Говорят, что это неприятное место. Оно кишит волками, а еще там порой являются призраки. В том краю в полночь выходят злые духи.
И люди исчезают, не оставив и следа. И всякий, кто войдет в эту страну призраков заблудится и не вернется никогда. Нет спасения от вампиров и кровососов. От ходячих трупов, жрущих свою же плоть. От инкубов и суккубов. От оживших мертвецов, крадущихся в ночи и рвущих путников в клочья. Носферату, Неупокоенный, проклятье, что будет длиться до скончания времен. Проклятье Носферату.
(В. Херцог - "Носферату призрак ночи")
"Появилось сказание о волке - оборотне -
чудовище, которое может принимать облик
то волка, то человека, наводя ужас на людей"
(Альфред Брем "Жизнь животных")
В тот год 1668 года большой войны в Речи Посполитой пока не было, но споко1ным и безмятежной жизнь польской шляхты, людей привилегированных но по большей части совсем небогатых, назвать было никак нельзя.
- Что-то ты рано сегодня к деду собралась! - Нахмурилась на дочку мать, панна Радзивилл, женщина очень толстая, капризная, истеричная и злая... - только сапожки новые истопчешь почем зря!
- Сапожки мне дед подарил! - Ганька надула губки.
- Не понимаю, почему он тебя так любит! Сапожки купил! И не вздумай налегать на водку! Опять это старый любитель яблочной водки тебя напоит! Все шляешься к дедушке, а дел в доме невпроворот!
Дедушка из многочисленной родни привечал лишь одну Ганьку. Наверное, потому, что она была очень похожа на его покойную супругу.
- Но мама, он сам наливает! - Ганька захлопала длинными черными ресницами. - Как же можно отказаться?
Дедушка был влиятельным человеком в округе и пользовался большим авторитетом среди соседей.
- А ты куда смотришь, когда он тебе наливает? И зачем полностью все допиваешь? Где же это видно, чтобы шляхидка пьяная возвращалась! Беда мне с тобой, Ганька! И замуж без приданного никто не возьмет! За богатого крестьянина отдать? Соседи засмеют! Хотя постой... - На потном лице мамы появились следы умственной деятельности. - Возьми-ка это! Долго, очень долго для дедушки берегла!
- Что это, мама? - Ганька росла красавицей, была ладненькой, аккуратной, белокожей, одним словом - настоящей польской панночкой. И соседки, глядя ей вслед, всегда говорили: "Порода". Ганька обладала классической красотой панночки: молодая миловидная брюнетка с большими цыганскими глазами и черными изогнутыми бровями.
Отличительной чертой юной панночки была обворожительная привлекательность. Но у породы был один недостаток: денег было мало, точнее совсем не было.
- Возьми, и не вздумай потерять по дороге! Это подарок для деда! Последний!
Мама, да и все родственники Ганьку не любили, завидуя молодости и красоте, а деда ненавидели за скупость, прижимистость и долгую жизнь.
Замуж красавицу Ганьку, бедную панночку тоже не торопились звать, а мама беспокоилась за только старшую дочь и мечтала заполучить дедушкино наследство.
Стараниями деда Ганька была одета по моде: богатый "рантух" - большое белое покрывало, надеваемое на голову. Его белый цвет великолепно сочетался с темным платьем. Старшая сестра не раз покушалась на Ганькину одежду, но была слишком толста для нее.
"Так всегда! Надо для начала старшую дочь отдать, Ванду! И так ей все почести, и самые лакомые куски со стола, и наряды, и женихи, а бы все донашивала, если бы не дедушка! Теперь и дедово наследство ей достанется, а меня, коль докопаются судейские - на плаху! - Ганька не посмела перечить строгой мамочке. - Никто, кроме деда меня не любит, а я его отравить должна!"
Ганна смотрела на мать, которая звенела в шкафу бутылками. "Обязательно к чему-нибудь да придерётся и кого-нибудь жестоко изобьёт... А не найдет - так и мне достанется!"
- На! Отнеси любимому дедушке лекарство! А то старый зажился на этом свете! И не спи по дороге! Путь неблизкий! И телеги тебе не дам! Пешком дойдешь! - Она отдала дочери маленькую склянку. - А не сделаешь, розгами не отделаешься! Выгоню в лес! Там оборотень живет, и всех загрызает! Ты меня знаешь! И на похоронах сэкономлю! Сделаешь - отдам замуж! Слово мое твердое!
Последним словам Ганька не поверила.
