Когда она затихла, мы еще посидели рядом - я ее приобнимал за плечики, а она положила голову мне на плечо. Я слегка целовал и прикусывал ей мочку уха: Потом мы еще немного выпили нашего мандаринового эликсира, и я спросил: не сделать ли ей массаж шейки и плеч - чтобы совсем расслабилась и успокоилась.
Она согласилась, и опять САМА скинула халат: Халат, надо честно сказать, был совершенно идиотский: махровый, в желтую, зеленую и бордовую полоску, жесткий, застиранный какой-то. Он доходил ей до середины икр. Я в этом халате раньше видел ее героического геолога. Его он тоже не украшал, отнюдь, право слово!
Под халатом у моей нимфы (боли! боли и радости моей!) оказалась белая маечка на лямках, как у ватных гопников бывает, только СОВСЕМ белая, конечно, и лямки - чуть поуже, что ли. Маечка была короткая: чуть-чуть, на полсантиметра буквально, не доставала до трусиков. Трусики тоже были белые, похожие на популярную серию "Неделька" по фасону (не помню, вот, напрочь, были ли уже такие тогда, или позже появились?) : узенькие, такие, прямые девичьи трусики с резинкой ниже пупка, без всяких излишеств. Бюстгальтера на ней - не было.
Она еще выпила пару глотков, и леглаопять на животик, вдоль малинового монстра. Легла, развела на длинной и такой беззащитной своей шейке, волосы на две стороны, а руки доверчиво вытянула вдоль тельца.
Я же - сел верхом к ней на ножки, ближе к попке, и принялся мягко-мягко, осторожненько, поглаживая, скорее, чем разминая, массировать ей шейку и голову, рядом с шейкой, за ушками и глубокую длинную впадинку перед затылком. Иногда я слегка разминал и длинные, идущие от плеч, мышцы, которые, собственно, и держат шею у человека, иногда несильно дул во впадинку под основанием черепа.
Должен признаться, что (вы удивлены, други мои?) никакого массажа я делать никогда не умел, - и не пытался, даже. Все это была чистая разводка, фуфло, дурилка картонная, лишь бы только прикоснуться к этому божеству. Я и раньше с успехом использовал этот подленький приемчик - всегда прокатывало. И сейчас - прокатило.
: Выпросил у Бога светлую Русь Сатана, даже и очервленитоюкровиюмученическою. Добро, ты Диавол, вздумал, и нам то любо - Девы ради, света нашего, пострадать:
Сам я к тому моменту возбудился уже чрезвычайно: член стоял, как Советская власть - твердо и нерушимо, и разбух, к тому же, до размеровпорноиндустрии, так, что упирался, вполне ощутимо, в пряжку ремня. Она, конечно, чувствовала его через свои трусики и мои вельветовые джинсы, зелено-защитного цвета, подаренные, кстати, той самой приснопамятной канадской невестой.
Девочка моя порозовела, появился румянец, прикрытые глазки, трепещущие ресницы: Чувствовалось - нравится.
Вроде, как пора переходить к длинной и узкой спинке. Но. Маечка-то - мешается. Я несколько раз намеренно запутался пальцами в лямочках, безуспешно пытался спуститься слегка вниз по позвоночнику: Намекал. Потом заметил, что она начинает слегка выгибаться навстречу моим движениям. Понял: пора, и решительно задрал майку до самого верха, можно сказать - на шею повесил, и она оказалась скатанной у нее подмышками. Она помогла даже: приподнялагрудку. Тут дело шло гладко, и обещало многое.
Я стал двумя большими пальцами ощутимо двигать от крестца до шеи, снизу вверх, по обеим сторонам позвоночника; поглаживать выпирающие ребрышки; разминать мышцы внизу спины, возле попки; ногтями, слегка делать ": рельсы-рельсы, шпалы-шпалы:". Тут, естественно, стали слегка мешать руки, вытянутые вдоль тела. Пришлось мягко, но настойчиво задрать их вверх, выше головы. Ангел не сопротивлялся.
Опять запросила попить. Голос, при этом обрел какие-то хрипловатые оттенки, хотя она почти шептала. Плииз! Хорошо, что есть такие удобные трубочки: даже позу менять не надо.
Совместно с тем, что уже использовал, я потихоньку-потихоньку стал гладить попку, слегка залезать под резиночку трусиков... Молчок. Только пристанывает еле слышно, когда особенно приятно, видимо.
Хлебнул я изрядную порцию мандариновки, и одним быстрым, не допускающим возражений движением, стащил с нее майку совсем, и, тут же, пока не опомнилась, спустил трусики почти до конца ягодиц, сделав их похожими на ленточку. Никакого отрицалова. Слава Богу!
