– Of course! In Paris, it’s a matter of survival. («Конечно! В Париже это вопрос выживания.») – она подмигнула ему.
Я продолжил:
– But not all her stories are that graceful. Like the time she almost missed her train because she got distracted by a street musician. («Но не все её истории такие элегантные. Например, как она чуть не пропустила поезд из-за уличного музыканта.»)
– That’s because he was good, and I was supporting art! – заявила Курай, защищаясь. («Это потому, что он был талантлив, а я поддерживала искусство!»)
– You gave him a hundred euros for a single song! («Ты дала ему сто евро за одну песню!»)
Анни уже не могла смеяться, а только улыбалась смотря на нашу пикировку, но Курай бросила на меня взгляд, который обещал месть. Мои шутки её всё же немного, но задели. Я поднялся, и чтобы сгладить ситуацию ушёл на балкон, вернувшись с большим тортом, украшенным ягодами и сливками.
– Alright, let’s end this with something sweet. («Ладно, давайте закончим это чем-то сладким.»)
Курай, увидев торт, прищурилась:
– Damn it, Ness, you’re trying to ruin my figure, aren’t you? («Чёрт, Нэсс, ты хочешь погубить мою фигуру, да?»)
– Consider it revenge for all the sass tonight. («Считай это местью за весь твой сарказм сегодня.»)
Мы рассмеялись и начали резать торт. Чай разлили по кружкам, разговоры снова стали неспешными.
В какой-то момент Курай, взяв вилку, нечаянно уронила кусочек торта себе на футболку. На хлопке тут же появилось большое шоколадное пятно.
– Damn it… – тихо пробормотала она, глядя на пятно. («Чёрт…»)
Анни сочувственно посмотрела на неё:
– Oh no, can it be washed? («О нет, это можно постирать?»)
Курай, вместо ответа, спокойно встала, стянула футболку через голову и бросила её на спинку стула. Под ней ничего не было, только её светлая кожа, упругая грудь с небольшими тёмно-розовыми ореолами и торчащими вверх сосками. Она выглядела совершенно уверенно, будто ничего необычного не произошло.
– It’s fine. I’ll deal with it later. («Всё нормально. Разберусь с этим позже.»)
Мартин, заметив, что Курай осталась только в трусиках, немного покраснел и отвёл взгляд, а Анни, наоборот, смотрела на неё с интересом.
– Um… Is it okay if I do the same? I don’t want to ruin my shirt. («Эм… Можно и мне так же? Я не хочу испортить свою футболку.») – робко спросила она.
Курай улыбнулась:
– Of course, dear. You can do whatever you want; we’re all friends here. («Конечно, дорогая. Ты можешь делать всё, что захочешь, мы здесь все свои.»)
Анни, поколебавшись, сняла футболку, оставшись в свои детских трусиках. Её стройное, хрупкое тело и небольшая грудь с едва заметными бледными ореолами выглядели совсем юно. На мгновение она покраснела, но быстро расслабилась, видя спокойствие Курай.
Сидя за столом, я невольно заметил контраст между ними. Одна – уверенная, женственная, уже полностью сформировавшаяся, как зрелая красавица, чьи черты привлекали взгляд. Курай с её изящной грудью, плоским, накачанным животиком, и хрупким телом казалась идеалом утончённости.
Анни же, несмотря на схожее телосложение, выглядела совершенно иначе. Её фигура, хоть и стройная, всё ещё сохраняла детскую невинность и угловатость. Если Курай была словно цветок, раскрывшийся в полную силу, то Анни – как бутон, готовящийся вот-вот расцвести. Их разница в возрасте и жизненном опыте читалась в каждой детали.
Я поймал себя на этой мысли и отхлебнул чай, стараясь сосредоточиться на разговоре, а не на их обнажённой красоте.
– You two look like sisters, – вдруг сказал Мартин, восхищённо смотря то на Анни, то на Кури. («Вы выглядите как сёстры.»)
Курай хмыкнула:
– I’ll take that as a compliment. («Считаю это комплиментом.»)
– Me too, – тихо добавила Анни, улыбнувшись. («И я тоже.»)
Вечер плавно продолжался, и это мгновение казалось абсолютно естественным и уютным.
Мартин.
Когда торт был частично съеден, а чай выпит, наступила расслабленная тишина, которую никто не хотел нарушать. Нэсс, взяв пульт, убавил яркость люстры и вокруг воцарилась какая-то странная, почти интимная теплота, как будто все мы знали друг о друге что-то важное, даже не сказав это вслух. Анни сидела рядом, её рука иногда касалась моей, и каждый раз я чувствовал, как лёгкий ток пробегал через моё тело. Её улыбка была искренней, а глаза блестели от смеха и общей расслабленности.
