Вел он себя беспардонно, говорил громко, громче всех в зале и гоготал так, что дребезжали стекла, и конкурсантка готова была провалиться сквозь землю. Правда, со спутницей был учтив, в начале даже неуклюже привыдвинул ей стул, чтобы она присела.
Когда пара разместилась за столиком, олигарх кивнул своим телохранителям, столбами вставшим за его спиной, мол, оставьте нас, и те мгновенно растворились в воздухе.
Эти его охранники напоминали кенокефалов — широкоплечих людей с собачьими головами, с рельефными торсами, словно высеченными из камня. Как и куда эти громады смогли так бесшумно испариться, было загадкой.
Бизнесмен вернул меню официанту, перевел глаза на девушку, долго с явным интересом, даже какой то иронией, сверлил ее взглядом своих мелких, пронзительных глаз, наконец, поднял тост и ободряюще подмигнул:
- Ну, за смелых!
Красавица тихонечко коснулась своим бокалом чужого стекла и тихонько отпила.
Специальными, остренькими щипчиками ее спутник ловко вскрывал лобстера, аппетитно и шумно высасывал сладкую белоснежную мякоть, забавно пуча глаза, и сок стекал по его толстым пальцам.
Другие посетители, в особенности спутницы богатых мужчин, кидали завистливые взгляды на нашу героиню, которая сначала чуть ли не вздрагивала от них, а потом, неожиданно для самой себя, распрямила спинку и с гордостью огляделась вокруг.
Она снова подумала о том, что такой неотесанный партнер, пожалуй, даже на руку ей, при нем любая выглядит аристократкой.
А еще там витал удивительный парфюм, какой — то тонкий и четкий, словно у этого вечера и не могло было быть иного аромата. Это был именно тот запах, по которому мгновенно понятно, что стоит он тысячи долларов.
Не смотря на то, что Катя чуть ли не под самую голову закуталась в консервативное платье, все равно выглядела она потрясающе.
Густой, светлый волос с еще более светлыми нитями был убран в тугую косу, в ушах поблескивали крупные серьги обручи из дешевого металла, но на такой красавице смотрящиеся дорого. Высокие скулы, зеленые глаза, белые руки, кольца. И фужер с пламенеющим вином в тонких пальцах.
Прелестная посетительница смотрелась несколько старше и опытнее своего возраста, но это не портило ее, а даже как — то возвышало.
Катя теперь кидала короткие взгляды на спутника и думала, что если бы его белоснежные зубы были чуть тусклее, ей было бы как то легче и лучше. Да, весь его образ был темен, но зубы нестерпимо сияли, как бриллиантовые, и от того, что у этого чудища какие крепкие зубы, было даже как — то страшновато.
Спонсор то и дело охватывал ее взглядом бесцеремонным и подбадривающим, девушка ощущала это беспардонное обшаривание своего тела, как физические прикосновения, но вино уже делало свое дело, сладким, коварным теплом оно разнеслось по венам, и жадные глаза партнера уже не оскорбляли девушку, а как — то словно бы утешали и подкрепляли.
Надо отдать должное, в этом Глебе Олеговиче было что — то, что позволяло его женщинам чувствовать себя именно женщинами, не чухонками забитыми, а желанными прелестницами.
Вот он впился глазами в ее шею, девушке почудилось, что этот черт лизнул ее горячим кончиком языка, она даже вздрогнула и покрылась гусиной кожей.
Работали кондиционеры, гнали прохладный воздух, и кавалер по своему понял это ее движение. Он снял с себя пиджак, накинул на плечи подруги. Он был невесомым и теплым, и наша пташка благодарно поправила его ворот у себя на груди.
Катя попробовала было взять пример с партнера и как — то совсем уж огульно раскрепоститься, но у нее ничего не получилось.
Не смотря на пришедший внутренний комфорт, внешне она все еще была напряжена, скромно, как птичка, клевала угощения, не чувствуя их вкуса и все так же избегала взглядом ухажера. Она бы с удовольствием всосала в себя спагетти с сыром, но она стеснялась.
- А вы, я вижу, не знакомы с правилами этикета? - Спросил Глеб.
Катя залилась краской по самые уши:
- А я … да, в общем,.. - беспомощно залепетала она.
- А вы знаете что? - Перебил ее коммерсант.
- Что?
- А вы пошлите его на фиг этот этикет, - хлебнул из бокала этот Олегович и расхохотался на весь зал, вновь испугав тамошнюю публику.
- Вот, попробуй, это вкусно, - отломал миллиардер прямо голыми пальцами клешню от краба и воткнул ее Катину тарелку с салатом «Цезарь». - Давай, смелее, считай, что этого мерзавца специально для тебя отловили на дне морском.
- Краба?
- Его. Торчал под обломком мачты, думал на глубине отсидеться, но явились рыбаки, да тут его и сцапали. За жабры и - на воздух, потребителя хренова, - снова расхохотался богатый поклонник, и певица тоже залилась тоненьким колокольчиком.
Она тихонько лизнула шипастый панцирь, он был солоноватым и пряным.
