- Пожалей меня, дедушка! - В этот момент у нее было такое лицо, что заплакал бы и палач, но оборотня не разжалобить: страшное косматое тело: твердые мышцы, широкие плечи, оскаленная морда: Дед любовался обедом: дрожащие ножки были хороши, и все остальное, брови в крутом изломе, большие глаза, как у олененка, глядящего на охотника влажно, беззащитно.
- Пся крев! Хороший обед! - ("чёрт возьми!" - польск.) Волк убедился, что Ганька стоит на дрожащих ногах, присел на задние лапы и лизнул девушку внизу живота.
- Неплохой у меня будет ужин! - Зрачки чудовища в волчьем обличии мерцали в тени глазниц. - Давненько я не ел девиц!
Увидев, как испуганно она на него смотрит, громко рассмеялся. Этот хохот добавил ужаса несчастной панночке.
- Глотни водочки перед смертью! - Ганька вздрогнула от внезапного возгласа.
Девушка взяла со стола свою кружку и выпила, не чувствуя вкуса. - Что не съем я, съедят мои крысы! Они у меня зубастые, ничего не оставят!
- Толику милосердия! - Ганька прикрыла груди руками, ее щеки слегка зарумянились.
- А ты меня пожалела? Похоже, пора тебя попробовать! - Его лапы легли на Ганькины плечи.
Девушка напряглась, ощущая тяжесть и силу мохнатых лап, но плечи только свело бессильной судорогой. Он клацнул зубами, заметив, как по лицу отравительницы потекли слезы и тут же стал их слизывать. У панночки сердце чуть не вырвалось из груди. Ганька даже и представить не могла, что за лицом добродушного шляхтича лютый зверь в виде свирепого и кровожадного оборотня.
- Вкусная панночка. - Язык оборотня двинулся по Ганькиным плечам и по шее:
Судорога страха не отступала. Все тело покрылось холодным липким потом.
Жесткий язык лизнул кожу под подбородком - медленно, задумчиво.
Морда волка, казалось, улыбалась жертве, а шершавый слюнявый язык двигался сам по себе. Он скользил по Ганькиным бровям, гладил щеки, касался губ, оставляя после себя слюну. Ганька поняла, что сейчас решается её судьба.
- Дедушка: Язык поглаживал кругами напряженные груди. Дед, казалось, выбирал самый лакомый кусочек на теле внучки. Хоть в комнате было достаточно тепло, Ганька покрылась холодным липким потом. Так потеют только перед плахой преступники, понимая, что топор уже занесен и надежды на спасение нет.
Ганька осторожно вздохнула и заметила, как он смотрит на ее тело - повелительно и спокойно. И от этого спокойствия ее зазнобило и стало так холодно, как будто зама заглягула в усадьбу. Дед лизнул плоский живот, стал вглядываться - в её, залитое слезами лицо: оно лучилось, да-да, лучилось, каким-то божественным светом и походило на икону. Пухлые губы изменили выражение лица, придавая лицу необычную красу и одухотворённость.
- Повернись ко мне спиной. - Вильколак внимательно осмотрел ее сзади: длинные черная коса ниспадала на спину, плотные пышные ягодицы, плавно переходили в красивые стройные ноги. - Экая гарная попка! Закоптить в этом камине - шикарные окорока на рождество получатся!
Ганька почувствовала язык дела на попе. - А кишки набью твоим жеваным мясом, с солью, да с лучком! От чеснока у нас изжога! И получатся шикарные колбаски! Ну, что еще можно сделать с внучкой, которая любимому дедушке принесла яд?
"Вильколак! Он закоптит мое мясо!" - Очень хотелось убежать, но бежать было некуда.
- Я придумал, что я с тобой сделаю! Вильколак отпрыгнул от Ганьки на пару шагов. - Иди, как есть, в мою спальню и ложись животом на пень!
"Вот и кончилась моя жизнь!" - Перед пнем Ганя упала на колени, уперлась руками в пол, ее плечи содрогались от рыданий.
Но впереди была не смерть, а то, что хуже смерти. Спустя секунду она ощутила на себе тяжесть Вильколака и его пушистую шерсть. Сначала была только боль - огромная, черная, вечная. Все естество юной панночки, казалось, целиком состояло из черной боли. Панночка, казалось, могла различить десятки ее оттенков: собираясь в один непереносимо мучительный комок про меж ног, то кипятком растекалась по всему телу. Была боль, которая будила, вырывая из небытия, и была боль, которая ввергала в состояние, мало отличимое от смерти.
