Девки хором расхохотались.
- Смотри, значит уже почувствовал себя как дома! ... Расслабился малыш! ... У-тю-тю! Как спатеньки захотел! ... Агу! Агушеньки! Ну-ка, покажи нам потягушеньки! ...
- Что всё-таки будем делать с этим засоней дальше? - продолжала Марина. - За это он же прямо сейчас должен быть очень строго наказан! Вчера госпожа ему приказала, но он, получается, игнорировал приказ!
- Прямо сейчас? Может, лучше потерпеть до дачи? Уж там-то плётки порезвятся! А сейчас надо поторапливаться!
Олежку подбросило.
- Госпожа Марина! Простите! Это не специально! Пожалуйста! Не надо!
Толчком ноги Марина повернула его на бок, наступила носком на шею.
- Тебя сейчас о чём-то спрашивала хоть одна госпожа? Ну? Теперь тебя спросили, не слышу ответ!
- Н-неет, госпожа Марина...
- А ты знаешь, что твой рот должен открываться только тогда, когда тебя спрашивают госпожи? Так почему он что-то там провякал сам по себе? Ты понимаешь, что за это ты будешь наказан? Так понимаешь?
- Дда, госпожа Марина! Но я прошу, простите! Пожалуйста!
Не снимая ноги с его шеи, Марина пяткой стукнула его снизу по челюсти.
- Нет, это даже не дебил, это пустой бамбук! Нет, девочки, его определённо надо хорошенько выдрать! Сейчас за возвращение разума в твою башку возьмётся плётка! - Марина даже стала приплясывать от нетерпения словно ей приспичило в туалет.
- Действительно следует проучить его! Сейчас дадим ему половину ударов от тридцати положенных за то, что он проспал. Но, поскольку там, на даче, мы будем использовать куда более сильный "инструмент", да к тому же в дороге на дачу он получит отдых, то посчитаем, что это будет не половина, а треть наказания. То есть, сейчас он получит по пятнадцать плетей от каждой из нас, а там - уже остаток, по двадцать ударов! А за то, что открывал рот без приказа, добавим ещё, по десять розгами и по десять крапивой! - вынесла своё решение Лера. - Сводите его кто-нибудь в сортир, а то он обоссыт нам здесь всё, когда будем ему вгонять ума!
Пока Вероника таскала Олежку в туалет и обратно, девки совещались, где сегодня лучше пороть его. Сначала хотели в большой комнате разложить на полу или положить грудью на стол.
- Не, тогда придётся привязывать ноги к ножкам стола. Много времени! Заводит, но сейчас не до того! На полу не совсем удобно, давайте лучше как всегда, здесь же, на кровати!
И когда Вероника пригнала Олежку обратно, настёгивая его цепочкой, девки одновременно накинулись на него, схватили за ноги, за руки, за волосы, поволокли его, верещащего от ужаса, приподняли, и подбросив коленом, вскинули на кровать. И не успел он опомниться, как Марина с Женькой уже сидели у него на голове и на ногах. Наказывать порешили тою же самой плетью, с которой его встретили накануне. Первой, по праву гостьи, начала Вероника. Неторопливо общупав Олежкины ягодицы, затем слегка касаясь, почти что нежно, она провела пальцами вдоль середины его попы, по краям соблазнительных "булочек", которые она вот-вот собиралась терзать плетью, потом сильно нажала пальцем на копчик и под него, вновь помяла половинки, опять пощекотала в края сверху донизу. Но, видя недовольное нетерпение подруг, отшагнула назад и сделала широкий взмах.
Олежку обожгло, он судорожно забился, завывая в подушку. Следующий удар. Брызнула кровь. Вероника распалялась. Одной рукой она раскладывала по Олежкиной попе жгучие, жалящие удары, а второй всё сильнее и сильнее тёрла у себя между ног, стонала, почти кричала от какой-то безумной, болезненной страсти. Удары становились всё резче и хлёстче, и чем бо́льшие страдания они доставляли Олежке, тем сильнее оргазмировала Вероника. Дай ей волю, она запорола б его хоть насмерть! Но после положенных от неё пятнадцати ударов взялась за плеть Лера, Вероника же, встав позади, наблюдала, непрерывно мастурбируя от одного лишь вида вздувающихся на Олежкиных ягодицах багровых полос, на некоторых их которых иногда проступала кровь. При виде нанесения особо болезненного удара она приседала, кряхтела и даже подвывала.
- Слушайте, я не могу! - захрипела она, как только Женька вытянула Олежку последний раз. - Мне нужно сейчас! Засажу ему быстренько, и сразу поедем, давайте?! Я должна ему засадить!
С явно недовольным видом - отъезд опять откладывался! - девки вышли из комнаты, а Вероника лишь приподняла пёстрый сарафанчик, - трусиков на ней не было - наспех пристегнула двусторонний страпон, и одним махом запрыгнула на распластанного стонущего Олежку. Он только всхлипнул, когда она грубо и сильно раздвинула ему ноги своими коленями, бесцеремонно расширила ягодицы, нащупала кончиком страпона его дырочку и упёрлась в неё. Резко, с силой, страпон вломился в его попу, а Вероника, одной рукой обхватив Олежку за шею и нажимая на горло, а второй подтягивая его снизу, сделала несколько мощных частых фрикций. Но очевидно само действо проникновения в попу оказалось последней каплей - она затряслась, её только что не свернуло с кровати, и после нескольких судорожных встрясок она кончила.