Тогда я языком провел ей по позвоночнику - от копчика до затылка, при этом сам, естественным образом, оказался почти лежащим на ней сверху. Стал целовать и полизывать-покусывать ушко, целовать шейку, руками при этом гладил подмышки, немного залезая на сторону груди пальцами. Она лежала, несколько наклонив набок голову, чтобы было удобно дышать, и мне было доступно только одно левое ушко, а также почти вся левая сторона ее шейки, левый угол рта.
Я аккуратно сунулся поближе к ее лицу, одновременно запустив пальцы обеих рук в волосы, и лизнул уголок ее губ. Тут, вдруг (опять - вдруг!) , неожиданно, мне навстречу, был тоже высунут кончик языка, и мы, наконец-то встретились. Одновременно с этим историческим событием, я почувствовал, как участилось ее дыхание.
Таким образом, мы некоторое время ласкали друг друга кончиками языков, но поскольку, она не делала никаких попыток повернуть мне навстречу голову, или даже сильнее высунуть язык, я решил вернуться к ее попке. Ведь никаких резких действий, а тем более, даже мягкого насилия мне не хотелось. Через ушко, шейку, плечики и позвоночник я вернулся в нижнюю позицию. Взявшись обеими руками за ее ягодицы, я начал с некоторой силой их массировать, одновременно слегка раздвигая. Дыхание ее еще участилось.
Одновременно мне стали мешать ее трусики, которые стягивали все еще нижнюю часть ее попки и самый верх ножек. Не мудрствуя лукаво, подбодренный ее частым дыханием, я встал на одно колено и просто - стянул их. Совсем. Она опять слегка помогала мне, приподнимая те части тела, которые требовалось. В результате последней атаки, боль и печаль моя - Марина, осталась в одних полосатых гольфиках.
Чтобы раздвинуть ее ножки (ну, хоть чуть-чуть! помогай, Господи!) , приподнятое ранее колено, я опустил не сбоку нее, а между ногами. Тут же переместил туда и второе колено. В результате мне открылась не только попка полностью, но и часть ее щелки, которая ближе к анусу. Я опять стал массировать ей ягодицы, верхнюю часть ляжек ног, теперь уже более откровенно, опуская большие пальцы рук к губкам, немного разводя и сводя их. Потом стал целовать обе половинки попки, сначала снаружи, потом - опускаясь все глубже.
Соратники мои, братья и сЕстры! Она была - МОКРАЯ!
: О, Марина, милая девушка, могильный цвет, - как хочу я неразбуженного тела твоего! В одну из ночей смущенной твоей красотой весны, жду тебя за тихой рекой, и то, что случиться с нами в эту ночь, будет похоже на пламя, пожирающее ледяную пустыню, на звездопад, утонувший в осколке зеркала, выпавшего вдруг из оправы, дабы предупредить хозяина о грядущей смерти, это будет похоже на свирель пастуха и на музыку, которая - еще не написана:
: Кыш, кыш! Изыди, Сатано! . .
Но мне же мало было только тактильных ощущений! Мне хотелось ее щелку - поцеловать. Стал подбираться. Потихоньку, чтобы не испугать, не дай Боже. Целовал ягодички, ножки рядом с попкой: сначала с наружной стороны, а потом и - с внутренней:
Добрался, наконец. Вытянул язык и принялся нежненько полизывать. Правда до клитора в такой позе я достать не мог, конечно. Ну, не муравьед же я! Однако постанывания стали явно явственнее и дыхание еще участилось.
Вдохновленный результатом я усилил натиск, в результате чего мой нос, практически уткнулся ей а анус. И тут меня ждало некоторое разочарование: от попки моей Дульсинеи явственно отдавало говнецом. Девочка-то была - не мытая!
Запал сразу несколько угас, и я начал думать, как бы ее (потактичнее, потактичнее, пожалуйста! не разрушить бы достигнутого) помыть. Желательно - самому.
Из приличия я еще немного поласкал ее щелку языком, а потом предложил выпить слегка и закусить шоколадкой, что ли, поскольку за всем этим балетом время уже перевалило за полночь. Она - согласилась.
Свет у нас, кстати, как был потушен, часов в 7 вечера (весной еще светло почти, а пугать мне ее не хотелось) , так потушенным и остался - горел в коридоре, у нас только - отблески. Это мне весьма мешало наслаждаться девичьим тельцем-то. Обидно, блин!
Пока наливал новые стаканы, резал яблоки и ломал плитку шоколада, я, будто, между прочим, сказал ей невпопад, что надо бы, наверное, в душик наведаться, а то я набегался сегодня по магазинам-то, напотелся. Не неприятно ли ей? Она ничего не ответила, из чего понял, что - догадалась. Сообразительная была девочка. Не зря я ее естественным наукам обучал.