"Что он делает? - Догадка пришла к девушке слишком поздно. - Оборотень - это человек с гипертрофированными инстинктами животного, или животное с умом человека. А я полная дура! И меня пердолит Вильколак!" (пердолит - польск. бесчестит - прим. авт.)
Вздрагивая под тяжелым оборотнем, Ганька тихо плакала, как плачут все девушки, становясь женщинами. Совсем тихо, устало, с мучительным облегчением. И когда оборотень стал слизывать девственную кровь слезы просто взяли и закончились. Наконец, боль стала приносить сладостное облегчение, а потом боль взрывалась ослепительным фейерверком. Ганька застонала, дернулась и обмякла.
- Сладка же у тебя кровушка! И сама сладкая! Прямо, как бабушка твоя... Ну вот, внученька, - оборотень тяжело дышал, - съесть бы тебя, но это слишком быстро и не интересно! Я выдам тебя замуж за своего побочного потомка Гневко! Карбованцы и кожаный канчук (казачья плеть - прим. авт) плетку дам в наследство. Благословение деда будет вместо родительского.
- Завтра же и обвенчаю!
- А зачем канчук? - Измученная панночка пребывала в полном чувственном смятении. Он еще не верила тому, что осталась в живых и смертный приговор заменен на пожизненную каторгу в виде замужества под дедушкиной плеткой.
- У Гневко и у тебя моя кровь. Во мне слишком мало крови оборотня, чтобы продолжить род! А теперь может, и от тебя потомством обзаведусь. Так что решено! Женишок благородный, но совсем небогатый шляхтич, как и твоя матушка ищет случая улучшить материальное положение, разбогатеть. Я его устрою к нашему магнату на хлебную и необременительную должность. Так что пойдешь замуж! А плетка пригодится! Каждый раз, когда он ее возьмет - вспомнишь деда, которого хотела отравить!
***
"Без родительского благословения! Чуть не съедена и обесчещена!" - Дед венчал Ганьку с Гневко захолустной часовне на краю кладбища.
Ганьке, после адской ночи с дедом Вильколаком, казалось, что место зловещее, жених невесел, часовня старая, воздух внутри сперт, будто в склепе. Коптили свечи. Свет проникал через крохотные зарешеченные оконца у самого.
В царившем полумраке лица немногочисленных гостей присутствовавших казались неживыми. Во время того, как ксендз по латыни произносил молитвы, никто не проронил ни слова.
Священник выпил дедовской водочки, и бормотал церемониальные фразы по-латыни.
"... пока смерть не разлучит вас" - эта фраза засела у панночки в мозгу.
Ганькины чувства были печальны, но с появлением на руке массивного золотого обручального кольца, дедушкиного свадебного подарка, подобие радости охватило замерзшую душу.
На одной из могил плакала женщина в траурном платье. Впереди был стол, водка и брачная ночь.
- Нет ничего красивее женского тела при огненном освещении. - Заявил супруг, глядя, как жена раздевается, чтобы лечь на волчью шкуру, подарок деда на постель, связанную из хлебных снопов. - Ты ведьма. И это заебишче! (и без перевода понятно)
Ее она не помнила, только помнила зрачки мужа, узкие как у кошки, и помнила его плеть, которой он крепко угостил ее за отсутствие невинности.
- Dziwka! (дзивка - девушка с пониженной социальной ответственностью - польск. ругательство) Десять месяцев спустя, встав ночью к ребенку, Ганька увидела, что при свете полной луны глаза у него волчьи, и у деда и у мужа.
На пятнадцатилетие она подарила сыну ларец от деда. Там был нож и свиток с заклинанием, как превратиться в оборотня и припиской:
Когда же, мой потомок, ты решишь, что пора тебе снова вернуться в человечий облик, вернись к месту, где воткнул ты свой нож заговорённый, и перекувыркнись чрез него в обратную сторону и вновь ощутишь себя человеком.
Но помни, ежели нож твой из земли вытащат, когда ты будешь в обличии зверином, не бывать тебе боле человеком и стать на век зверем. В употреблении сего метода, дабы увеличить твои шансы, советую вонзать нож не в землю, а в пень поваленного бурей дерева".
P. S. Воспользовался или нет наследством потомки вильколака точно не известно. В недавно рассекреченных архивах СС сохранились документы, что во время второй мировой войны на солдат и офицеров в окрестностях Кракова по ночам нападал огромный волк. Судя по останкам и свидетельствам уцелевших, огромного волка, одним движением челюстей раскалывающего черепа, ни пули, ни ножи не брали...
Говорят, что потомки славного рода до сих пор живут в Кракове и занимаются выпуском кровяных колбасок.
