Их жены оставались в комфорте и лениво потягивали глинтвейн, немого прогулявшись по морозу. Сколько они не виделись? Считай, с осени, три месяца. И обе сильно изменились.
Людмила, жена прокурора, неожиданно подтянулась, похорошела. Обрюзгшее было лицо разгладилось, заострилось. В ней стала проглядывать бывалая привлекательная свежесть юности. Она буквально дышала озорством и здоровьем.
Галина разглядывала её с неприязненной завистью.
— Как тебе удалось так посвежеть? Это операция? — Спросила она.
— Ну что ты, ничего подобного. Немного фитнеса и диеты. И СПА. И вот... – Людмила гордо провела руками вдоль подтянувшегося стана.
"Да уж, видела я какой у тебя фитнес, " - злобно подумала про себя Галина. Ролики с камер с Людмилой в главной роли может не представляли особой ценности в качестве компромата, но степень вовлеченности прокурорской жены в процесс петтинга была хорошо видна и слышна.
— И ты вроде похудела? – Посмотрела Людмила в грустные глаза приятельницы. Если первая, похудев, приобрела более здоровый вид, то Галина, наоборот, осунулась и выглядела глубоко несчастной и перевозбужденной. У неё внезапно начинал дергаться то глаз, то рука, держащая фужер, и ей приходилось ставить его на столик.
— Не знаю, не мерила. Но да, юбка крутиться свободно, – Галя продемонстрировала.
— Несчастная любовь? – Пошутила Людмила
— Что ты, нет! – Галя будто испугалась и начала отнекиваться так активно, что Люда поняла, что попала в цель.
— Кто он?
Гале нужно было выговорится кому-то, она не могла это больше держать в себе. Она сперва замолчала, задумавшись. А потом из неё полилось как из худого ведра.
— Мальчишка, пацан! Влюбилась в него как кошка. Ему всё равно с кем трахаться, а я места себе не нахожу. Уже ни спать, ни есть без него не могу. Когда он рядом, я на седьмом небе. Остальное время только о нём и думаю. Ревную его ко всем. Знаю, что спит и с другими. А он даже не знает кто я, не видел моего лица полностью. Я совсем извелась, не знаю, что дальше делать.
Галина выплескивала все свои беды, стараясь не вдаваться в отягощающие подробности. А без них собеседница не могла понять степень безнадежности её отношений.
— Оставь его, это всё - блажь. Главное - муж и семья. – Назидательно заверяла её Людмила.
Посещения массажиста оставили глубокую брешь в её бюджете, брать деньги у мужа и объяснять куда они так быстро пропадают становилось все сложнее. Поэтому в последнее время она отказалась от посещений СПА и завязала с неуёмными фантазиями.
— Я понимаю это, но не могу ничего сделать со своим телом, своей этой грёбаной штукой между ног, которая хочет только его одного! Да как хочет!? Будто в последний раз, постоянно! – Чуть ли не плача жаловалась Галина, презрев собственную гордость.
— Да-а-а, иногда желания тела невозможно игнорировать, - согласилась с ней приятельница, сама пострадавшая от собственных страстных фантазий.
Галина залпом выпила очередной бокал и пошла за добавкой. Алкоголь хоть как-то заглушал её постоянную тревогу и чувство вины. Хоть она и жаловалась Людмиле, что не знает, как ей быть дальше, это она как раз давным-давно решила.
***
— Тебе надо перестать жрать эти таблетки – озабоченно советовал Петрович. – Они делают из тебя бешеного наркомана. Ты же на себя не похож после них! Похудел, глаза бегают. Это, конечно, не моё дело, но ты вообще на руки деньги получал хоть раз?
— Нет, ни разу.
— Ну вот, а работаешь чуть ли не больше всех. Тебе надо сходить к хозяйке, поставить вопрос ребром.
— Да я просился, она не допускает к себе.
— Как это не допускает? Ты объяви забастовку.
— Ага, чтобы меня снова избили?
— Ну а лучше жрать непонятную отраву и трахаться сутками напролёт не понятно ради чего? Я, вот, например, деньги домой отправляю, и прилично выходит. Саня тоже не бедствует. А ты как раб, работаешь за еду. Не дело это! Да я сам с хозяйкой поговорю! – вдруг решил Петрович.
— Спасибо тебе!
Я был растроган. Со мной и вправду в последнее время стала твориться чертовщина. Я подозревал, что это от препаратов, но с утра был готов отдать за новую дозу, свою душу. К вечеру же, в очередной раз раскаивался в своей слабости. Когда я не был в койке с женщиной, мог часами сидеть и пялится в одну точку. Никаких мыслей и желаний не возникало в моей голове. Тупое созерцание стены. Меня не интересовал ни внешний мир, ни разговоры. Все периоды бешеной активности приходились на общение с клиентками. Там я был энергичен, силён и неудержим. Но потом будто из меня выпускали весь воздух и безвольной тряпкой я едва добирался до кровати. Спать я тоже не мог, лежал и чуть дремал, вздрагивая от любого шума.
Я давно не вспоминал дом, мать. Мои планы стать программистом теперь казались такими далёкими и призрачными. Я был убежден, что не выйду отсюда никогда и умру в этой сладкой тюрьме молодым, от сердечного приступа. Я даже не знал какой за окном день. Меня это совсем и не волновало.
