Но. Читатель! Это же был конец мая, конец школе! А в конце мая - начале июня, смотря по обстоятельствам, мы - ВыезжалиВ Деревню! О, это был долгожданный и небыстрый процесс. Великое переселение народов.
В Деревне, в 110 км. от Москвы по Горьковской дороге, километрах в пяти-шести от славного городишки Покров, в малюсенькой деревеньке (26 дворов) жила сестра моей бабки: баба Маша. Одна жила. Нет, семья у нее была: две дочери с зятьями, внуки, все - как полагается. Но. Старшая дочь жила где-то в Узбекистане (я ее и видел-то один раз в жизни) , а младшая - недалеко, километрах в четырех, в совхозном поселке, в хрущебском доме о двух (или - трех?) этажах, которые строили тогда в крупных селах в огромном количестве; зато - в квартире с центральным отоплением. Молодые не хотели зимой колоть дрова, топить печку, ходить пОводу к журавлю. А баба Маша не могла бросить своих кур, овец, корову Зорьку и бессменного порося по прозвищу Борька.
Жили мы тогда небогато. Да, я и никого не знаю, честно говоря, кто тогда жил бы богато. У нас не было денег купить посуду, мебель, и прочую домашнюю дребедень, так необходимую в повседневной жизни, чтобы обставить и квартиру в Москве, и дом в деревне одновременно.
Посему. Из квартиры в Москве увозилось почти все (оставалось, только, чтобы работающим родителям было где притулиться на ночь) , а в деревенский дом, Это Наше Все, понятное дело - завозилось. Осенью - в обратном порядке.
Для этого процесса, начиная еще с зимы, ни с Нового года, чуть ли, происходил поиск и выклянчивание пустых картонных ящиков, которых тогда было немного в советской торговле. Эти завоеванные ящики раскладывались в плоскость и громоздились все выше в углу маленькой комнаты. Когда стопка доходила почти до потолка, подготовка тары считалась законченной.
На день отъезда, брались отгулы, заказывалось грузовое такси (было и такое: обыкновенная трехтонка с крытым брезентом кузовом, но и с "шашечками" по бортам) , с раннего утра (часов с 6-ти; такси можно было заказать не раньше восьми) начинали выноситься во двор собранные картонные коробки с надписями карандашом: "Кухонная посуда" , или "Постельные принадлежности" , холодильник, два дивана: и Бог знает сколько еще всякой всячины.
Когда приезжал грузовик, в него сначала пихался холодильник, и прочая габаритная мебель, все это припиралось коробками в несколько рядов, а в конце ставились два дивана, дабы на них сидеть: в кабине у водителя было только одно место. Там садилась мать: надо же было и дорогу показывать. Все остальные садились на диваны, в кузов, пОлог брезента застегивался снаружи, и: ВСЕ. ДЕРЕВНЯ!!!
В этот раз (под шумок) , запихнули на диван и Раду.
Баба Маша, как ее увидела, сразу просекла, что - цыганка (в деревнях цыган не любили) , но виду - не подала, сказала только: "Какая тощенькая! Ну, ничего, Бог даст, на деревенских харчах отъестся". И потом старалась ей подсунуть лишнее яичко, сливочек, там, и даже (специально для Рады!) стала готовить в русской печке топленое с вечера молоко. Ничего не ел вкуснее в своей жизни!
: И Рада утонула в деревенской вольготной жизни! Ведь - полная СВОБОДА! Лети - куда хочешь! Нет, конечно, у нас были какие-то обязанности: Например, поутру собрать яйца из гнезд. У Рады это особенно хорошо получалось: маленькая и юркая, она легко ныряла в любую щель, а от ее глаз-угольков ни одна курица ничего не могла спрятать. Или - натаскать воды из журавля (он стоял почти перед домом) . Тут она, правда, больше мешалась мне, поскольку из-за субтильного телосложения даже одно неполное ведро донести до дому, не расплескав, было для нее - непосильной задачей. Да, мало ли мелочей в деревне! А серьезных дел, вроде сенокоса, или прополки огорода, баба Маша нам не доверяла.
Рада перезнакомилась с деревенскими девчонками, потребного возраста, и пропадала с ними, черт знает где, с утра до позднего вечера. Как и я, собственно, со своими ребятами. Домой мы появлялись только поесть и поспать.
