- Папочка: папка: папочка: - извивалась в его руках дочка. - Родной мой: Любимый!
Все исчезло вокруг Максима, осталась только Мышка и зверская, животная похоть.
Теперь, сидя на кухне и в тысячный раз мучительно и сладострастно (за что ненавидел себя еще сильнее) копаясь в подробностях той ночи, Максим был убежден, что тогда тело просто решило наказать его за такое долгое пренебрежение его, тела, потребностями - Максим мог только обреченно наблюдать за тем, ЧТО оно вытворяет с Мышкой, но прекратить ЭТО он не мог никак.
Он помнил, как его руки подняли ее словно перышко, уложили животом на его грудь, а рот жадно и нежно втянул в себя круглый, совсем еще не сформированный сосок.
- О-х-х-х: М-м-м... - Мышка упиралась руками в его плечи и выгибалась, вжимаясь упругой сисечкой в его лицо.
А его губы и язык сосали, сосали так, как никогда раньше, переключаясть с одной груди на другую, а ладони его, отбросив обрывки Мышкиных трусиков, мяли ее худенькие ягодицы, то и дело проскальзывая пальцами по мокрым тоненьким губам и едва ощутимому семечку ее клитора.
Мышкино лицо изменилось до неузнаваемости - оно было предельно сосредоточено, линия рта болезненно и сладострастно изломана, ресницы поблескивавших белками полузакрытых глаз дрожали в ожидании чего-то нового, еще неизведанного, а брови приподнялись в потрясенном изумлении. Мышка ерзала в его руках, терлась о него как маленькое животное, урчала и постанывала, а руки Максима упорно и требовательно сдвигали ее тело вниз, пока его ствол не уперся лопающейся от желания головкой куда-то ей между ног.
- Ой...! - встрепенулась Мышка и напряженно вытянулась. - Д-да... Д-давай: Я готова: готова!
"Нет! Не-е-ет!!" - откуда-то издалека орал на себя Максим.
Но его тело уже действовало само по себе, пальцы прижали головку к ее входу, бедра дернулись:
- Ой: о-о-о-й-ей: - Мышка попыталась перетерпеть внезапную боль, потом забилась, вырываясь. - Бо-ольно, папка! Больно!
Телу было плевать. Оно требовало своего, и готово было разорвать любую преграду, вставшую на его пути, но: в тот момент случилось чудо, чудо, которому Максим будет благодарен по гроб жизни: его тело выпустило свою жертву.
А жертва, не подозревая о своем чудесном спасении, тут же присела на корточки возле его бедер и благоговейно трогала, щупала и поглаживала отцовский, увитый жилами, слегка изогнутый фактурный член, залупленную мокрую головку, поджатую мошонку,
- О-о-х: папка! Какая же у тебя: штука: огромная! Как же она влезает в женщину-то? Там же все маленькое совсем. Ну, ничего. Сейчас передохну и еще попробуем. Мама же могла, так ведь. - Мышка глянула из-за плеча на отца и состроила гримасску. - Вот и я: А-аахх!!!
Это отцовская неутомимая рука уже опять хозяйничала в скользкой вульвочке, а девочка выгибалась, подставляясь ласке, и в следующее мгновение он уже вылизывал капельки ее желания из тоненьких складочек. Она только охала, лежа щекой на его животе, и тяжело дышала прямо на его обнаженную головку. Это было невыносимо, и Максим подтолкнул вздутую залупу к ее губам, и она поняла, и, несмело лизнув ее раз-другой, решительно присосалась, смешно причмокивая и постанывая.
Вылизывая дочку, Максим сквозь вожделение удивлялся тому, насколько крохотной была ее писька - она легко, без усилий полностью помещалась у него во рту, и он никак не мог протолкнуть язык ей внутрь настолько узким и плотно сжатым бы вход. Это можно было бы объяснить ее возрастом, однако ее анус, о который терся нос Максима, выглядел вполне взрослым и сформированным, да и ее грудь, хоть и небольшая, свидетельствовала, что Мышка стоит на самом пороге созревания. Ясно было одно - ни о каком вагинальном проникновении нечего было и думать.
Мышка кончила неожиданно. Она вдруг закрутила попой, растерянно ойкнула, потом еще раз, выгнулась своим худым тельцем и упала набок, свернувшись калачиком и тяжело дыша. Перевозбужденный Максим перевернул ничего не соображающую дочку на спину, приподнял ее ноги, пристроил свой ствол между худых ляжечек, сжал их и в несколько движений разрядился на впалый Мышкин живот.
Максим очень ярко помнил этот звук, как его сперма шлепалась о юное тело, стекая вязкими ручейками с ее груди, живота, ключиц.
А потом началась новая жизнь.
***
Сигарета зашипела, раздавленная в мокрой пепельнице.
Новая жизнь была бесконечно странной и бесконечно счастливой. Максим завяз в ней как обалдевшая муха в меду - даже не пытался вырваться.
После той, самой первой их ночи, Мышка, казалось, совсем успокоилась, повеселела, иногда даже можно было услышать, как она, занимаясь готовкой, или убирая квартиру, мелодично напевает незнакомые Максиму песенки.
