В ожидании мужа Лида лежала на широкой супружеской кровати в одной тонкой шёлковой комбинации. Муж уже должен был вернуться с работы, но почему-то задерживался. Дневные хлопоты закончились и, в предвкушении мужниных ласк, она лежала вся лирично-расслабленная. По полу прошлёпали детские ножки, и восьмилетний сын залез к ней на кровать. Уютно пристроив головку на её плече, он ждал вечернего поцелуя и пожелания спокойной ночи. Повернувшись к нему, Лида ласково обняла его и притянула к себе, намереваясь чмокнуть в лобик. При повороте скользкий шёлк комбинации сполз с гладко-округлого холма груди, и детский носик уткнулся в мягкую плоть. Прямо перед глазами ребёнка оказался тёмный сосковый кружок с точащим соском. Сосок торчал так близко и был так похож на кнопку электрического звонка, что невольно хотелось нажать и сказать: "биип". Так и вышло.
Секунду назад она была вся расслаблена и умиротворена. И тут её мгновенно пронзило сверху донизу толи раскалённой иглой, толи электрическим током.
- Что ты делаешь!? - она, натянув комбинацию на грудь и прикрыв её сверху ещё и ладонью, оттолкнула сына.
- Иди в свою комнату и спи. Всё! Спокойной ночи!
Сколько времени прошло до прихода мужа она не знала, пребывая в каком-то безумно-взвинченном состоянии. Только мужнин член в вагине и тяжёлое мужское тело на груди выдавили из неё то парализующее смятение, которое пронзило её от неожиданного прикосновения сына к возбуждённому соску.
На следующее утро, когда Лида увидела сына, выходящего из его комнаты, в груди у неё полыхнуло, и разлился какой-то щемящий холодок. Безумно хотелось подойти к нему, обнять и, прижавшись всем-всем телом целовать и шептать, шептать ему что-то такое, чего она ещё ни кому никогда не говорила. Но нечто ещё более сильное не позволяло так сделать. Она прислонилась к стене и замерла, прикрыв глаза рукой.
- Что с тобой, мамочка?
- Ничего, ничего: Иди на кухню. Сейчас будем завтракать.
Живя в одной квартире, встречи происходят постоянно. Каждый раз, взглянув на сына, Лида ощущала странную смесь нежности со страхом и, почему-то, с виной: Она не понимала, что её пугает и в чём её вина, но от этого страх становился ещё более тревожным, а чувство вины растекалось по душе тоскливыми метастазами.
Постепенно, со временем, пугающее смятение стало как-то сглаживаться, хотя полностью никогда не исчезало.
Когда сыну исполнилось четырнадцать лет, он первый раз влюбился. Мать поняла это, увидев, что на групповой фотографии класса вырезана одна девочка. Это открытие снова ударило по ней, так же как и тогда, в первый раз, когда сынуля надавил на возбуждённый сосок. Материнским сердцем она чувствовала, что любовь у сына безответна. По матерински, ей было жаль его терзаний, к тому же она прекрасно понимала, что эта любовь преждевременна. Да. Она понимала, что всё пройдёт, но что-то внутри неё истошно вопило: "Нет! Не может быть! Он должен любить только меня! Никто другой, кроме меня, не достоин его любви! Только я могу любить его абсолютно бескорыстно и, по небесному, чисто!".
Сын влюбился!!! ... Так это - что же?? ... Неужели он уже не тот ребёнок, которого она привыкла оберегать и защищать от внешнего мира? Неужели он уже ДРУГОЙ? Неужели у него появилась ДРУГАЯ жизнь, кроме жизни рядом с ней, с его матерью? Такие мысли мучили её днём и не давали спокойно спать по ночам. Вдобавок, муж стал прихварывать и уже не снимал дневной стресс ночным сексом. Мучаясь от бессонницы, она иногда проваливалась в какое-то забытьё, где смутные видения путано и стремительно пролетали перед ней, так что она не успевала разглядеть их и понять скрытый в них тайный смысл. От видений оставалось только ощущение чего-то пугающе-зловещего. В страхе она просыпалась и, пошатываясь, шла на кухню выпить успокоительной валерьянки.