В сексе я становился всё жестче. На удивление, бабы принимали это и балдели еще больше. Я трахал их безжалостно, нагло, а они только визжали как свинки и дергали толстенькими ножками в сладострастном экстазе. Их жирные сладки качались в такт моим резким ударам, а лица перекашивались в оргазменных криках. Мерзкие, стонущие, жадные и озабоченные тётки. Письки: худые, толстые, сухие и совсем мокрые, навыворот и внутрь, большие и маленькие. Разнообразные жопы, всевозможные груди и лица. Парад плоти, вакханалия желаний.
«Выеби меня! Возьми еще сильнее! Да. Так, хорошо! Глубже! Не щади! Шлёпни сильнее! Укуси! Возьми в жопу, выеби как суку! Кончи мне в рот...» - однотипное озвучивание скотского соития женскими голосами на разный лад.
Я ненавидел уже своих клиенток, и себя, но попал в замкнутый круг, и не понимал как из него выйти. Петрович был прав, надо было как-то выбираться из сложившейся ситуации. Я постучал охраннику и потребовал немедленной встречи с Хозяйкой.
***
В постели Галина с Ваней почти не разговаривала. Она боялась быть раскрытой, а он вообще не отличался болтливостью. И сейчас она ждала его в кабинете, как Хозяйка и не знала куда деться от волнения. Будто их поменяли местами, и уже он решал судьбу женщины, а не наоборот.
Он зашел, такой ей родной, такой близкий и щуплый. Сердце её сжалось, видя его таким измученным и несчастным.
— Опять какие-то проблемы у нас с тобой, Ваня!? Работать отказываешься?! – Насупилась Хозяйка, хмуро сдвинув брови.
Ваня молча сполз на пол, стал на колени. Вид его и без этого несчастный стал Галине до физической боли невыносим.
— Ну что ты делаешь!? Зачем ты так встал?! Встань немедленно! – Затараторила она, вскочив с кресла и замахав руками. Что тебе от меня надо!? Как же ты меня измучил, тварь ты этакая! - Она уже кричала. - Стоишь тут передо мной на коленях! Как ты можешь так!? Как!? Есть в тебе сердце, гадина!?
Ваня, говоря простым языком, охуел. Он всего лишь хотел «христом богом» попроситься на волю или хотя бы в отпуск, а вместо этого попал на женскую истерику по непонятному ему поводу. Он оторопело слушал крики Хозяйки, не понимая их причину и не зная, как поступить дальше. Та же продолжала орать из-за стола, обвиняя его во всех греха в мире.
— Как ты достал меня! Как вымучил! Ну что, что тебе ЕЩЕ надо?! Что ты хочешь от меня?! Говори уже!
— Можно мне домой, или зарплату, или домой и зарплату? Или отпуск и зарплату, и домой? Я уже не могу так больше! Я скоро буду на клиенток кидаться. Вам же этого не надо? Испорчу весь имидж заведения!
— Да иди ты! Иди ты знаешь куда?! – Она замолкла и вернулась в кресло. Подумала, задумавшись, а потом добавила: иди ты, Ваня, на все четыре стороны! На, вот, твои деньги!
В парня метнулась пачка денег, больно ударив в грудь.
— Подавись! Проваливай! Оставь меня! Всё! Вали! Полчаса тебе на сборы и ребята вывезут тебя до остановки! И чтобы духу твоего тут не было! Забудь нас и меня! Если вдруг кому расскажешь, найду и уже не пожалею! Понял?!
Он без сил плюхнулась в кресло и закрыла лицо руками, удерживая всхлипы в себе. Душа её разрывалась от потери.
***
Я тихонько подобрал пачку и выбрался из офиса. Ноги сами несли меня вниз, в свою комнату. Дальнейшие события понеслись с неимоверной быстротой. Вот мне возвращают старую одежду и одеваясь, я понимаю, что проходил кучу дней в одной пижаме. Из родного у меня только кеды, а на улице уже зима. Где-то находят смешные поношенные валенки, сверху дают пуховик с чужого плеча. Потом с завязанными глазами выводят на улицу и садят в машину. Холодно. Довольно долго везут и оставляют на улице, вложив в карман напоследок сотовый телефон. Он как раз включается и начинает сыпать принимаемыми сообщениями как безумная музыкальная шкатулка. Следом тут же раздается звонок, и задыхающаяся мать кричит в трубку: «Ванечка! Сынок! Где ты! Где?».
Я снимаю повязку, оглядываюсь вокруг и говорю в трубку внезапно отказавшим голосом: «Мама, всё хорошо, я - здесь, у нас, в Овощах! Скоро буду!».
***
Галя плакала неделю, несмотря на все попытки себя отвлечь. В душе она отпустила ситуацию, смирилась с ней, вроде даже не тосковала по сексу. Только слёзы продолжали течь сами собой без всякого повода, как только она оставалась одна.
Она забилась в аппаратную и целыми днями пересматривала свои встречи с Ваней. «Сама закабалила, сама влюбилась, сама отпустила, дала денег, отправила. Всё сама!». Она еще пуще озлилась на себя - единственную виновницу своего состояния, да так, что схватила стул и стала крушить компьютер и мониторы. Она била дорогую технику железными ножками, выплёскивая свою досаду и злость. Крича и ругаясь, крушила всё, будто полосовала саму себя за все свои прегрешения. Исступлённо и вдохновенно. теперь она ненавидела всю эту затею, похотливых своих клиенток, своё больное желание подглядывать и любовное наваждение с Ваней. Разрушая своё детище, она прощалась с этой историей, хотела похоронить память о ней в руинах своей аппаратной.