Они очень сблизились за эти месяцы, и Максим находил особое удовольствие в отвлеченных вечерних беседах с Мышкой. Ему порой казалось, что Мышка была значительно мудрее Любы, и как будто даже старше его самого.
При этом их сексуальная жизнь не была ни бурной, ни разнообразной. Мышка как будто исполняла священный долг, не без удовольствия, но и без особого рвения. Она теперь всегда спала в кровати отца, всегда раздетой, как бы демонстрируя готовность удовлетворить его желание, всегда отвечала на его ласки, но никогда сама их не инициировала.
Максим с благодарностью принимал это и старался лишний раз не беспокоить ее, хотя изнывал от желания почти постоянно.
Единственное, что вносило диссонанс в эту идиллию - маниакальная фиксация Мышки на вагинальном сношении: она вбила себе в голову, что недостаточно хороша в роли хозяйки, так как не может удовлетворять Максима традиционным способом. По ее настоянию они предприняли еще несколько попыток, но все были неудачными, и у Максима разрывалось сердце от того, как горько она плакала после таких опытов, как досадовала на себя.
Но ведь верно говорят - никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Когда Максима отстранили от работы в поле, его запихнули в самый презренный отдел в Конторе - Отдел по борьбе с преступлениями в отношении несовершеннолетних. И не просто опером, а целым начальником Сектора по борьбе с преступлениями сексуального характера. Правда, подчиненных ему не дали - еще чего! Крутись сам! Город небольшой, небось всех педофилов можно по пальцам одной руки пересчитать.
Не тут-то было! Максим, поработав пару дней в Конторской картотеке, быстро составил план действий, и уже через два месяца завербовал устойчивую агентуру в этой странной, очень обширной и разнообразной среде. Реальность потрясала. Маньяков и насильников действительно было не много, но вот совратителей и совратительниц всех мастей, кротких матерей-одиночек, живущих половой жизнью с нагловатыми сынками-подростками, "маминых подруг" с пудовыми сиськами и бегающими глазами, посещающих мальчишек, пока никого нет дома, козлов-папаш, приходующих во все дыры тихих, прозрачных от невыносимого взрослого опыта дочек:
Максим досадливо поморщился. Козел-папаша!
На самом деле все было не так мрачно. Чаще всего это были счастливые союзы, построенные на взаимности. Ну, вот как у них с Мышкой. В основном, контингент был покладистый, интеллигентный. Легко шел на сотрудничество. Максим быстро пересажал нескольких особо кромешных фигурантов, при этом постарался пристроить их детей не в детдом, а в приемные семьи, причем те, где их специфический жизненный опыт не был бы чем-то необычным, так сказать.
Его зауважали.
Информация стекалась к нему неиссякаемым потоком. Работать было легко и приятно.
И вот позавчера в потоке донесений промелькнуло что-то очень важное, что он уже почти пропустил, но сработал рефлекс и он проскроллил почту до сообщения агента Венечки, в котором тот писал, что некая Милана Снегова открыла медицинский кабинет в городской детской библиотеке №2 (!) и ведет там прием поднадзорного контингента по интимным медицинским вопросам.
Сообщение было настолько бредовое, что требовало немедленной проверки.
Нет, то, что такой специалист, который лечит его подопечных, должен где-то существовать - это было понятно и логично. Но библиотека! Медицинский кабинет!
Максим дернул за ниточки, сделал несколько звонков, сопоставил данные и: И результаты проверки, мягко говоря, удивляли. Дело выглядело так, что в подвале городской библиотеки была фактически организована гинекологическая и венерологическая клиника. И, что важно, клиника эта оказывала услуги пластической хирургии половых органов.
Все сходилось как нельзя лучше, но: Но обращение в такую клинику автоматически означало, что их с Мышкой тайны больше не существует, и что с работы неизбежно придется уходить.
И вот теперь Максим все крутил в голове эту дилемму и никак не мог принять решение.
ВАРВАРА
Варвара лежала на софе в ночной рубашке, живописно задранной к подбородку и открывающей ее насосанные, нагло торчащие соски, бесстыдно раскинутые бедра и неухоженную, захватившую все междуножье волосню. Иначе ЭТО назвать было нельзя. Этот ужас выращивался Варварой под строгим Тининым надзором в течение нескольких месяцев, а все для того, чтобы Данечка имел натуру для написания очередного шедевра по мотивам "Происхождения мира" Гюстава Курбе. Видите ли Варварина кошка прямо то, что надо!
Варваре было жарко под софитами, она потела, капризничала, но неумолимая Тина только удовлетворенно кивала:
- Ничего-ничего, жар костей не ломит! Так даже лучше. Типа, модель вспотела в любовных утехах! Данюша, наметь отблеск вот тут. Ага. Хорошо.
Периодически Тина приводила модель в порядок - насасывала соски, разлизывала кошку, поправляла ночнушку, и только один раз за весь сеанс милостиво разрешила перевозбужденному Данечке отодрать сомлевшую вконец Варвару своим: нет, не писюнчиком, и не стручочком, а самым настоящим, толстеньким и задорным хуйком, результатом колдовства, которое творила в своем кабинете волшебница Милана.