Через два года муж умер. Оставшись одной в ночной постели, Лида невольно начала снимать напряжение мастурбацией. Это успокаивало. Наладился сон. Грусть оставалась, но, постепенно, начал восстанавливаться интерес к жизни. Ещё не всё кончено. У неё есть сын. Есть, кого любить, кормить и о ком заботиться.
Теперь, при взгляде на сына, она уже не испытывала прежнего страха. Теперь осталась только щемящая нежность и что-то ещё глубоко таящееся, но, пока, не осознаваемое: Теперь она часто обнимала сына и ласково целовала его в щёку (отмечая при этом, что до лба ей уже трудно достать) . Время шло. Она всё чаще стала замечать, что откровенно любуется этим красивым парнем, её сыном, когда он уходит в школу, а она провожает его взглядом из окна.
Однажды ей приснился странный сон. Как будто она идёт по ночному лесу. Безлистные кривые ветви цепляются своими колючками за одежду, рвут её на клочья, кожа ощущает острия шипов, но нет ни боли, ни царапин: Лунный свет легко проходит сквозь голые ветви, освещая извилистую тропу. Вдруг со стороны луны налетает огромное облако белых бабочек, которые облепляют всё её оголившееся тело. Она безуспешно пытается прикрыть интимные места руками, но бабочки проникают везде и она, со страхом, ощущает их копошение на тайных губах и сосках грудей: Лес и бабочки исчезают. Она стоит на вершине скалы, едва выступающей над сплошным облаком тумана, сверкающего в лучах луны. Вдали, у горизонта, появляется жёлтый диск солнца и луна меркнет. Солнце поднимается выше - его лучи начинают ощутимо давить на обнажённое тело. Давление усиливается, буквально толкает, вынуждает её лечь на мягкий мох, покрывающий вершину скалы. Лучи щекочут груди и набухшие соски, щекочут и раздвигают бёдра, проникая внутрь лона: И тут, в третий раз, её опять пронзает невидимая молния. Она вскрикивает и: просыпается, не понимая, что с ней:
В четвёртый раз её пронзило через несколько лет. Получилось так: вечером она пришла с работы, включила чайник и пошла переодеться. Стоя перед зеркалом задумалась. Тут на кухне засвистел чайник. Она вышла из своей комнаты, чтобы выключить чайник и столкнулась с сыном, который тоже услышал призыв чайника и тоже шёл на кухню. Блузка на ней была уже расстёгнута и холмы полных грудей четвёртого размера чуть покачивались, подпёртые снизу бледно-розовым кружевным бюстгальтером. Сын замер, глядя на не прикрытые обольстительные формы, внутри которых ещё было заметно колыхание нежной субстанции, вызванное резким движением. Едва она уловила его взгляд, как снова, от затылка до пяток, вдоль всего позвоночника, промчался обжигающе-колючий огненный смерч. Её как бы парализовало, и она стояла, не в силах пошевелиться. Из шокового ступора их вывел продолжающийся визг чайника. Она запахнула блузку и, буркнув: "выключи там:" , спряталась в спальне.
