В армию Женька Никитин пошел сознательно, по своему собственному желанию, будучи в здравом уме и трезвой памяти. Законных причин для отсрочки не нашлось, со здоровьем, несмотря на мелкие проблемы, оказалось в общем нормально, а косить он никогда и не думал. Страшилкам, коих успел наслушаться от побывавших там старших товарищей, не особенно верил, справедливо полагая что в таких рассказах сам бог велел приврать. В остальном служба не казалась ему катастрофой - ну подумаешь, год потерпеть, тем более сейчас вроде там и с кормежкой получше стало, и с дедовщиной, и вообще порядка больше. Так что повестку Женька воспринял спокойно и в положенный срок отбыл к месту службы. Мать, конечно, всплакнула, ну да это традиция на Руси такая - как расставаться надолго - так плакать. Ничего особенного.
Первые дни, ввиду резкой смены обстановки, показались натуральным адом, несмотря на то что чего-то подобного он и ожидал. Вставай рано, ложись поздно, все по команде, никаких вольностей, и что немаловажно - невозможно хоть ненадолго остаться в одиночестве. Особенно Женьке, как человеку, проведшему последние годы жизни за компьютером и в результате чего слегка обросшему жирком, не нравились физические нагрузки. Из-за этого он несколько раз уже успел пожалеть, что не попытался увернуться от призыва. Сидел бы сейчас дома, в тепле и уюте... Но теперь жалеть было поздно. Впрочем, до присяги он немного попривык к армейскими порядкам и неизбежным тяготами и лишениями. По крайней мере служба почти не преподносила больших неприятных неожиданностей.
Мать приехала на присягу, благо ехать было недалеко.
- Как ты тут, Жень? Я гляжу, похудел... - озабоченно покачала она головой.
- Нормально, мам. Не волнуйся.
- А кормят вас хорошо?
- Отлично! - самую малость приврал парень. - А похудел - это от физкультуры. Во, смотри!
Женька схватил ее и приподняв, крутнулся вокруг себя. Подвиг, по правде говоря, был невелик - в худощавой невысокой женщине было от силы килограммов шестьдесят, а то и меньше. Правда, чтобы сделать это, Женьке пришлось прижать ее к себе, что вызвало неожиданные последствия. До сего момента тяжелая армейская жизнь напрочь отбивала всякие мысли о женщинах, но сейчас, держа в руках представительницу противоположного пола и ощущая прижатую к нему грудь, Женька вдруг понял, что член неумолимо встает, прижимаясь к животу матери.
- Ой! - заверещала она - Отпусти, а то уронишь!
- Да ну, ты и не тяжелая совсем... - Женька торопливо поставил ее на землю и шумно выдохнул - все ж не так оно легко получилось на самом деле как он хотел показать.
- Не делай так больше, а то я боюсь... -она оглядела себя, одергивая платье.
- Не буду. - Женька, пользуюсь тем что она отвернулась, поправил член, чтобы эрекция не бросалась в глаза.
Оставшиеся полдня они провели вне опостылевшей территории части. Первым делом Женька был до отвала накормлен, а потом они просто гуляли по парку. Расслабившись, Женька ненадолго почувствовал себя свободным человеком, как раньше, дома. Мать, держа его под руку, шла рядом, иногда задевая бедром. Эти прикосновения вызывали у него легкое возбуждение, напоминая о прижимавшемся к нему недавно женском теле. А вот попадающиеся навстречу девушки, легко, по летнему одетые, заставляли едва не пускать слюну и оборачиваться им вслед. От матери это не укрылось, но она только молча улыбалась уголками губ, глядя как сын выворачивает шею.
- Жень, пора возвращаться... - взглянула она на часы. - Пошли в гостиницу, я тебя домашним покормлю напоследок.
- Пошли, мам, я еще в душ хотел, а то тут баня раз в неделю всего...
Времени оставалось мало.
- Я в душ, а потом за стол! - переступив порог номера заявил Женька, сбрасывая форму и оставаясь в уставных казенных трусах, слегка приподнимающихся спереди.
