До этого ни одна женщина никогда не садилась мне на лицо. Я не мог пошевелить головой - бёдра девушки крепко сжимали её, отрезая меня от всего остального мира. Лицо моё, уже скользкое от её обильно выделяющейся смазки, щекотали и кололи жёсткие волосы. Она двигалась на мне всё активнее, и я дышал теперь лишь урывками - мой нос то и дело запечатывала её истекающая влагой, остро пахнущая щель. Язык мой то проваливался в её терпко-солёную глубину, то скользил по набухшим складкам снаружи, то щекотал тугое колечко её ануса. Лицо и губы уже начинало саднить от трения волос, язык начинал уставать и неметь - но это никого не волновало, ибо в этой комнате всем распоряжалось лишь её требовательное, огромное, ненасытное лоно.
Наконец она кончила. Стиснув мою голову бёдрами изо всех сил, она вцепилась мне в волосы и вжала меня в себя, подрагивая и тяжело, со стоном, дыша. Через пару минут, расслабившись, она откинулась на спину, и я наконец смог задышать сам. Там, где моё лицо было измазано её соками, кожи коснулся освежающий холодок.
И только тут я осознал, что по-прежнему возбуждён - в тот же самый момент, когда она сама увидела мой член и, посмотрев мне в глаза, усмехнулась.
Она достала презерватив, быстро надела его на член и опустилась на него сама, туго обхватив его своей жаркой и влажной плотью. Затем медленно наклонилась ко мне и начала мягко, нежно целовать меня в губы. И я ответил на поцелуй. Скрывать возбуждение было бессмысленно - оставалось лишь извлечь из него максимум пользы. Наши языки переплетались, ощупывая друг друга, мы двигались всё быстрее и быстрее, и вскоре в комнате не осталось ничего, кроме нашего прерывистого дыхания, лёгкого скрипа кровати и позвякивания моей цепи.
* * *
Вскоре она ушла, сославшись на какие-то неотложные дела. Я остался лежать на кровати всё в той же позе - ошейник прикован цепью к спинке, руки скованы за спиной.
- Надо бы помыть тебя, - нежно сказала она, на прощанье целуя меня в губы. - Но уже некогда. Вечером приду - помоемся, хорошо?
Я кивнул, отвечая на её поцелуй со всей страстностью, который только мог изобразить. И теперь, лёжа неподвижно в ярком свете лампочки под потолком, обдумывал план побега.
В течение дня, устав лежать, я попробовал на ощупь границы своей свободы. Спустившись с кровати, я пытался достать ногами хоть до какого-либо предмета в комнате, до предела натянув цепь ошейника, но это не принесло никакого результата. Я мог только сидеть или лежать на кровати - я не мог даже встать в полный рост, цепь была слишком короткой.
Наконец, через неопределённое количество часов, она вернулась, войдя ко мне в комнату уже в домашнем. Лёжа, я смотрел, как она, улыбаясь, подходит ко мне и садится на кровать.
- Привет, - сказала она, гладя меня по плечу. - Соскучился?
Я кивнул, растягивая губы в улыбке.
- Сейчас помоемся и что-нибудь придумаем, хорошо?
Она ушла и вскоре вернулась с тазиком горячей воды, мылом и мочалкой.
- Может, лучше в душ сходим? - с деланным равнодушием предложил я. - А то не хочется тебя напрягать. И так ты за мной ухаживаешь как за больным.
- Мне нравится за тобой ухаживать, - улыбнулась она. - Меня это возбуждает.
- Да у меня просто уже всё затекло тут лежать, - продолжал я, стараясь не выдать волнение. - Хоть разомнусь немного.
Она думала, закусив губу и глядя на меня. Я, изображая полную незаинтересованность в её решении, попытался потянуться, насколько позволяли скованные руки.
- Хорошо, - наконец сказала она. - Но ты должен мне пообещать, что не убежишь.
- Куда ж я убегу? - усмехнулся я. - Голый и связанный? Да и куда? К родственникам, которые от меня наверняка уже отреклись? Ты права - нечего мне там делать. Лучше я буду тут, с тобой. А за это полижу тебе попку - говорят, это многие девушки любят.