Я старался не задерживать взгляд на Курай, но это было невозможно. Она сидела напротив, свободная, уверенная, словно все эти откровенные истории были для неё просто забавой. Её движения были расслабленными, но в них читалась внутренняя энергия, почти магнетизм. Я пытался убедить себя, что смотрю на неё как на сестру Анни, но понимал, что это самообман. В ней было что-то такое, что притягивало. Я невольно задавался вопросом, откуда в ней такая уверенность, такая беззастенчивость и открытость?
В какой-то момент, после очередной пикировки Нэсс сказал Курай, что он просто не обожает, Курай лукаво посмотрела на него, а потом стала начала собирать остатки крема с тарелки. Её движения стали медленными, словно нарочитыми. Я заметил, как уголки её губ приподнялись в лёгкой улыбке - она знала, что сейчас мы все смотрим за ее действиями.
Собрав крем пальцем она с улыбкой провела им по своей груди и соскам, оставляя тонкий слой крема на них. Они сразу стали ещё более заметными, и я почувствовал, как кровь приливает к моему лицу. На секунду я отвёл взгляд, но тут же снова посмотрел. Это было что-то совершенно новое для меня. Её жест был откровенным, но каким-то странным образом естественным. Как будто она знала, что всё вокруг уже расслаблены, и могла позволить себе это.
– Милый, – услышал я её голос. Он прозвучал мягко, с лёгкой насмешкой, но в то же время был наполнен вызовом. Она обратилась к Нэссу, и я понял, что именно сейчас произойдёт. – Я тут немного испачкалась… Ты мне не поможешь?
И пусть она говорила на русском, я вполне все понял. Не знать русского живя в Таллинне, даже находясь в детском доме, почти невозможно, к тому же мы находились в русском районе. Я почувствовал, как у меня пересохло в горле. Моё дыхание стало поверхностным, а пальцы невольно сжались на краю стула. Нэсс, как будто привыкший к её выходкам, просто усмехнулся, встал и подошёл к ней. Я смотрел, как его руки осторожно касаются её груди, обхватывают её, словно он уже не раз делал это. Я не мог отвести взгляд. Его пальцы слегка сжали её грудь, а затем он наклонился и провёл языком по её коже, медленно, с видимым удовольствием. Она чуть выгнулась навстречу, и я услышал её тихий, почти приглушённый вздох.
Я почувствовал, как моё тело реагирует на это. Жар разливался по мне волнами, а внизу живота становилось всё теснее. Я старался не смотреть слишком явно, но это было невозможно. Моё сердце стучало так громко, что казалось, остальные могли это услышать. Я украдкой посмотрел на Анни. Её лицо слегка покраснело, но в глазах светился интерес. Она, кажется, даже не замечала моего состояния.
И вот, когда Нэсс слизывал последние капли крема, Анни вдруг тихо, но с игривым вызовом, задумчиво произнесла:
– Can I try too? («Можно мне тоже попробовать?»)
Я повернулся к ней, не веря своим ушам. Она взяла ложку, собрала немного крема с моей тарелки и, медленно поднеся его к своей груди, провела по ней, оставляя тонкую белую полоску на коже. Её движения были робкими, но решительными. Я смотрел, как она наносит крем на свои небольшие соски, а затем повернулась ко мне с вопросом в глазах.
– Martin... kas sa aitad mind? («Мартин… Ты мне поможешь?»)
Я не смог ответить. Моё горло пересохло, а слова застряли где-то глубоко внутри. Моё тело охватила горячая волна возбуждения. Я хотел сказать ей, что она не обязана это делать, но вместо этого просто кивнул. Мои руки дрожали, когда я поднялся с места. Её взгляд ни на секунду не отрывался от моего. Она не выглядела смущённой – скорее, её глаза выражали какое-то внутреннее любопытство.
Когда я оказался перед ней, её дыхание было чуть быстрее, чем обычно. Мои руки медленно поднялись, я слегка коснулся её груди. Её кожа была тёплой и мягкой, а холодный крем контрастировал с этим теплом. Я провёл пальцами по её соску, размазывая крем, а затем наклонился. Мои губы осторожно коснулись её кожи, и я почувствовал сладкий вкус крема, смешанный с её естественным запахом. Языком я провёл по её соску, чувствуя, как он напрягся под моим прикосновением.
Анни тихо вздохнула, и этот звук будто ударил меня током. Я чувствовал, как моё тело откликается на её реакции. Моё лицо горело, но я уже не мог остановиться. Я продолжал медленно слизывать крем, каждый раз чуть увереннее касаясь её кожи. Её пальцы осторожно легли мне на плечи, словно она искала опору.
Я не знал, сколько это продолжалось. Моё сознание погрузилось в это ощущение: тепло её тела, вкус крема, её мягкие вздохи. Я хотел, чтобы это длилось дольше, но одновременно боялся, что делаю что-то неправильно. Но когда я поднял взгляд, её глаза были полны доверия и нежности.
Моё сердце переполнялось чувствами: смесью страсти, любви и какого-то странного, почти болезненного желания быть ближе к ней, чем когда-либо.
