин.
Я покрывал поцелуями и ласкал руками всё её тело, живот, бёдра, ноги. . В конце концов, бесцеремонным, эдаким хозяйским жестом, я задрал ей ноги, так что её коленки упёрлись ей же в грудь и с жадным упоением припал к её киске. .
Тёплая, мягкая, нежная, женская пизда...
О, как я мечтал о ней весь этот год! Вот без чего я чуть не рехнулся на этом проклятом острове. Дьявольский кусочек женского тела, без которого любой мужик звереет и сатанеет, дай только время. Правда, мамина киска была сухой, но я собирался это исправить.
Я нежно принялся посасывать её клитор, помогая себе языком, пальцами осторожно лаская нежные розовые губки.
Мама безропотно принимала мои ласки. Я ощущал её запах, её вкус. . И они были бесподобными для меня.
Я засунул язык глубоко в её дырочку, как можно глубже, и долго играл им там, пока не почувствовал, что потихоньку её киска наполняется любовными соками.
Теперь пришёл черёд моих пальцев. Сначала один, потом два. Я медленно погружал их в самую глубину маминой женственности, преодолевая лёгкое сопротивление. И потом, долго вот так медленно трахал её своими пальцами, пока в это время с большим удовольствием вылизывал и целовал лепестки её губок и клитор. Остановился я только тогда, когда мои пальцы были уже мокрыми от её соков.
Мамины бёдра тихо подрагивали. Если она думала, что я буду трахать её насухую, а она даже не возбудится, типа просто исполняет свой "материнский долг" , глядя в потолок, то она весьма ошибалась. Гораздо приятнее трахать мокрую возбуждённую киску.
Я снова встал на колени. Тело матери, доступное, полностью мне подчинившееся, вот оно, передо мной.
Властным жестом я снова раскинул в стороны её ноги. Раздувшаяся головка моего члена упёрлась прямо в губки маминой киски. Божий гром, в общем-то, за окном не грянул, но я всё - равно в нерешительности замер. Вот она последняя грань. Невидимая черта, за которой только бездна страшного и упоительного греха.
Мама почувствовала моё колебание. Приподнявшись на локтях, она жалобно, с немой мольбой в глазах, смотрела на меня.
- Игорь. . Хороший мой. . , - чуть не пискнула она, - мы ещё можем остановиться. . Сынок. .
Сквозь пелену желания тонкий голосок разума кричал и разрывался во мне. Он призывал, нет, он приказывал, - беги!!! Прямо сейчас!! Встань и беги!! Не смей преступать эту черту!!!
С отчаянием я посмотрел прямо в глаза матери:
- Мама!! , - едва не выкрикнул я, - господи, наори ты на меня!!! Ударь меня ногой!! Скажи, что-нибудь про отца!! Ты же моя мать!! Останови меня!!
Слёзы брызнули из её глаз. Она только замотала головой.
- Нет. . Нет. . Игорь. . Ты меня возненавидишь!! Я готова ради тебя на всё!! Но решать тебе!! Только тебе!! Я могу только просить тебя. . Господи, Игорь, и я прошу тебя, - одумайся, остановись!!
Я вздохнул:
- Этого мало, мама: Ведь я не хочу останавливаться. .
Не отрывая своего взгляда от её глаз, заплаканных, полных грусти и печали, я медленно положил её ножки себе на плечи. .
- Мама, моя мамочка. .
- Игорь, нее-еет. . , - её рука вцепилась в немом ужасе в моё плечо, царапая маникюром кожу.
Мои бёдра плавно качнулись вперёд. . Я вошёл в неё сразу весь целиком, погрузившись до самого конца в свою родную мать. По самые яйца, как говорится. Навалился на неё всем телом, вминая в постель. Так что кровать жалобно заскрипела. И замер, в трепете от свершившегося и обуреваемых меня чувств.
- Игоорььь. . - шёпотом полным отчаяния протянула мама.
Какое-то время мы лежали вот так вот, глядя в глаза друг другу, связанные друг с другом уже теперь не только узами матери и сына. Её киска, мокрая и разгорячённая моими ласками, нежно пульсировала вокруг меня. Мой член упирался во что-то тёплое и мягкое. Я думал, что киска женщины трижды рожавшей должна быть больше. .
- Я люблю тебя, мама, - тихо сказал я ей. Мои бёдра медленно качнулись, раз, другой. Возбуждение быстро вновь охватило меня с головой всего без остатка.
Не помня себя, уже и не думая, что эта женщина моя мать, я с силой яростно таранил её нежное естество. Нет, мы не занимались любовью, -нежно и ласково, как может быть следовало это делать матери и сыну, ублажающих друг друга. Для этого я слишком сильно был возбуждён.
Отдавшись своей страсти, уже не думая ни о чём, я трахал её, свою мать, драл. Грубо драл её, как разъярённый голодный зверь, драл как какую-то дешёвую шлюху. Да именно так, словно, вообще она не человек, а кукла, специально для ебли и созданная, чтобы её вот так вот трахали, ебали, без оглядки на её чувства и ощущения.
Видит бог, у меня никогда не было на мать обиды иди желания её унизить или за что-то поквитаться. Но что-то просто перемкнуло в моей голове. Ну, не мог я быть сейчас ласковым с ней, целовать, шептать на ушко нежные слова. . А иметь её только вот так, как последнюю шлюху. Я чувствовал, стоит хоть на миг, проявить к ней толику нежности и она тут же в голос расплачется из-за своего клятого "материнского долга". И тогда хренов червь совести сгрызёт меня прямо здесь в этой постели.
Может, звучит странно, но только эта грубость с ней, моей матерью, и позволяла мне сейчас не остановиться, оставаясь во власти возбуждения и похоти. И не задумываться о том, что вот это влагалище, которое я сейчас так яростно пронзаю своим колом и в которое скоро изолью своё семя, - именно это влагалище дало мне когда-то жизнь. Из него я вышел в этот свет и никогда не должен был в него возвращаться.
Обращаясь с ней, словно, с блядью я будто оправдывал самого себя в собственных глазах.
А было ещё другое чувство. Невероятное сладостное до леденящего ужаса ощущение запретного плода, который я теперь вкушал с таким напором и пылом.
Впрочем, скоро уже и эти мысли и терзания перестали меня хоть сколько - нибудь волновать.
Я уже буквально прыгал на матери, мощно вверзаясь в неё, с умопомрачительной скоростью бросаясь на неё все своим весом. Мои бёдра громкими шлепками бились о бёдра матери, а член каждый раз с чавканьем вторгался в её киску.
Кровать жалобно скрипела, грядушка громко и часто стучала в стену. Я не в силах сдержать своих, чувств шумно стонал.
Помню только, как мама всё прикрывала ладошками мои губы и прерывистым от моих частых и мощных ударов шёпотом умоляла:
- Тише, тише, Игорёша, милый. . Детей разбудишь. .
Но надвигающийся оргазм накрыл меня с головой. Мама приглушённо и пронзительно вскрикивала каждый раз, вцепившись пальцами в мои плечи, когда я в сладкой агонии толчок за толчком вгонял в неё очередную порцию своего семени.