Трудно ему тут... - подумала женщина, мазнув взглядом по этой выпуклости и сразу же отвернувшись, делая вид что ничего не заметила. - Они, наверное, женщин вообще не видят... Наверное сейчас мастурбировать будет. Не может же он оставаться в таком состоянии.
За дверью ванной скрежетнула, закрываясь, душевая кабина. Женщина, проверяя свою догадку, на цыпочках подкралась к двери и приоткрыла ее. Стенки душевой кабинки, матового стекла, усеянные изнутри каплями, все же позволили разглядеть смутную фигуру сына. И ритмичные движения его руки, опущенной к паху, тоже. Она досмотрела это до конца, до того момента как сын, слегка согнувшись, замер. Кончил - догадалась она, прикрывая дверь.
Женька вышел из ванной с блаженным выражением лица и прилично выглядящими трусами.
- Теперь моя очередь! - заявила Анна Григорьевна. - Жень, помоги платье расстегнуть. - повернулась она спиной.
Идея попросить у сына помощи в этом интимном деле возникла у нее спонтанно, в тот момент когда она наблюдала за ним в душе и искренне сочувствовала мальчику, надолго теперь лишенному женского общества. Пусть хоть взглянет напоследок на женскую фигуру - решила она - Будет что вспомнить в казарме.
Женька осторожно потянул вниз длинную, от шеи до поясницы, молнию, открывая спину. Показалась застежка лифчика. Женька сдержал вздох, чувствуя как член снова наливается кровью и еще больше притормозил, оттягивая язычок молнии на себя и стараясь заглянуть между платьем и телом. Внизу белели скромные трусики. В самом конце платье сползло с плеч и едва не свалилось, в последний момент подхваченное Анной, так, что перед парнем показались обтягивающие небольшие округлые ягодицы трусы и немножко верхняя часть бедер.
- И лифчик расстегни заодно... - попросила Анна.
С этой застежкой Женька провозился еще дольше, так как боролся с ней наощупь, не отрывая взгляда от материнских ягодиц.
Анна скрылась в ванной, напоследок повернувшись боком и позволив сыну рассмотреть грудь получше. Прижатое к груди платье и расстегнутый лифчик, оттопырившийся и съехавший с положенного места, прикрывали только соски и еще немного вокруг, оставляя остальное доступным мимолетному взгляду. Женька подавил жадный вздох, немного выждал, прислушиваясь к шуму воды, вывалил член из трусов и вошел следом. Теперь он, в свою очередь, смотрел на душевую кабину, любуясь женским силуэтом. Мать поворачивалась, подставляя себя струйкам, а Женька смотрел, дергая себя за член и не догадываясь, что его тоже хоть и плохо, но видно изнутри на фоне светлого дверного проема.
Потом он сидел за столом, наедаясь впрок, безумно довольный сегодняшним днем, а мать смотрела на него и загадочно улыбалась вместо того чтобы погрустить перед расставанием, заставляя сына гадать о причинах такого веселья.
После присяги из учебной роты всех разогнали в полки. Женьке досталась рота охраны при штабе, расположенном непонятно почему хрен знает где на окраине какого-то мелкого городка. Наверное, чтоб враг не догадался! - невесело подумал он. Служить хотелось поближе к дому, но кто ж солдата спрашивать будет? На новом месте Женька понял, что, мягко говоря, настоящая служба начинается именно здесь. Вновь прибывших встретил старослужащий народ, именуемый здесь страшным для каждого новобранца словом "деды". В первый день обошлось без рукоприкладства, хотя место в иерархии им объясняли довольно грубо. И посматривали на них... словом, нехорошо посматривали, намекая что уж после отбоя-то устроят прием согласно всем здешним традициям. Впрочем, в этот день их не тронули. Возможно, только потому, что ротный в эту ночь остался ночевать в казарме. Он, ротный, вообще поначалу удивил Женьку своим возрастом - мужик хорошо за тридцать и все еще старший лейтенант. Только через несколько дней кто-то рассказал, как оно так вышло.
