Грохнул кулаком по столу Мужила:
- Мое родительское слово крепко и детей должен учить и наставлять.
Не выйдет сын из воли отцовской. Опустил Ждан глаза, на меня не смотрит. У, предатель! Раньше ласкал, мял мои ягодицы, будто месил тесто, а теперь выпорет любимую, как маленькую девочку. Сты-ы-ыдно!
И пошла я в ивняк розги нарезать. Наготовила целую охапку. Принято заготовлять прутья с запасом, больше, чем потребуется для порки. Замочила в кадушке, надо прутьям в воде хотя бы сутки простоять, чтобы были гибкие, на теле крутые места огибали. Хорошо, что здесь не мочат розги в рассоле - соль слишком дорога - а то почесалась бы моя попа после такой порки.
Назавтра вытерла я скамейку и после ужина вынесла ее во двор, чтобы моим криком не беспокоить новорожденного. Поставила около скамейки бадейку с розгами - готово для моей казни Лобное место. И опять я стою около скамейки. Поглядел Мужила строго на моего партнера по эротическим забавам: "начинай" , Ждан встал и выдавил из себя:
- Ложись, Богдана, на скамейку, принимай научение - все слово в слово повторил за своим скверным папашей.
Меня злость душит: "Не покажу страха, устрою вам представление". Не торопясь заголилась "смотри Жданушка на тело складное девичье, больше не придется тебе его ласкать". Легла на скамью ногами и попой к батюшке, чтобы сразу видел полосочки красные, оценил работу-старание своего сыночка.
Встал надо мной Ждан, погладил попу:
- Научаю тебя, старшая сестра Богдана, за непослушание батюшке, за драку с купецкими сыновьями. - Не прибавил, паршивец, что секут меня и за то, что с ним миловалась.
И обожгла розга мои половинки. Не получается отключиться, проникает боль через поставленный мной барьер. Сечет меня Ждан, старается батюшке угодить (больно!) , кладет каждую следующую полосочку вплотную к предыдущей (ой, больно!) , не оставляет промежутков (ой, как больно!) . Рука у него тяжелая, да и старается, паршивец, на совесть. Сам Мужила меня гораздо легче порол. Попа огнем горит, и начала я кричать:
ВЖИК!
- Ай!
ВЖИК!
- Ай-й!
ВЖИК!
- Ай, братец Жданушка!
ВЖИК!
- Ой, прости, батюшка!
Розга истрепалась и взял братец новый прут, потом третий, четвертый...
ВЖИК!
- Ой, мамочка родимая!
Не знает моя мамочка, массажистка в нашей клинике, что лежит ее доченька под розгами в далеком прошлом, в начале двенадцатого века. Ой, жестокая эпоха, ай, люди черствые душой!
Не осталось места на ягодицах (Ааа!), начал этот слюнтяй трусливый (Ву-у-у!) меня по ляжкам пороть (Ой-ой!) . Тоже место мягкое (Оу-у!) , тоже от взгляда парней сокрытое (У-у-у!) и для розги вполне пригодное (Ай-ай!) . И особенно больно, когда розга попадает по тому месту, выше которого ляжки уже попкой называются (Ой-ей-ей-ей!).
ВЖИК!
- Матушки миленькие, Веселка и Любава, пожалейте меня!
ВЖИК!
- Ай! Не бей по ляжкам!
ВЖИК!
- Батюшка, миленький, прости меня окаянную!
Высек меня, родимый, симпатия моя, так, что подняться не могу. Это он от страха перед отцом старался, терзал мое тело, трус поганый. Но нужно подниматься и СМИРЕННО благодарить за порку жестокую, за науку. Кипит во мне злость на этих средневековых извергов. Я вам покажу смирение!
Встала со скамейки, горят настеганные мягкие места тела девичьего. Низко поклонилась Ждану, который все еще прут в руке держит:
- Спасибо младший брат за научение. И дальше секи меня розгой, воспитывай дуру поротую. - Взяла его руку и поцеловала. - Спасибо тебе розга, что мной не побрезговала, через зад мозги на ум наставила. - И поцеловала прут.
Повернулась спиной к Ждану и поклонилась Мужиле земным поклоном, ладонью пола коснулась. Сейчас к Ждану моя настеганная попа обращена, между ляжек нижние губки выглянули. "Смотри, предатель, в последний раз на тайность девичью. Не трогать тебе ее руками, не прогуляется твой член по этой складочке, не тебе порвать мою целку".
- Спасибо, батюшка названный за науку, спасибо матушки.
Два дня отлеживалась на животе в предбаннике. К столу не выходила, Веселка мне харчи приносила, и я ела стоя на коленях. А на третий день явилась в кузницу.
- Батюшка - сказала я смиренно, не поднимая глаз - секи меня хоть каждый день, но позволь докончить клинок ножевой.
Вздохнул Мужила, посмотрел на меня, как на совсем пропащую, бестолковую.
- Балуйся, заготовка все равно испорчена. Но помни: не будет доброго клинка, так тебя высеку, что небо с овчинку покажется. И не только по заднице и ляжкам, переверну и по титькам розами постегаю.
Проглотила обиду и начала работу. Меня учили, что лезвие из кричного науглероженного железа нужно закаливать в растительном масле. А масло прежде нужно на малом огне проварить почти до состояния олифы.
