I.
Это был странный конкурс. Вроде вокальный, а чего ж тогда участниц одели в купальники? Да они чуть ли не голыми должны были выступать. Вот и получалось, что они по очереди не петь выходили, а показывать свои тела — голые ноги, голые спины, и, чем бесстыднее себя вели, тем больше восторга было у жюри, а зал, так тот вообще заходился в овациях.
Катя шагала по фойе Дворца культуры, бегло отражаясь в высоких зеркалах, и ее отражение чуть не плакало.
Да, певица вроде бы и во все ноты попала, и в финал вышла, но показать себя так, как могла, как хотела, раскрыться так, чтобы все увидели ее внутренний мир, ее душу, ей не удалось.
Волнение проклятое. Ах, если бы спеть так, как она поет дома, одна, или в кругу родных, когда даже соседи в прилегающих квартирах затихают от восторга, вот это был бы класс. Тут не то что Гран — при, а счастливый билет в шоу — бизнес можно было вытащить. Не зря же в жюри конкурса были настоящие звезды.
Но все это еще пол - беды, беда в том, что участница была так затюкана этим конкурсом, что дома, перед «дефиле», перепутала купальники, надела не тот. Он то сумасшедше красивый, нежно розовый, с ошнуровкой по талии, но очень опасный, в нем ходить и то надо было осторожно, уже не говоря о том, чтобы как — то крутиться, изгибаться и вилять попой, коварный он купальник этот — от сильных движений полоска в промежности свивалась чуть ли не в ниточку, а могла и в щелку забиться, тогда вообще караул. Именно это на сцене и произошло — фривольный наряд во время выступления явил публике то, что Катин парень Олег любовно называл «пельмешком».
Лишь тут девушка улыбнулась, то есть, когда вспомнила своего возлюбленного и его поклонение ее пельмешку, уж как он его только не лелеет - трогает, гладит, целует и всяко тетёшкает, словно тот - отдельное живое существо, очень нежно с ним обращается, пожалуй даже нежнее, чем иногда следовало бы. Он ведь тоже не игрушечный, возбуждается.
- Акиньшина, - окликнули ее с крыльца, когда она уже сошла с их ступенек. Конкурсантка обернулась.
Солнце отражалось во внешних стеклах вестибюля, напрочь заливая ярким светом тот самый участок крыльца, где были двери во Дворец, и начинающая вокалистка спустила свои зеркальные очки с темечка на глазницы.
Вверху стояла Аглая Денисовна, администратор конкурса, особа пожилая и стервозная. Она так и торчала, строгая, как школьный завуч, в страшно зауженной юбке, белой блузке с пышным воротом, прижимая к груди какую — то красную папку.
- Акиньшина Екатерина Евгеньевна? - Строго переспросила она, глядя на подопечную, словно видела ее в первый раз, хотя уже знала, как облупленную.
- Да, - в такт ей кивнула конкурсантка.
- Вы не могли бы вернуться сюда, на минуточку.
Катя взошла на крыльцо.
Стерва посмотрела на автостоянку, на проезжую часть, на парк, наконец перевела свои блеклые, синие глаза на студентку:
- Ну что, вас можно поздравить?
- С чем?!
- С победой в конкурсе.
- Какая еще победа, когда даже финала не было?
- О, да, финала не было, а победительница есть, если конечно не будет дурой.
- Аглая Денисовна, не мучьте меня, я и так сама не своя.
- Почему?
- Я была не в голосе и купальник этот...
- Да уж, наряд у тебя был подходящий. Выше всяких похвал.
- В смысле ?
- Тебя Глеб Олегович отметил. Сам!
- И что теперь?
- Ты что, дурочка? Генеральный спонсор конкурса оценил твое выступление. Мне продолжать, или тебе уже и так все понятно?
Аглая помолчала, снова обвела взглядом пейзаж и продолжила задумчиво:
- Видно и вправду, смелость города берет. А в нашем случае, так и прямое бесстыдство.
Низенькая Аглая теперь круто исподлобья смотрела на собеседницу с какой — то даже иронией, глазами, ушедшими глубоко под самый лоб, в норы глазниц.
- О чем вы? Что — то я не пойму, - растерялась вокалистка.
- Да все ты понимаешь, блеснула так, что САМ чуть не ослеп.
- И что мне теперь, от счастья прыгать?
- Это уж твое дело, прыгать тебе или колесом катиться, да только ты пойдешь с ним в ресторан, а после он тебя и сделает звездой.
- Нет, я не пойду. Вот еще, он совсем не в моем вкусе.
- Ой, ой, глядите на нее, «вкус», а для кого ж ты жопой на сцене вертела.
- Ни для кого я не вертела, все вышло случайно. Да этот спонсор ведь и не сидел в жюри.
- В жюри ему не надо сидеть, не по рангу, но он все видел, и ты это знаешь. Ты мне целку — то не строй, скажи еще, что ты нечаянно купальник натянула на два размера меньше.
- Ну да, я перепутала.
- Дорогая моя, я слишком долго живу, чтобы верить такие вот квантовые запутанности.
- А как же конкурс, финал, я ведь готовилась, что девочки скажут?
- Боже мой, какие мы великодушные. А что ты думала, когда одевалась, как шлюха?
- Меня не так поняли.
