Я шароебился по питерским улицам до темна, часов до девяти вечера, словно бы боясь отправится домой. Еще из двора я рассмотрел свет в нашем окне - значит, мама уже пришла в себя, подумал я, поднимаясь по узкой лестнице. Едва я зашел в комнату, как увидел маму - она вытирала пыль за шкафом, закутанная в теплый плотный халат. "Вот сын, убрать сегодня решила все - она повернулась ко мне - и представляешь - поскользнулась и как грохнулась! Теперь, наверное, неделю на больничном пробуду" Ее нос и губы распухли, под глазами залегли глубокие тени, одна щека раздулась и на ней расплывался ужасный, красно-синий синяк. "Мамочка, как же тебя угораздило!" - я покачал головой, прекрасно зная - как. "Завтра подружка моя, тетя Мила, из своих Эмиратов приезжает - говорит, приютит нас, сын - а то что мы в коммуналке мыкаемся, правда - мама отвернулась, скрывая слезы и делая вид, что хочет вытереть что-то за шкафом. "Конечно, мам, - я сложил портфель у стола - конечно"
Уже следующим утром мы, собрав нехитрый скарб, переехали к тете Миле на Ваську.
Если можно бы было охарактеризовать тетю Милу одним словом - слово было бы "очень". Очень высокая, очень загорелая, очень яркая, очень длинноволосая брюнетка с очень крепкой круглой задницей. Эту задницу, я, собственно и увидел первой. Мы с мамой, волоча два чемодана, поднялись на новом, импортном лифте, мама сверилась с бумажкой, убедившись в верном номере квартиры и осторожно постучала в красивую ламинированую дверь. "Ты, Машуль? Не заперто, врывайся! - раздался из-за двери веселый грудной голос и мама, нажав на ручку, открыла дверь. И первое, что я увидел - была роскошная круглая попа, обтянутая плотными колготками так, что они почти ничего и не скрывали - я отчетливо видел все, от выдающихся, плавно, словно ртуть, двигающихся ягодиц, до обтянутых тканью нижних губок между плотными бедрами.
Тетя Мила пыталась вытащить что-то, закатившееся за шкаф для обуви, и зрелище было настолько шокирующе-сексуальным, что я скосил глаза вниз, проверить - не виден ли мой бешенный стояк. Женщина вскочила с пола, отряхивая руки, и буквально окатила нас огромными восточными глазищами. "Маша, милая моя - она белозубо улыбнулась, и бросилась обнимать маму, а я замер, не решаясь вздохнуть - на Миле, кроме обтягивающих, как вторая кожа, колготок, была только короткая белая футболка, и ее большие, с выступающими темными сосками груди просто влипли в мои глаза. Я никогда до этого не видел таких женщин - разве что в кино, но там-то они были одеты куда скромнее! Расцеловав маму в щеки, Мила обернулась ко мне, одарив ослепительной улыбкой - А вы, мужчина, кем будете? Я сглотнул, понимая, что мой стояк и буравящий ее груди взгляд Мила уж точно заметила, и промямлил - Я Сергей, теть Мила, сын. . "Никакой тети, Сергей! - она мотнула головой, почему-то напомнив мне норовистую лошадь - Людмила!"
Она протянула мне смуглую тонкую ладонь, которую я аккуратно пожал. Какая нежная, прохладная кожа!"А для друзей - Мила, - ее ладошка с неожиданной силой стиснула мою - пойдем, комнату твою смотреть! Машунь, следуй в нашем фарватере!" Она, не выпуская моей ладони, весело кивнула маме и двинулась по коридору, увлекая меня следом. "Квартира огромная, а живу одна, непривычно - Мила коротко рассмеялась, а я не отрываясь пялился на ее зад, словно живущий отдельной жизнью, перекатываясь в такт шагам под черными колготками - я в Эмиратах с тремя девченками жила, все время кто-то рядом крутился, а тут - прямо как в музее. . " Мила обернулась, серьезно глянув на меня своими огромными черными глазищами, и словно сообщая какую-то страшную тайну, прошептала - "Очень не люблю музеи!" И тут же прыснула от смеха, так заразительно, что мы с мамой тоже заулыбались.
Комната, которую мне выделила великолепная Мила была размером с две наших "квартиры" в коммуналке - огромная, с большущим окном, выходящим на Неву. В комнате было совсем немного мебели, отчего она казалась еще просторнее. Мягкий плюшевый диван, шкаф в потолок, стол со стулом и - о чудо - здоровенный телевизор. "Располагайся, Сереж - Мила развела руками, как конферансье, представляющий артиста - не царские палаты, но - сойдет же!" Ее сиськи - ну, не подходит тут слово "грудь" - буквально разорвали футболку при этом жесте, словно были готовы вывалится из глубокого выреза. "Еще как сойдет, - несмело улыбнулся я, ставя на пол потрепанный чемодан. "Еще как сойдет, Мила! - она притворно нахмурилась, уперев руки в талию. Боже, эти нежные смуглые бидоны еще чуть - и вырвутся наружу!"Еще как сойдет, Мила!" - послушно повторил я, улыбаясь. "Разбирай вещички, а я пока Марусе ее берлогу покажу! - Мила щелкнула пальцами и развернулась в элегантном танцевальном па, отчего ее волосы веером взлетели в воздух, и, оставляя за собой какой-то сладкий восточный аромат, вышла из комнаты. "Закончишь - вылезай на кухню, а то званый ужин пропустишь! - раздалось ее грудное контральто уже из коридора и я машинально кивнул, словно она могла меня видеть.