Есть в моей укладке серебряная монета - дирхем булгарский чеканки. На крайний случай ее берегла. Пошла в город и купила бочоночек льняного масла, около десяти литров. Выпросила у Веселки один из глиняных горшков, сложила около кузницы печурку и два дня с утра и до темна варила масло пока оно не стало густым. Мужила смотрит на мои хлопоты, головой качает: "Совсем сдурела девка. Где это видано, чтобы кузнецы олифу варили".
Нагрела откованный клинок, закалила в масле, наточила и подала Мужиле.
- Опробуй железо.
Он поставил острием вверх лезвие своей ковки, а на него острием мой клинок. И ударил по обуху молотком. Крепко ударил кузнец и почти перерубил свое лезвие, а на моем ни зазубрины. Смотрит удивленно и чешет в затылке: небывалое дело, легкомысленная девка, которой только бы по кустам обниматься-целоваться изготовила нож небывалой остроты и твердости. Потом носил мою работу в город, другим мастерам показывал. Пробовали их клинки, но и они не устояли против моего. "Что за чудо, какое СЛОВО знает эта девка?" - говорили мастера.
И потянулись в нашу кузницу бородатые степенные ковали смотреть мою ковку и закалку в масле. А я и рада, делюсь секретами, научаю опытных кузнецов. Двух дней не прошло, как утвердилась моя слава кузнеца. А Мужила привез мне из города настоящую шелковую (!) ленту в косу, которая огромных денег стоит. Поцеловал в лоб и сказал:
- Прости, дочка.
С того момента мне и место в кузнице и сладкий кусок за столом, и в церкви стою с алой лентой в косе - попробуй, поп Гермоген, только возразить - моей ковки ножи воевода заказывает.
А Ждану я не простила, разговариваю с ним только по делу... "Влюбленным девушкам оч-чень хорошо розги помогают" - вспоминаю слова нашей Бабы Яги, старшего научного сотрудника Ольги Петровны.
НАБЕГ
В тот страшный день я с утра помогала по дому Веселке - девичьих обязанностей никто не отменял - потом в кузницу пошла. Только начали готовиться к закалке лезвий, во дворе крик и ржание коней.
Прозевал боярин, воевода Бобровки нападение булгарского отряда, не предупредили его передовые посты. По утру открыли городские ворота и отправился народ по своим делам - бабы и девушки на реку пошли на реку белье стирать, мужики сети рыболовные проверять, а некоторые в луга за сеном поехали. Вот и прихватил их булгарский загон. Побежал народ к воротам, а всадники догоняют, хлещут баб и девок плетьми. Два-три раза хлестнет и падает баба на землю. Воин ее перекидывает через седло, еще несколько раз по заднице приласкает "лежи, не дергайся"! Эти слова они по-русски все знают.
Из леса телеги выехали, на некоторых клетки большие стоят для полона. Подъедет всадник к телегам, сбросит с седла полонянку и начинает погоню за другой. Мужиков, которые отбивались, порубили саблями, остальных ловят арканами и волокут к телегам.
Городские ворота стража успела затворить, не ворвались булгары в город, но и спасать своих малочисленная дружина из города не вышла. Булгары, ясное дело, лезть на стены под стрелы и копья не захотели и принялись грабить подворья вокруг Бобровки. Тут они и на наш двор напали.
Наш двор сразу наполнился конными булгарами. Жены Мужилы успели с детями затвориться в доме, но булгары бьют в двери бревном, как тараном, поджигают факелами солому на кровле. Кузнец с сыном выскочили во двор в безнадежной попытке отогнать врага, защитить близких. Я задержалась в дверях, помня наставление Кир-Кира: "в случае набега ты не высовывайся"... Чип я потеряла и экстренная эвакуация невозможна. Значит, нужно прятаться в кузнице среди мешков с болотной рудой, навалить на себя сверху мешки с углем и ждать, когда враги уберутся восвояси. Кузница врыта в землю, крыша покрыта пластами дерна - зажечь ее не удастся. Что касается кузнеца и его семьи, то стоит ли ради них рисковать головой?
Рассуждаю так и выглядываю в дверную щелочку. На Мужилу булгары насели, как собаки на кабана, Ждан колом отмахивается. И тут рубанули его по голове саблей...
И я не стерпела, выскочила во двор защитить его.
- Жданчик, милый, хороший! Пори меня розгами хот каждый день, но только живи!
Налетела на того булгарина, который Ждана зарубил. Он обернулся к набегавшей на него девке с растрепанной косой, схватил меня в охапку.
- Хороша девка, славная добыча!
Одной рукой схватила его за гнилозубую челюсть, второй за бритый затылок. Резкий поворот. Хруст сломанных позвонков. Труп! Второго пнула ногой в живот, да разве в валенках можно как следует пнуть - жив остался басурманин. И тут накинули мне на шею аркан-удавку, потащили волоком, почти задушили. И связали, затолкали в клетку с другими полонянами. И поехали мы в булгарское рабство.
ПОЛОНЯНКА
Телеги с полоном въехали в булгарский городок. Мои глаза зафиксировали кирпичные строения: мечеть с минаретом, караван-сарай, общественную баню. Это были элементы мусульманской культуры, а не прежнего быта кочевых племен. Однако большая часть домов в городке деревянные, построенные из сосновых бревен, а крепостные стены сложены из дуба. Берегутся от русской мести, мерзавцы!
