"Сын мой, ты должен передать нам любовь и благотворение властителя нашего, совершить великое таинственное причастие... Поразмысли на досуге над моими словами и истина откроется тебе", - слегка улыбнувшись, сказала Игнасия. - А теперь иди, сын мой, тебя ждет завтрак.
Сестра Франциска отвела меня обратно в мою келью, где на столе, покрытом белой скатертью, уже был сервирован завтрак. Я был приятно удивлен, что блюда, поданные мне, сделали бы честь лучшим ресторанам Мадрида. Лишь грубоватая посуда напоминала мне, что я нахожусь в монастыре. Франциска оставила меня одного, и я не замедлил приступить к завтраку. Он был великолепен: цыпленок рыба, фрукты и бутылка ароматного старого вина. В довершение всего Франциска принесла кофе. Когда я покончил с завтраком, Франциска унесла посуду.
Дверь закрылась, и я опять остался в одиночестве. Я лег на постель и стал размышлять над словами Игнасии, пытаясь понять, какую роль отвели мне в этой божественной комедии. Но сытный завтрак и прекрасное вино таки взяли свое, и я немедленно задремал. Разбудила меня также Франциска, которую я стал уже узнавать по острому подбородку и тонким губам, видневшимся из-под капюшона. Она принесла обед, который был, не менее великолепен, чем завтрак. Но съел я его без аппетита, ибо мне стало надоедать непонятное пока заключение. После обеда я хотел отдать дань традиционной сиесте, но тут вошла Франциска с библией в руках - той самой, которую я заметил на столе у Игнасии.
Мать-настоятельница посылает тебе эту би6лию, дабы помочь тебе познать истину божественного предначертания, укрепить твой ДУХ - проговорила Франциска своим чуть слышным голосом. Положив книгу на стол, она вышла. Читать библию мне вовсе не хотелось, но меня одолевала скука. Тогда я взял книгу, решив, что чтение божественных откровений поможет мне быстрее заснуть. Но когда я отстегнул застежку и раскрыл книгу наугад, сон мгновенно отлетел от меня. Это была не библия, да и вообще не книга, а альбом с открытками - с теми парижскими карточками, которые показывают лишь в мужском обществе, да и то По-секрету. Уж этого я никак не ожидал.
Я перелистал альбом от начала до конца, перед моим взрослым взором мелькали обнаженные мужские и женские тела, сплетенные друг с другом в самых различных, порой невероятных позах. Я не был пуританином и, хотя раньше и не интересовался подобными видами искусства, сейчас это производило на меня ошеломляющее впечатление. Мои руки дрожали, во рту пересохло, лоб покрыла испарина. Все мое тело свела судорога животной похоти, разожженной искусственно воображенными сценами любви. Я отбросил альбом, но через минуту снова потянулся к нему, как больной к наркотику.
Вновь перелистывая, его я размышлял, каким образом такая вещь могла оказаться и лежать у настоятельницы и зачем она мне ее передала. И тут меня пронзила мысль настолько простая, что даже я рассмеялся над собой и своей глупостью, как я не ПОНЯЛ все сразу?! И не зря выходит, друзья называли меня иногда телёнком. Слова настоятельницы представились мне в другом цвете, в своем откровенном смысле, и все встало на свои места. И все же мне было не по себе. Чудовищность моей догадки давила меня. Я не заметил, как наступил вечер. Звякнул засов. С зажженной свечой в руках вошла Франциска "Мать настоятельница ждет тебя к ужину". Я испытывающе взглянул на нее, пытаясь понять в её лице подтверждение моей догадки, но лицо женщины было бесстрастно. Я молча последовал за ней. Игнасия ждала меня, сидя в своей унылой келье, слабо освещённой двумя свечами.
- Открылась ли тебе истина, сын мой? - спросила она, когда дверь за Франциской закрылась.
- Открылась, мать Игнасия, - с нервным смешком ответил я, не зная как себя вести.