Олежка продолжал лежать словно в ступоре. Девки снова вошли гурьбой, начали ругать его за медлительность, угрожая наказаниями. Какая-то из них грубо рванула за ошейник, взгрела цепочкой, и Олежка скатился с кровати. Руки ему освободили от наручников, сняли ошейник. Швырнули в лицо его одежду - "Натягивай свои тряпки! Швыдче!" - и пинками выгнали в прихожую. Девки собирались основательно, явно рассчитывая провести на даче не два-три дня. Помимо трёх огромных сумок с едой и всякими лимонадами каждая имела с собой кто по четыре, а Вероника даже пять страпонов разных видов, размеров и форм. Олежке руки скрепили чуть выше запястий и у локтей капроновыми стяжками, сунули ему здоровенную высокую плетёную хозяйственную сумку - "Это всё для тебя!". От одного взгляда в неё ему стало несколько плохо.
С краю в этой сумке торчком был засунут стек, а внутри лежали свёрнутыми всевозможные бичи, плети, кнуты, поверх которых была положена дощечка-"шлёпалка", знакомая ему клизма, ошейник с цепочкой и наручники. В тот же миг он оказался на лестничной площадке, девки окружили его, пригибая ему голову так, чтобы подбородок упирался в грудь, пока Лера запирала двери. Ещё через минуту его затолкали в лифт, и выведя на улицу, повели к машине, припаркованной в нескольких метрах от подъезда. Всё произошло в считанные секунды. Сумку забрали чтобы положить в багажник, а самого его просто вкинули в заднюю дверь на пол машины, крепко "дослав" коленом. С противоположной стороны у дверки его "приняла" Женька, дотащив за волосы до самого порожка. Сама она села, поставив ноги на его голову, почти упиравшуюся в закрытую дверку, и на лопатки, с другой стороны заскочила Вероника, согнула Олежке ноги в коленях и захлопнула правую дверь, наступила ему на поясницу и бёдра. Марина прыгнула на переднее сиденье, Лера завела мотор, машина дёрнулась с места.
В те секунды, когда его волокли к машине, Олежка успел заметить тех же самых старичков, что накануне сидели на скамейке, когда он собирался кричать и звать на помощь. Теперь они гуляли по дорожке вдоль дома, старушка бережно поддерживала опиравшегося на костыль дедушку. Но Олежка уже не видел, как приоткрыла рот и вытаращила она глаза, и даже попыталась подойти к машине, что-то крикнула, увидев как девчонки швырнули в неё Олежку. И когда машина сорвалась с места, она стала громко говорить прямо в ухо старичку, который к тому же был очень слабовидящим. Около них почти сразу появилась и какая-то её знакомая того же возраста.
- ... А ведь Ганнуся, соседка, была права... - она повернулась к подошедшей знакомой. - Помнишь Лиду, муж у неё Павло? И дочка Лера? Я её помню ещё когда Лида возила её в коляске. И потом. Как она в школу бегала. Такая славная была девчуля! В техникуме, потом в институте отучилась, вроде как немножко где-то поработала. Да года два или чуть поболе у Павлы то ли брат, то ли двоюродный стал каким-то большим человеком, депутат или около них... У Павлы тоже деньги появились, купили где-то дом, дачу перестроили, а эту квартиру отдали дочке. Вроде не очень давно они с ней рассорились дюже, но сама понимаешь, родители! Присылают ей денег понемногу.
Живёт нормально, не шикует. Но живут ещё с нею те две лошадищи, молодые девки, тоже не работают! Вроде прислужек у ней, за одним столом жрут! Так они там - старушка понизила голос - меж собой непотребничают! Не потому ли и Лида с дочкой поругалась? Так это что! С Ганнусей они через стенку живут, хоть и в другом, получается, подъезде, она многое оттуда слышит! Эта Лера сейчас и пьёт, и ещё много чего! Боязно, как бы пожара не натворили, газ не взорвался, или там потоп! Вон парня только что впихнули в машину словно куль! Это уже не первый! Чего они там с ними вытворяют? Вроде издеваются, опять же Ганна рассказала, аж через стенку слышно, какие-то стоны, вой, и звуки будто бьют кого-то, как ремнём или ещё чем! Если участковому заявить, чтобы разобрался, да нету такого закона, чтоб без видимых причин ходить по частным квартирам, запрещено! Да и родня её в высоких кабинетах имеет руку! Если Лиде сообщить? Что толку, дочка взрослая, и квартира теперь её! У родителей теперь свои дела!
И так они обсуждали ещё долго. А в это время машина, попетляв по дворам и переулкам, выехала на объездную дорогу, а через десяток минут свернула на шоссе и понеслась, унося Олежку в неизвестность, неведомую неопределенность. Что будет с ним дальше, какие тяготы и мучения готовятся ему впереди? Дрожа от продирающей его паники, он в неудобной мучительной позе валялся на полу машины под ногами у госпожей.
- И-и! Ээээееххххх же! - вдруг не то взвыла, не то взвизгнула Марина. - Погоняй же, ямщик, погоняй! Лера визгливо хохотнула, и вдавила педаль газа до самого упора...
