Обнаженная рабыня переместилась на четвереньки, расставив колени, выгнув спину, и опустила руку между ног к своей киске. Она вставляла и вынимала деревянный член из киски.
«И о чем ты думаешь сейчас, когда онанируешь себя?» — спросила хозяйка Урсулы.
«Я на... рабской цепи... все мы, рабыни, голые... У меня синяки на ягодицах... от того, что меня... били», — продолжала бедная девушка, мастурбируя еще более яростно. «Я трогаю себя... пока все свободные граждане проходят мимо... наблюдают, как подпрыгивают мои груди и трясутся мои ягодицы... когда я скачу... на цепи».
Урсула балансировала плоским концом дингуса на полу, поднимаясь и опускалясь на нем. Руками она трогала грудь и теребила кольца в сосках.
«Каково это, когда за тобой сейчас наблюдают, как ты скачешь на этом члене своей киской?» — спросила хозяйка белой девушки. Н'Бука всегда старалась быть как можно более грубой, допрашивая свою рабыню.
«Я знаю, что я рабыня», — решительно ответила Урсула, повернув голову, чтобы посмотреть на Н'Буку, когда она все больше возбуждалась. «Голая, буйная рабыня с красной от шлепков задницей, которую нужно трахнуть. Голая девушка, которая едет на деревянном дингусе и которой нужно скорее кончить, прежде чем ее снова отшлепают по ее голой заднице!»
Чувство полного обнажения, разврата и унижения довело обнаженную белую девушку до крайности. Ее бедра дрожали и дергались, когда она громко и долго кричала.
Она чувствовала себя полностью расслабленной. Все напряжение ушло.
"Когда ты будешь готова", - сказала Н'Бука..
Урсула вынула дилдо и вылизала его, затем вернула его Н'Буке. Голая белая девушка встала и показала себя, заложив руки за голову и расставив ноги.
"Спасибо, Н'Бука", - сказала рабыня, снова покраснев от своего показа. "Так гораздо лучше. Я уверена, что ничего не уроню до конца дня".
"Иди, рабыня!"
Н'Бука наблюдала, как трясутся великолепные ягодицы ее рабыни, когда она убежала, чтобы получить следующее задание.
******
«Честно говоря, я все теку», — сказала Урсула, яростно совокупляясь с Софией. «Моя попка горит от рассвета до заката».
София была еще одной белой рабыней, которую поймала служба безопасности Н'Дулы. Урсула помогала захватить прекрасную рыжеволосую девушку, которая была ее учителем рисования в школе. Как и Урсула, она была в ошейнике, обнаженная, выставляя себя напоказ всем и каждому.
«Я просто благодарна за некоторое облегчение», — сказала София, когда они обе ласкали друг друга пальцами. «Я не могу получать удовольствие, как ты. Никаких оргазмов без прямого разрешения моей наставницы!»
Рыжеволосая рабыня была посредницей Урсулы. Любая информация, которую находила белокурая рабыня, передавалась в Королевский дворец и Н'Дулу через Софию. Для любого проходящего мимо гражданина это были просто две необузданные рабыни, трахающиеся, пока их хозяева не видят. Идеальное прикрытие.
******
Завершив совокупление, две рабыни легли за дерево, полностью истощенные. Это был единственный раз, когда разум Урсулы был достаточно ясен, чтобы рассказать о том, что она узнала.
«Клерк портового управления также сотрудничает с лордом Понсонби, чтобы поставлять оружие коммунистам», — рассказала Урсула. Глядя вверх через поляну в пологе дерева над ними. «Кажется, все представители пятой колонны связаны с ним. По-видимому, сейчас он в Англии, так что я не уверена, какую еще информацию я смогу найти».
«Похоже, ты будешь рабыней в порту гораздо дольше, чем ожидала», — сказала София. «Я знаю, что останусь в королевском дворце навсегда, поскольку они арестовали меня за измену. По-видимому, мои рыжие волосы и белая кожа — фавориты королевского двора».
«Такова жизнь рабыни, я полагаю», — сказала Урсула. «Этот бальзам-афродизиак не позволяет мне сейчас думать ни о чем другом».
«Честно говоря, совокупление с натавеанской знатью — это все, о чем я думаю, когда просыпаюсь, все, о чем я думаю в конце дня», — заявила София. «И все, о чем я мечтаю, когда сплю».
«Вы встречались с Понсонби?» — спросила Урсула. «Все эти коммунистические схемы, похоже, ведут к грязному лорду и его склонности к порнографии».
«У него глаз на «художественные образы», ??не так ли?» — ответила София. «Он бы обожал жить в Натаве, со всей этой голой белой плотью, бегающей вокруг».
«По-видимому, я была одним из его любимых объектов», — сказала светловолосая рабыня. «Два порнографа, Агнес и Мод, обманом заставили Н'Фалу и меня позировать, пока мы были рабами в П'Куле, и, по-видимому, он был их лучшим клиентом».
«Боже мой!» — ахнула София. «Эти гнилые женщины не заставили тебя резвиться перед объективом их камеры, не так ли?»