- Не важно, как тебя поняли. Главное, что поняли. Получите и распишитесь. И что ты мне тут сейчас очки втираешь, добилась, так пользуйся. Такой шанс выпадает раз в сто лет, мужчина, миллиардер, и вдруг этому олигарху нравиться наша простенькая такая Катя, хотя там и других девочек было полно, и уж получше тебя. Но Катюша у нас шустренькая такая, прочуханная, подсуетилась, она знает как себя показать. Не в голосе она, зато ляжками вертеть умеешь.
- Да не пойду я никуда, вот еще…
- А не пойдешь, так он тебе такую жизнь устроит, что не то что сцена, тебе вокзальные туалеты раем покажутся, - зашипела Аглая. - Ну, пойми ты, дурочка, - неожиданно смягчилась старая сводница и дружелюбно тронула предплечье красавицы, - да, сейчас ты в теле, в соку, а завтра, глядишь, уже и облетел твой цвет, никому уже и не нужна. Вон, как я, порхала как стрекоза, думала, вечно буду юной, а дунул ветер, остались одни тычинки.
Наставница задумчиво глянула в даль, Катю пронзила искренняя грусть ее синих глаз, и девушке на миг даже стало жалко эту битую жизнью женщину:
- Сходи, - уже по доброму уговаривала та. - Он ведь не зверь, познакомишься, оглядишься, осмотришься, а там видно будет. Отказаться - то всегда успеешь.
II.
Прямо из парка Екатерина вызвонила своего парня Александра:
- Есть дело.
Она была буквально потрясена тем беспардонным приглашением, и всем тем, что было связано с конкурсом, не знала, за что хвататься.
Они сидели на лавочке у торгового центра, приятный летний вечер овевал теплым ветром их лица, отсвет лимонного заката озарял верхние этажи высоток, делая из почти невидимыми, напрочь размытыми в небе.
- Меня на свидание пригласили, - сказала Катя.
- Кто? - Спросил Саша.
- Мужчина.
Кавалер вроде бы равнодушно посмотрел на журнальный ларек, на большие, круглые часы над входом в аллею, но девушка видела, как дрогнули его длинные ресницы.
- Ну, скажи что — нибудь, - толкнула его локтем подруга.
- Тебя пригласили, ты и говори. Кто он, откуда, зачем?
- Он очень богатый и жутко знаменитый, - и добавила насупившись:
- И страшный, как орк.
- Понятно.
- Что «понятно»? Ты что меня, не ревнуешь? Ты меня отпускаешь к нему?
- Ревную.
- Почему же тогда не устроишь скандал, я не знаю, ну закричи, наори, ударь, мне и то легче будет. Чего ты молчишь, как плюшевый?
Катя распсиховалась и надула губки:
- Гляди ты, я его люблю, а он меня не ревнует. Ты меня не любишь, совсем, ни капельки, да? Не любишь?!
- Да пойми ты, любить, это значит доверять, - вспыхнул поклонник, схватил девушку за плечи, всмотрелcя в ее глаза:
- Тебя пригласили, тебе и решать, идти или нет, и не надо на меня перекладывать ответственность, не правильно это. Ну закачу я скандал, стану запрещать и что, ты не пойдешь? Да даже если я тебя под замок посажу, ты же меня потом всю жизнь проклинать будешь? Ты такой любви от меня хочешь? Ну, отвечай!
Подруга отвела взгляд.
- Вот то - то же.
- Никуда я не пойду, - вздохнула девчонка и прижалась к своему парню. Тот обнял ее за плечи, дышал ароматом ее волос глубоко, до слез, смотрел поверх ее кудлатой головы на этот мир, полный звуков и красок, и улыбался во весь рот. Юноша был счастлив.
- А нам однажды на лекции по минералогии в универе про Лунный камень рассказывали, - подняла глаза на кавалера студентка.
- Что еще за камень такой?
- Он белый, а изнутри светится розовым или ультрамариновым, как будто в нем горит огонек. Говорят, он приносит несчастье.
- Да ерунда это, никого не слушай.
- Ты мне подаришь Лунный камень?
Ухажер еще сильнее прижал подружку, сжал ее ладошку, поднес к губам и тихонько перецеловал по очереди все пальчики.
III.
Ну, а потом был ресторан, Катя никогда и не мечтала о таком - шик, блеск и европейский сервис. Да, да, она приняла приглашение. Она мечтала о большой сцене, и решила все — таки использовать выпавший шанс. И теперь новоявленной посетительнице даже было как — то не по себе во всем том ресторанном, кричащем великолепии. В пику своему откровенному сценическому «костюму», теперь девушка оделась даже излишне скромно, и все равно она не знала куда деваться и прятала глаза от спутника, от официантов, от других посетителей. Новое платье было тесновато в талии, оно так жестко перехватывало девушку, что даже немножко вытесняло животик, и студентка этого очень стеснялась.
Хорошо хоть ее кавалер, тот самый Глеб Олегович выглядел немногим лучше гоголевского Вия, на его фоне любая покажется красавицей. Какой — то грубый и тяжелый, как литая, медная чушка, неотесанный и коренастый, с головой, вросшей в плечи, с редкими, длинными волосенками, зачесанными назад, весь в бурой, бугристой коже. Но ему, кажется, было совершенно наплевать, как он выглядит, он чувствовал себя хозяином положения, банкетного зала, самого ресторана, и, кажется, всего мира.