За ужином, где была каша со смешным названием "кусь-кусь" (запомнил только потому, что Мила очаровательно щелкнула своими белыми зубками, демонстрируя тот самый "кусь") и маленькие, очень пряные мясные котлетки, вечер пролетел очень быстро. Мила успела переодеться в длинный халат из какой-то струящейся белой ткани, и я то и дело отводил взгляд, который, почему-то, постоянно упирался в глубокий вырез, скорее оттеняющий смуглую грудь, чем скрывающий ее. Лифчики, как я успел понять, Мила игнорировала принципиально. Еще запомнилось, как Мила звонко расхохоталась, едва я осмелел и этак по-взрослому спросил - "Мила, а ты от МИДа в Эмиратах работала?" "Ох, - она утерла выступившие слезы, и потрепала меня по плечу через стол, - да не смущайся, Сереж, смешно просто очень. Я, конечно, не дипломат, но международную дружбу - ахахахахаха - укрепляла ре-гу-ляя-р-но!"
Я сделал вид, что обиделся, хотя на Милу было невозможно обижаться. "Эи, эи, бират! - весело вскрикнула она, пародируя кавказский акцент и невесомо вспорхнула со своего стула, мигом обернувшись вокруг стола и обняв меня за плечи, так, что я едва подавил вздох, почувствовав ее упругое тело сквозь скользкую ткань халата. - я, вообще-то, по культурной части, танцую я - веришь? Покажу как-нибудь, хотя Маша, наверное, - тут Мила зыркнула своими глазищами на маму - против будет. . " "Договорились, - пробурчал я, не поднимая глаз от тарелки. "Еще посмотрим, как вы там договорились! - мама прищурилась, делая комично-подозрительное личико, - а ну доедай и брысь спать, завтра вставать рано!" Но я понял, что она не злится - повторю, на Милу было невозможно обижаться. Едва я доел, как Мила натурально вытолкала меня из кухни - чему я был, собственно, рад, чувствуя спиной прикосновения тяжелых теплых сисек и ее жаркий шепот у моего уха - "Иди, иди, дружище, нам с Машей посплетничать надо!" И, само собой, никуда я особо и не пошел - так, протопал по коридору, хлопнул дверью комнаты и на цыпочках вернулся обратно, прислонив ухо к двери.
"Очнулась на диване, лицо разбито, голова раскалывается - тихо говорила мама. Я так понял, что они продолжали разговор, который начали еще до ужина, пока я раскладывал вещи, - в сперме вся, просто льется, не поверишь - сквозь диван протекло. Я его даже оттирать не стала - положила сверху покрывало потолще. " "Подожди, дорогая, коньячку плесну. . - это уже Мила, возбуждающее контральто, шорох шелковой ткани, звяканье стекла о стекло. "Очень залететь боялась, конечно, - мама вздохнула, - и что сын узнает. . У скотины этой внучка с ним учится, только в пятом классе. . " "Слушай, может наказать мразь хочешь? - снова Мила, - я знаю, кому позвонить можно. . " "Нет-нет, бог с ним, ты что! Не хочу в грязь эту влезать!" "Эй, подруга, ты чего - голос Милы прозвучал ласково и испуганно, - а ну-ка не реви, все уже, пройденный этап!" "Мила. . принцесса моя сказочная-я - я услышал, как мамин голос срывается в плач, - что бы я делала без тебя, Мила, родная моя. . " Шорох ткани по ткани, и вдруг мамин плач смолк и я мог бы поклясться, что услышал звук поцелуя!"Маша, Маша, Машунь. . - грудной, страстный голос Милы срывался от возбуждения, то и дело прерываясь влажными звуками поцелуев, - сладкая моя, Машенька, Машенька... " Звук расстегиваемых кнопок на маминой блузке, и снова влажные, чмокающие звуки поцелуев. Мой член, и так болезненно простоявший почти весь день, вскочил в полный рост, заставляя заболеть яйца, а рука сама потянулась под резинку штанов.
Мама глухо, сладко застонала, я снова услышал шорох одежды на фоне. "Подними попочку. . - Мила, едва слышно, снова мамин стон, уже громче, - Какая ты мокрая! Девочка моя любимая. . " И снова поцелуи, мамины стоны становятся громче, я слышу, как тяжело дышит Мила. Мама уже не может сдерживаться, сдавлено вскрикивает - и в тот же момент я разряжаюсь в трусы, исступленно дергая своего дружка. Тяжелое, сбивчивое дыхание. "Коварная... татарская наложница. . " - мама говорит устало и ласково, - а ну-ка иди сюда!" "Нет, не так дуреха! - чувствуется, что Мила улыбается, ее голос словно полон меда, - давай вот тут... " Я слышу, как скрипнул стол. "Ну что ты ее тискаешь, задирай халатик, она не укусит. . " - снова Мила, едва дыша от возбуждения. Готов поспорить, что она лежит своими огромными сиськами на столе, выпятив выдающийся зад.
Мой член снова толкает руку, он рвется в бой под звук сладких стонов. . татарской наложницы. "Ой, а что это у нас нет трусиков, Людмила Айбатовна. . - я слышу звонкий шлепок и поцелуй - Ой, какая у вас загорелая попа. . У-у-у, твердая какая! А тут у вас как все гладенько, ммм. . " Мамины слова переходят в какое-то мычание, сопровождаемое влажными звуками. Мила начинает стонать, сперва глухо, потом все громче, пока ее стоны не переходят в звонкие крики. "Ааааах! Маша, целуй, целуй! Еби меня! . . - умоляет она на выдохе, - Пальцы вставь! А-а-а! Ааах! Да в жопу, дура-а-а-аа-а!" Стол жалобно скрипит под яростными судорогами, а я снова заливаю штаны, сползая по двери. В ушах стоит торжествующий вопль Милы, рука по инерции подергивает излившийся ствол. Господи! Господи. .
