Мне было 19 лет, я училась в институте, и летом нас направили на практику на село. Я приехала в деревню Н***, почти в ста километрах от ближайшего райцентра. В сельской администрации меня встретили и сразу отправили к местной жительнице по имени Татьяна.
Тётка Татьяна была крепкой и моложавой вдовой лет пятидесяти. Вдовела пять лет, сыновья уже были взрослыми, женатыми и жили отдельно. Татьяна работала у фермера-частника, в теплицах, дома держала небольшое хозяйство. В её чистой и ухоженной избе меня и поселили.
Хозяйка встретила меня как родную, выделила мне отдельную комнатку со смешными ситцевыми занавесками, со старой пружинной койкой, тем не менее, как оказалось, очень удобной, и даже со своим личным маленьким чёрно-белым телевизором. В общем, все удобства, не считая того, что в туалет нужно было бегать в будочку на дворе, а мыться в бане. Баню тётя Таня пообещала топить даже два раза в неделю.
- Знаю вас, городских, вы привыкли, что ни день, полоскаться в ванных, а тут уж чем могу! Я сама баньку люблю, так хоть с тобой лишний раз попарюсь, а то для себя одной другой раз и топить лениво, в тазике споласкиваюсь, - посмеиваясь сообщила она.
С тётей Таней мы быстро подружились, вечерами она баловала меня вкусными домашними пирогами и не менее вкусными историями из своей жизни - весёлыми, а часто и немного неприличными. Я слушала с большим удовольствием, а иногда смеялась до слёз. Татьяна искренне и простодушно смеялась вместе со мной.
Пришла суббота, а с ней и первый в жизни мой поход в настоящую деревенскую баню. Растопила хозяйка с утра, запарила веники и ближе к полудню позвала меня мыться.
Пока я, немного смущаясь, раздевалась в предбаннике, Татьяна быстро разделась и ждала меня. Несмотря на возраст, тело у неё было крепкое и достаточно молодое на вид.
В парной она поддала на камни воды из ведра, и помещение заполнилось дурманяще ароматным паром.
- Шесть трав завариваю, нарочно для бани собираю и сама сушу, - похвалилась она.
Уложив меня на полок, тётя Таня начала священнодействовать с двумя вениками. Вначале огладила меня с ног до головы, потом прошлась по ногам, особенно сосредоточившись на пятках. Я думала, что будет щекотно, оказалось что нет - просто приятно. Веники гуляли по моему телу, я получала неизвестное мне раньше удовольствие. Пропарив и отхлестав меня со всех сторон, Татьяна поддала ещё пару.
- Давай теперь ты меня маленько похлестай.
Она легла на полок, и я, как смогла, попарила её.
- Ох, хорошо-то как! Пойдём теперь сполоснёмся.
Мы вышли из парной, и Татьяна стала поливать меня и себя прохладной водой, оглаживая меня рукой.
- Красивая ты девка, Катерина, - сказала она. - И титьки, и жопа хоть куда. С парнями уже, небось, вовсю бахаешься?
- Да нет, тёть Тань, не бахаюсь, - засмеялась я.
- Да неужто целка ещё? - удивлённо воскликнула она.
Такие расспросы меня смущали, но Татьяна была настолько искренна в своём удивлении, что я подтвердила, что ещё целка. Так вышло, что я действительно ещё была девственницей, хотя все мои подруги уже давно занимались сексом с парнями.
- Вот, а говорят, что все городские - шалавы! Правильно, Катя, береги для мужа, он тебя сильнее за это любить будет. Мой Толик у меня первый был, только он один и был, ох и любил же меня!
- Встретить бы ещё такого, хорошего, чтобы любил, - улыбнулась я.
- Встретишь, непременно встретишь, - заверила меня она. - А ведь, небось, хотца-то этого дела, а? Девка взрослая, небось свербит уже?
Я совсем застеснялась от её расспросов, а она продолжала:
- Секель, наверно, теребишь часто?
- Вы о чём, тёть Тань?
- Ну секель, - она провела рукой у себя между ног, показывая.
- Вы про мастурбацию? - догадалась наконец я.
- Не знаю я, как это у вас по-городскому называется, может и оно самое. У меня, когда девкой была, аж горело всё, теребила по три раза на дню. Меня мамка научила, когда я только в возраст вошла.
- Вас ваша мама научила мастурбировать? - не смогла сдержать я удивления.
- А чего такого-то? Меня мамка, а её - её мамка, моя бабка. Заведено у нас так, матери дочек учат, а отцы сынов. Наш-то отец рано умер, мамка меня с братьями одна растила, тяжело ей без мужика было. Пойдём с ней, бывало, в баню, так она на лавку ляжет, ноги раскинет и давай сама себя ручкой ковша удовольствовать. Довольствует, довольствует, потом застонет, выгнется: "Сладко-то как, доча!" И меня вначале напарит, потом и титьки мне пожамкает, и секелёк пальцем натеребит, я аж кричу, так хорошо мне.
А братья мои со своим дядькой, материным братом, в баню ходили, тоже дрочились там вместе. Толик мой, когда наши сыновья подросли, тоже дрочиться их научил, и сам корешки их дёргал.