Она долго смотрела на меня, что-то обдумывая.
- Уболтал, чертяка языкатый, - сказала она наконец и улыбнулась. - Ты меня так сегодня лизал, что я чуть сознания не лишилась, когда кончила. Надо поощрить тебя за хорошее поведение.
- Мне тоже понравилось, - сказал я, улыбаясь и стараясь не думать - врал я сейчас или же говорил правду.
Она сняла замки сначала с рук, потом с ошейника. Впервые за эти сутки я снова мог стоять на ногах, с наслаждением потягивая затёкшими конечностями. Решив, что нужно закрепить успех, я обнял её, и мы обменялись долгим, нежным поцелуем.
- Пойдём, - неохотно отстранившись от меня наконец, сказала она. - Делу время, потехе час.
И мы вышли из комнаты.
За окном был глубокий вечер. Быстро осмотревшись, я не смог найти своих вещей - то ли она их спрятала, то ли выбросила. Впрочем, это было неважно. Мы двинулись по направлению к ванной комнате, и, когда поравнялись с прихожей, я толкнул её в сторону кухни, а сам рванулся к входной двери. Дверь была заперта. Схватившись за ключи, торчащие из скважины, я судорожно стал открывать замок - но в этот момент всё моё тело словно разодрало на части, и я повалился на пол. Я ещё успел увидеть, как она отшвыривает на пол электрошокер, но не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Лёжа среди её ботинок и сапожек, я беспомощно смотрел, как она стоит надо мной, и как по её взбешенному лицу текут слёзы. Всхлипывая, но не говоря ни слова, она отволокла меня обратно в комнату. Я по-прежнему не мог шевелиться, только слегка подёргивая руками и ногами. Там она кое-как уложила меня на кровать лицом вниз, и поочерёдно приковала мои руки и ноги к углам кровати. После чего, вернувшись со взятым из шкафа стеком, начала изо всей силы хлестать меня по всему телу.
- Зачем?! Зачем?! Зачем?! Зачем?! - только и могла произнести она, беспорядочно нанося удар за ударом.
Я выл и кричал от боли, но прошло, наверное, минут десять, прежде чем она отшвырнула стек и вышла из комнаты, выключив за собой свет. Корчась, я извивался на смятой простыне, закусив её зубами, но спасения и облегчения не было. Ни от боли, ни от моего положения в целом. Через какое-то время я провалился в зыбкий сон, но, когда просыпался, по-прежнему чувствовал, как руки и ноги держат неумолимые цепи, и по-прежнему чувствовал голод и боль в исполосованном теле.
Через какое-то количество времени моё существование возобновилось, когда в комнате снова вспыхнул свет. Судя по тому, как затекло моё тело, в таком положении я провёл всю ночь. Я слышал, как она входит в комнату, но не стал поворачиваться к ней. Я чувствовал, как она отвязывает мои ноги от кровати, сцепляя их вместе, и то же самое проделывает с моими руками. Наконец она перевернула меня на бок, и я сморщился от бьющего в лицо света. Она подложила под меня утку, и я облегчился в неё. После этого, не обмывая мне член, она быстро надела на него твёрдый пластиковый чехол, кольцо которого обхватывало член и мошонку у основания и скреплялось маленьким висячим замком. Я не сопротивлялся. Мне было всё равно. Я видел, как на её бёдрах уже покачивается знакомый мне страпон, и знал, что сейчас будет. Через какое-то время я уже стоял на кровати, упираясь в неё коленями и головой, и покачивался от толчков искусственного члена. Всё это она делала молча, с отстранённым лицом. Меня не интересовало даже это. Погрузившись в вялую апатию, я лишь изредка морщился от острой боли в анусе и тупо размышлял, сколько времени будет длиться наказание за мой проступок.
* * *
Потянулись долгие дни. Сначала я пробовал считать их, потом сбился и бросил. Да и как можно было считать их, не видя никакого другого света, кроме лампы под потолком? Только по особенно долгим периодам темноты, когда я засыпал, и можно было определить наступление ночи за пределами этой комнаты.