Иногда наши компании пересекались случайно: на пляже, у реки, например, но и там сохранялось определенное расстояние: у них своя свадьба, у нас - своя. Нет, мы могли их, по-рыцарски, накормить, конечно, только что пойманными раками, а они могли поделиться с нами земляникой, но - не более: компании не смешивались и очень редко играли вместе.
Так продолжалось недели три. Потом что-то, видно, щелкнуло, шестеренки, снесенные временно вихрем свободы встали на место, и Рада стала опять уделять мне повышенное внимание.
Нет! Я говорю же вам, что ЭТУ девчонку сбить с панталыку было не так-то просто! Воля у нее и стремление к победе, были - железные.
Началось с того, что она мне стала просто - мешаться. Я иду куда-нибудь с ребятами, ну, там рыбу ловить корзинкой, или плот строить, или соседям пакостить, она - со мной. Мне неудобно, черт возьми! Даже матом не ругнуться, не говоря, чтобы поссать, где приспичило, и не только мне (это бы еще и - ладно!) , но и моим приятелям. Засада, однако.
Стал я от нее бегать. Уходить через баню, задворками, козьими тропами какими-то. Но, это быстро было вычислено и пресечено самым решительным образом: ухожу я, например, какой-нибудь неприметной тропинкой, через кусты, и кого же я встречаю в этих самых кустах? Правильно! Ее.
Тогда решил я с ней поговорить честно, по-мужски, чтоб - не приставала. Дала мне спокойной жизни. Сразу скажу. Хреновый из меня переговорщик вышел: Сдал все позиции.
В результате, договорились все-таки, что дает мне несколько времени в день спокойной жизни, а остальное - только вместе с ней.
Такие дела:
Несколько дней все было спокойно: она только хитро посматривала, но правом первой ночи - не пользовалась. Наконец, как-то после ужина, она сказала: "Все. Пошли". И мы - пошли.
У нас, за сенным сараем (дом, с нами и скотиной, был с одной стороны улицы, а сенной сарай - с другой) , сразу начиналось пшеничное поле. Озимые, по-моему. Во всяком случае, в конце июня она была уже убрана. И посреди этого поля (метров 500 от деревни) стояла скирдА соломы. Скирда, это, когда пшеницу убирают комбайном, остается солома - ее аккуратно складывают в огромный такой стог: скирду. Скирда, обычно монстрообразна: метров 20-25 в длину, высотой в два этажа, и снаружи напоминает большой сарай из соломы: такая же двускатная крыша, невысокие стены: Только окон нет. Чтобы внутри такой массы солома не гнила, скирду ставят на специальные кОзлы, т. е. внутри нее есть некоторое пустое пространство. Если сбоку скирды, аккуратно, как мышка, раскопать лаз в соломе, то можно попасть во вполне жилой и очень теплый дом. Комаров в скирде не бывает.
И вот, взяв меня за руку, Рада повела меня именно к этой скирде. Я ей сам показал когда-то, как лаз раскопать, да так, чтобы - не заметили. Лаз был умело замаскирован и заткнут соломой, но мы его раскопали и залезли внутрь. Внутри было наставлено три деревянных ящика, неизвестно где в деревне слямзиных, два из них изображали стулья, один - стол. Еще был большой ворох всякого тряпья, любовно расстеленного: постель. На сучке одного из бревен козел висел, нагло умыкнутый у меня, военный плоский фонарь, с тремя цветными светофильтрами. Ни свечек, ни керосинок, естественно, - не было: в скирде это смертельно опасно.
"Ну, вот" - сказала Рада, - "Это теперь НАШ дом!" Сев на ящик (стоять в скирде в полный рост нельзя, даже подростку) , я смертельно загрустил: мне совсем не улыбалась перспектива играть здесь в дочки-матери, в то время, как мы собирались с мальчишками ловить сома. Вопрос, а был ли хоть один сом в нашей речке, которую во многих местах можно было просто перейти вброд, не замочив трусов, у нас даже не возник: щуки - были, налимы - были, раки - были, в неимоверных количествах, с чего же сому-то - не быть?
Надо сказать, у Рады было врожденное желание и умение (память предков, что ли?) в любом новом пространстве вить гнездо: обустраивать часть этого пространства для личных нужд и удобств. Вот я и столкнулся лбом с этим самым свитым ею гнездом.
Я - скис.