В эту ночь она долго не могла уснуть. Ей всё время казалось, что взгляд сына продолжает шарить по грудям, напрягая соски и оставляя за собой горячий след на тонкой коже. Что-то щемило во всём теле и мутило сознание. Когда она, наконец, как бы куда-то провалилась, она увидела себя, но будто со стороны. Она увидела себя на той давнишней танцплощадке, где она впервые встретилась со своим будущим мужем. Под звук томительно-знакомой мелодии "Бесаме мучо" к ней подошёл красивый парень, который ей кого-то напомнил. Парень взял её за руку и сказал: "Лида, пойдём, потанцуем:". Только тут она поняла, почему этот парень показался ей знакомым - ведь это её сын! Он повёл её, почему-то, не в толпу танцующих, а к выходу. Под деревом он прижал её к стволу и надавил чем-то, выступающим из брюк, на нижнюю часть живота. Лида хотела оттолкнуть его и крикнуть: "Не надо!!:" , но, вместо этого, обняла, прижалась к нему, обхватила его ногами и тут же ощутила внутри себя его член:
Очнувшись, она со смятением обнаружила, что два пальца её правой руки были полностью погружены в мокрое влагалище: Трепеща от ужасного видения, она пошла на кухню, где налила в стакан треть флакона корвалола, слегка разбавила водой и жадно проглотила.
Несмотря на корвалол, Лида никак не могла уснуть. В голове непрестанно крутились какие-то обрывки пугающих мыслей о том, что это видение - неспроста: Но додумать такие мысли было так страшно, что она увиливала от необходимости думать об этом, стараясь переключиться на что-нибудь другое. Однако, мучительные обрывки не отпускали её: Измучившись в борьбе с самой собой, Лида опять пошла на кухню, и снова выпила успокоительное. И опять - без пользы. В отчаянии она села рядом с кухонным столом, легла головой на сложенные руки и заплакала от бессильной жалости к себе. Сначала она плакала беззвучно, но, постепенно, рыдания стали усиливаться. Вдруг скрипнула дверь, и в кухню вошёл её сын. Он пошёл к матери, обнял её за дрожащие плечи и испуганно спросил:
- Что с тобой, мамочка??
- Ничего, ничего: Ты не волнуйся: Это - так: Это - пройдёт: Ты иди, спи: Я тоже сейчас пойду:
В постели Лида долго мучилась без сна, крутилась: То сбрасывала, то натягивала одеяло: Постепенно в неё проникало мутное забытьё, в котором она, не замечая этого, опять стала плакать. Всхлипывания, по началу тихие, усиливались, постепенно превращаясь в рыдания:
- Что с тобой, мамочка?? - около кровати возник сын, услышавший плач.
- Ой, сыночек: Как тебе объяснить, не знаю: Ты понимаешь: Одиночество - это когда ОДИН НОЧЬЮ!! Днём у меня есть ты. Я могу тебя видеть, трогать. (Она взяла руку сына и прижала к своей щеке.) Я могу кормить тебя, заботиться о тебе: А ночью - я ОДНА!! В тёмной пустоте и бессмысленности жизни:
Из глаз потекли слёзы и, не сдерживая рыданий, она притянула к себе его голову, обхватила обеими руками и стала целовать всё, что попадало под мокрые губы: Не отрываясь, она, преодолевая что-то внутри себя, жалобно попросила:
- Полежи, пожалуйста, со мной: Пока я не усну: Ладно?
Она повернулась лицом к стене и сын прилёг сбоку. Она завела руку за спину, нашла мужскую ладонь, вложила в неё свои пальцы, и ей сразу стало спокойнее. Всхлипывания затихли:
Иногда, когда опять становилось невмоготу, Лида снова просила сына полежать с ней рядом, пока она не уснёт. Совестно, конечно, но вроде бы ничего: Ведь никто чужой не узнает: Однако, через какое-то время, она утром обнаружила следы мужской спермы на своих трусиках в районе промежности. В тот первый раз Лида не знала, как на это реагировать (ведь она сама просила сына лечь с ней, а у мальчика, наверное, самопроизвольная поллюция и он не только не виноват, но ещё и, небось, страдает) и сделала вид, что ничего не заметила. Но на следующее приглашение она решилась только когда стало совсем нестерпимо: Тогда, для себя, она решила: "Ну и пусть: Пусть будет всё, что будет, но я больше не стану терпеть ОДИНОЧЕСТВО: А утром сделаю вид, что ничего не было:".