"Старшей замужество, а мне яд, и повенчают, с плахой! - поняла девушка, не ожидавшая от матери такой жестокости. - А все потому, что отец считает меня не родной, нагулянной матерью, пока он воевал!" Ганька готова была готова расплакаться от обиды на мать и на свою судьбу.
- Не дрожи ты так! Жид на ярмарке говорил, что ни вкуса, ни запаха! Смерть через полчаса! И не смотри на меня так, как будто я ведьма из Пекла! Забыла подарки от Крампуса? Они давно тебя дожидаются! (Подарком детям от Крампуса, антипода святого Николая, поляки считали розги - прим. автора.) Да что ты стоишь! Иди уже!
"Вот и выбор у меня не богатый! Через страшный лес, пешком! Или на плаху или оборотню на съедение!" - Ганька послушно спрятала узелок за корсаж и отправилась к деду, шепча молитвы, понимая, что идет совершать смертный грех.
Наскоро прошептав молитву, Ганька перекрестилась и вошла в лес.
Наступал сентябрь. Листья потеряли свой изумрудный цвет, постепенно приобретая желтовато-коричневый оттенок, только вечнозеленые туя и ель сохраняли свою окраску. Дули холодные тяжелые ветра, срывающие с деревьев листья и гоня по небу тучи, приносящие затяжные дожди.
Пан Мечислав, дедушка Ганьки, жил за лесом, и если выйти с утра, к обеду можно добраться. "Боязно идти среди вековых елей!" - сердце панночки забилось, как птичка в клетке.
В лесу, как будто рядом выли волки, и мысль, что эти серые разбойники не нападают на людей летом и осенью, а оборотни и упиеры (упыри мужского пола - польск.) только по ночам шастают, мало успокаивала. Вековые деревья стояли, будто живые колонны, пахло прелью и плесенью.
- ШШШ! Не ходи! Не ходи! - Слышалось Ганьке в шелесте древесной листвы.
Многого чего боялись люди в этом лесу. Ходили слухи об оборотне Вильколаке, и про не умело убитого ольховым колом упиера, который бросил свой замок и жил на кладбище, старушки ворожеи, умеющей напускать порчу и засуху. В реке таились говорливые русалки, которые утаскивали в омут зазевавшихся путников. Разбойников, правда, давно не было. Поговаривали, что их извел Вильколак на пару с упиером. Единственный уцелевший умер от страха, рассказав перед смертью об огромном волке, раскалывающем челюстями черепа как скорлупки.
"Святый Боже! - Ганька перекрестилась. -Храни меня от зверей и людей, и всякой нежити. Бог не выдаст! Упиер не съест! Мне бы сейчас глоточек дедушкиной водочки! Чисто для смелости!"
В общем Ганька с удовольствием взяла бы к себе провожатым молодого шляхтича Гневко, но мама его и близко к дому не подпускала: шляхтич, хоть родовитый, но бедный. Денег на приданное нет, а еще старшую замуж отдавать!
Крест между круглых Ганькиных грудей стал теплым. Ганна пошла тише, но ей было тревожно.
- Dzie; dobry, smaczny pany! (День добрый, вкусная пани! - польск.) Мужчина, преградивший панночке путь облеплен с головы до ног болотной тиной, что придавало уродство и без того ужасной полускрюченой фигурой. От незнакомца пахло болотом, сыростью и слякотью. В дополнение к светящимся глазам облепленное тиной лицо украшала пара желтых клыков.
- Куда идешь, красавица? - клыкастый упиер, злобно сверкнул жёлтыми глазами, намекая, что дороги для панночки закончилась.
Ответить Ганька ничего не успела. Непостижимым образом она схватилась за еловую ветку над головой, и оказалась на дереве, обдав вампира дождем из хвои и шишек.
- Слезай, курва! - Упиер высунул страшные клыки. (Курва по-польски очень неприличное слово, обозначающее девушку с сильно пониженной социальной ответственностью - прим. авт.)
- Не слезу!
- А я не уйду! Я ждать буду!
Но тут по дороги показалась телега с крестьянами, запряженная парой волов.
- А вот и обед! - Упиер бросился к телеге и тут раздался выстрел.
- А! А! А! Сволочи! Гады! Солью из мушкета! А! А! А! А! Мам то в дупу! (литературно: вампир кричал, что вступал с чумаками и извращенное половое сношение - прим. авт.) - Хрен вам собачий! - Упиер, лаясь на чумаков и Ганьку мужицкими проклятиями, словно золотарь из Вюрцбурга, убежал отмокать в болото.