А только баня-то раз в неделю, а промеж ног чешется каждый день. Так я на печку залезу, руку под юбку и давай наяривать. Наяриваю и стону. Мать смеётся, говорит: "Гляди, чтоб братья не увидели, не разохотились на родную сестру-то". Но говорила, что это хорошо, что рано не стану с парнями по сеновалам валяться и в подоле не принесу. Так и вышло, в двадцать лет встретила своего Толика, а хрен-то мужицкий увидела только когда он меня уже замуж позвал, да с матерью моей переговорил. Так до свадьбы-то только и делали, что друг другу руками, потом уж в брачную ночь он мне целку сломал и настали медовые денёчки. И в куньку, и в жопу, и за щеку, чего только не было. И языком меня поёбывал - это слаще всего было.
Тут тётя Таня прервала свой рассказ.
- Давай-ка, Катя, пойдём по второму разу, пропариться хорошо надо.
Мы вернулись в парную, Татьяна снова уложила меня на полок, намочила веники, и продолжила рассказывать.
- Двадцать пять лет без года прожили с Толиком душа в душу, сыновей родили и вырастили, а всё он чуть не каждый день мне подол задирал, а я только и рада была. Теперь-то тяжело мне без него, и по этой бабьей надобности тоже. Муж мой, давно ещё, черенок один выстругал да отполировал - любил часом, чтоб я его самого в зад попользовала. Встанет, бывало, раком, и говорит: "Сунь мне, Таня". Я намажу маслом, суну и давай долбить его, и за мужской его орган тут же рукой возьмусь. Нравилось ему! Теперь вот пригодился и мне тот черенок, пять лет сама себя поёбываю.
Я молча лежала и слушала этот рассказ, не зная, что сказать, но почувствовала, что у меня между ног уже стало влажно. Хотелось "потеребить секелёк" , я немного сжала бёдра, пытаясь успокоить желание. Тётя Таня заметила это моё движение.
- Что, Катерина, разбередила я тебя? Загорелась? - она рассмеялась. - Давай, раздвинь ножки, я тебе поделаю. Не стесняйся, я ж по-доброму. Слаще, когда кто-то другой теребит, чем сама.
Как в тумане, я раздвинула ноги, и рука тёти Тани скользнула к моей промежности. Она погладила меня между ног, потом просунула палец между половых губ.
- Мокренькая уже, хочется девоньке, - с явным удовлетворением заметила она.
Её палец лёг на мой клитор и стал равномерно поглаживать. В первый раз кто-то, кроме меня самой, трогал меня там. Я почувствовала прилив удовольствия и немного задвигала бёдрами. Палец Татьяны ритмично ласкал и надавливал, а второй рукой она стала гладить и сжимать по очереди мои груди. Через несколько минут я почувствовала приближение оргазма и сжала ноги, зажав тёти Танину руку.
- Давай, давай, моя хорошая, дай себе волю.
Волна удовольствия накрыла меня, я заёрзала, выгнулась и не сумев сдержать стона, кончила под её рукой.
- Вот умница! - похвалила меня Татьяна. - Кунечке хорошо, и на душе веселей.
После этого мы закончили париться, помылись и вернулись в избу. Я чувствовала неловкость, а тётя Таня вела себя как ни в чём не бывало. На следующий день успокоилась и я, решив не делать из одного эпизода целой проблемы.
Через три дня хозяйка снова позвала меня в баню. Я не думала, что всё это повторится, но внезапно возбудилась, когда ещё снимала одежду. В парной я сразу улеглась на полок, расслабившись в клубах ароматного пара, и тут почувствовала, что тётя Таня опять трогает меня между ног. Я уже не протестовала и шире раздвинула ноги, давая ей доступ. Пальцы тёти Тани обрабатывали мой набухший клитор, гладили между губок, щекотали вход. Я уже не сдерживалась, и кончила с довольно громким стоном. Татьяна улыбнулась, ещё немного погладила меня и улеглась сама на полок, тот, что пониже, где не жарко. Она раздвинула ноги, и я увидела её вульву с довольно крупными половыми губами, поблёскивавшими влагой. Татьяна взяла ту самую до блеска отполированную палку с закруглённым концом, которую, она, оказывается, прихватила с собой, вставила в себя и стала двигать ею взад и вперёд.
- Ох, как хорошо! Катюшка, покажи мне свою кунечку, вот, поставь сюда ногу, чтобы видно было. Поближе, поближе!
Я встала над ней, поставив одну ногу на полок так, чтобы видна была моя промежность.
- Вот так, умница... Красивая у тебя кунечка, пиздёночка... Надроченная, припухшая, покраснела, секель виден, торчит. А ведь не ебал ещё никто...
Говоря это, Татьяна продолжала сношать себя, тяжело дыша и постанывая. Я снова возбудилась и почувствовала, как по моей ноге потекла капля смазки. Стоя почти над самым лицом тёти Тани, я пальцем стала быстро тереть клитор.
Тут Татьяна выдохнула и прекратила движения.
- Ох, руки устали! Давай, девонька, помоги уж тётке.
Я сняла ногу с полка, нагнулась и взялась за конец палки, торчавший из её вагины. Тётя Таня накрыла мою руку своей, показала, как именно надо двигать, и я принялась за дело. Черенок с хлюпанием ходил туда-сюда, женщина стонала и мяла свои груди.
- Хорошо-то как! Сильнее тыкай, еби, не бойся! Ох, помираю, сладко-то как!
Она просунула сзади руку мне между ног, и пока я ублажала её черенком, она мастурбировала мне. Кончили мы почти одновременно.