«Похоже, ты уже сталкивалась с ними раньше?» — хихикнула Урсула. «Где это было? Мне не терпится узнать подробности!»
«Это было как раз перед тем, как я уехала изучать изобразительное искусство», — ответила голая рыжая. «Во время летних каникул».
И София начала рассказывать, как ее покорило дело марксизма.
******
София Ханивелл закончила последний год обучения в школе, и ее ждало самое многообещающее будущее. Теперь ей было восемнадцать лет, и она получила полную стипендию в Королевском колледже искусств в Лондоне.
Это были дни счастья, без забот о будущем, которое теперь было обеспечено для нее.
Во время учебы в женской школе она наслаждалась множеством свиданий и была объектом нескольких влюбленностей, но у нее самой не было никакого опыта. Она жаждала поделиться своим молодым телом, но жизнь в поместье родителей в сельской местности оставляла очень мало возможностей для экспериментов.
София проводила много жарких летних дней, лежа на кровати, голая, представляя себе совокупление с одним из одноклассников, который фантазировал о ней. Но все это были упущенные возможности.
Ее вьющиеся рыжие волосы, ее упругая грудь и ее персиковая попка уже должны были быть объектом поклонения и ласки. Плотские удовольствия должны были принадлежать ей.
"София!" крикнул ее авторитарный отец. "Будь в моем кабинете через десять минут!"
******
Указ ее отца был удручающий. Он не одобрял художественную школу. Однако, поскольку у Софии была полная стипендия, основанная на ее академических достижениях, у него не было возможностей, чтобы остановить ее.
Однако, прежде чем она начнет учиться, она собиралась научиться вести себя как леди, и, как она надеялась, это станет подходящим для жены, когда ее увлечение портретной живописью ей надоест.
У Джорджа Ханивелла была сестра, которая была замужем за кем-то из французского дипломатического корпуса, базирующегося во Французском Индокитае. Его дочь проведет там лето, изучая этикет и совершенствуя свой французский.
******
София ненавидела Вьетнам. Корабль плыл туда неделю, и она уже четыре дня находилась в Сайгоне. Независимо от того, насколько сильно она увеличивала скорость большого потолочного вентилятора, температура была слишком высокой, чтобы хоть как-то выносить ее.
Она просыпалась, лежа голой поверх простыней, вспотевшая. А затем в 7.30 звонил колокол на завтрак, и ей приходилось быстро одеваться и спешить вниз.
День начинался с того, что ее тетя Гертруда читала ей лекции о том, как вести себя леди, и пыталась найти в ней недостатки.
Затем ее представляли разным посетителям, которые, по мнению Гертруды, могли бы оказать хорошее влияние. Шествие надменных женщин-эмигранток, пытавшихся принести цивилизацию в колонии.
От Софии ожидалось, что она будет участвовать только в самых тривиальных аспектах вежливой беседы, но большую часть времени она должна была держать рот закрытым и выглядеть скромной.
******
Мисс Ханивелл сидела на диване, мило улыбаясь леди Персефоне Уинчкомб, пока ее тетя была снаружи, приставая к вьетнамским служанкам, которые, очевидно, не подогрели чайник перед тем, как добавить чай. Непростительное упущение, как оказалось, по мнению «Сварливой» Гертруды.
Леди Уинчкомб казалась гораздо более теплой и дружелюбной, чем предыдущие посетители. И очень привлекательной. Ей, должно быть, было около тридцати, подумала София, стройная и одетая очень элегантно, с коротко подстриженными темными волосами.
«Я слышала, ты неплохо владеешь кистью», — сказала Персефона, подмигивая и улыбаясь ей. «Возможно, у меня будет возможность дать тебе немного отдохнуть от твоих текущих обязанностей».
София огляделась, чтобы убедиться, что Гертруда все еще снаружи, читает нотации служанкам.
«Что угодно, чтобы отдохнуть», — сказала мисс Ханивелл. «Это связано с живописью или набросками?»
«Не совсем», — ответила Персефона. «Некоторые дамы и я учимся фотографическому процессу. Две служанки Гертруды будут позировать нам. Нам понадобится помощник, который поможет с установкой штативов и заменой вспышек».
«Когда я смогу начать?» — спросила София, отставляя фарфоровую чашку с неправильно приготовленным чаем.
******
Это была легкая, но приятная работа. София держала отражатели, чтобы отражать свет на лица моделей, и несла сумку для фотоаппарата для Персефоны.
Помимо мисс Ханивелл было еще четыре дамы. Персефона, ее подруга Патрисия и два обученных фотографа, Мод и Агнес, которые казались немного старше леди Уинчкомб, но такими же привлекательными. У всех были короткие стрижки, как было в моде в 1920-х годах. Очень стильно и практично по сравнению с длинными рыжими локонами Софии, которые постоянно мешали, когда она заряжала камеру Leica Персефоны. Все они были атлетичными и стройными, по сравнению с подростковой неуклюжестью Софии. Она боготворила всех этих сексуальных, независимых женщин.