Новоявленный Катин поклонник в миру имел славу неоднозначную, из пестроты газетных статей о нем можно было почерпнуть самые противоречивые сведения. Из одних выходило, что он редкий самодур, в других утверждалось, что он большого ума бизнесмен, из третьих следовало, что он жуткий скупердяй, в четвертых писали, что щедрее него трудно отыскать человека.
Наверняка было известно лишь одно, что он оголтелый женолюб, но и тут была странность — заприметив красавицу, он тут же делал ее беременной, честно женился на ней и жил в любви и согласии до новой свадьбы, не имея половых контактов со сторонними женщинами. На момент описываемых событий бизнесмен был женат пятым браком, от которого порастал очередной наследник знатного отца.
- Так, значит, ты, Екатерина, артисткой стать хочешь? - Аппетитно хрустел свиным хрящиком меценат.
- Да, хотелось бы, - несмело улыбнулась молодая вокалистка.
- А будешь моей женой, - просто сказал Глеб Олегович, заглянул в глаза спутнице и снова ощерился.
- Вы за этим конкурс устроили? - Приподняла уголки губ студентка.
- Почему только за этим? Мне, например, музыка нравится, ну и вообще.
- А живопись вам не нравится? - Вино уже вовсю бурлило в крови девушки, та явно смелела.
Ей даже показалось, что она наконец взяла верх над этим снобом, и уж где, где, а в изобразительном искусстве точно его перещеголяет.
- Смотря какая, примитивизм — не мое, а вот жанры, через которые художник имеет возможность раскрыть свой богатый внутренний мир, явить свою душу, очень даже приветствую, - энергично шевелил лысыми бровями этот ценитель искусства.
- Например?
Он пожал плечами:
- Ну, например, классицизм, реализм, поп — арт, импрессионизмом интересуюсь.
- А Моне вы случайно не знаете? Это художник такой.
- Лично не знаком, но «Завтрак на траве», «Руанский собор» и «Бульвар Капуцинок» - очень даже, но самая высота у него, на мой взгляд, «Дама с зонтиком». Любишь гулять под зонтом? - Снова подмигнул коммерсант и опять громоподобно расхохотался:
- Как ты лихо по сцене — то прогулялась. Блеск! Такое написать никакому Моне и не снилось.
Спутница в который раз залилась краской, которая перекрыла ее румянец от хмеля:
- Уважаю дерзких, - опять поднял бокал мужчина, эта девушка нравилась ему все больше.
- А у меня у Моне «Маки» любимые, - спрятала та глаза, про «Маки» она сказала лишь бы что — нибудь ляпнуть, хотя эта картина ей действительно очень нравилась.
- А что там хорошего?
- Ну, композиция, цвета, настроение.
- Так динамики — то никакой нет.
- А вам обязательно динамику подавай.
- Вот на конкурсе была динамика. Там было все: свет, фон, композиция. А, главное, там была жизнь, понимаешь? А не какие - то засохшие мазки.
Эти слова кольнули девушку в сердце, ей снова захотелось оправдаться, сказать, что она не нарочно оделась так откровенно, что это вышло случайно, она даже вскинула глаза, но глянула на миллиардера и вдруг поняла, что все это бесполезно, ее, видимо, окончательно записали в распутные особы и тут уж ничего не поделаешь.
И, тем не менее, где то в глубине душе она все же надеялась доказать, пусть и не сейчас, что пришла на конкурс не голые ляжки показывать, а свой голос, именно им она собиралась покорять жюри и публику.
Сосед все так же внимательно глазел на нее, и, кажется, понимал ее замешательство по своему:
- Ладно, - наконец кинул он скомканную салфетку на стол. - Поехали.
- Куда? - Спросила Катя.
- Ко мне домой
- Зачем?
- Смотреть «Маки».
- Какие еще «Маки»?
- «Маки» Моне, или тебя какие — то другие маки привлекают?
- Вы что, копию заказали?
Толстосум щелкнул пальцами официанту.
- Копий не держим, - серьезно сказал он Кате.
IV.
- Саша, я была у Глеба… ну, у того мужчины, что я тебе говорила.
- Ты спала с ним?
- Да.
Юноша поднес кулак к своему носу, задумчиво скосил глаза и долго смотрел в асфальт, вспучившийся трещинами, из которых торчали травинки. Потом поднял очи, в них была такая нежность и надежда, что девушка оторопела.
- Катя, я понимаю, ты хочешь продать себя, тебя уговорили, но у тебя не получится.
- Почему?
- Ты не такая. Да, тебя пытаются втоптать в грязь, но она к тебе не прилипнет, ты чистая, ты светлая, я люблю тебя. Не уходи, я буду учиться, буду работать, я многого достигну, я сделаю тебя счастливой.
Это была настоящая мука. Изменщица ожидала чего угодно - скандала, оскорблений, возможно даже рукоприкладства, но эти телячьи глаза с ресницами, эти опавшие плечи, это было невыносимо.
- Господи! Ну, что ты сделаешь, ты, сирота, у которого отца даже нет, - выпалила подруга первое, что пришло на ум, лишь бы прекратить эту пытку.
