В постели у них сегодня было "побалуемся" - оральный секс. Они редко это делали, только тогда, когда хотели побаловать друг друга. Он сразу, без предварительной ласки сосков, поднимал и раскрывал ее ноги. Ее чистенькая пипка при этом была еще сухая, губки - "упакованы" , плотно сложены. Ему очень нравилось прижаться к ним щекой, коснуться их губами, слегка потеребить носом и вдохнуть легкий характерный запах. Для нее такие прикосновения всегда служили отправной точкой, она закрывала глаза и поворачивала в сторону голову. Сначала шли "сухие" поцелуи - он прикасался сухими губами к еще сухому клитору, слегка захватывая его, трогал губки, как бы безуспешно пытаясь их раскрыть - она при этом потихоньку "отъезжала".
Он пальцами слегка приоткрывал ее киску, так, что щелка между губками только намечалась, и продолжал "пытку" легкими касаниями. Наконец, когда он видел, что напротив дырочки образовывалась капелька влаги, он слизывал ее, глубоко проникал туда языком, и его движением вверх широко раскрывал киску, помогая себе руками. Далее процедура становилась "мокрой" , ее губки набухали, увлажненные соками и его ртом. Теперь уже нельзя было отрываться, и он активно работал языком и губами, теребя, всасывая и вылизывая вульву, вставляя язык в дырочку. Потом он вставлял ей два пальца, смоченных ее соками: указательный во влагалище, а средний - в попу. Она не сразу прониклась такой лаской, но не протестовала против нее. Лаская ртом верхнюю часть вульвы, пальцами он возбуждал сразу обе дырочки. Ласки становились все интенсивнее, и, когда она со стоном выгибалась и кончала, он медленно вытаскивал палец из ее попы и по слабому движению ее тела понимал, что от этого она получает дополнительное наслаждение, особенно в тот момент, когда сфинктер закрывается за пальцем.
Однажды она попросила его вставить ей в попу. Они обильно смазали ее дырочку и его член вазелином. Он осторожно всунул ей. Когда головка раздвигала сфинктер, он почувствовал, что ей больно - она закряхтела. Надеясь, что боль пройдет, он начал движения, сначала осторожные, потом все более размашистые. Когда он кончил, она сказала:
- Нет, лучше пальцем! - и больше они это не пробовали.
После того, как она кончала, он ласкал ее слегка, широким, мягким языком, постепенно ослабляя ласки. Потом она опускала ноги и тянула его к себе вверх, обнимала и некоторое время лежала без движения, прижавшись к нему. Отдохнув, она опускалась головой к его бедрам, брала в руку член, прижимала его к лицу, целовала по всему стволу, слегка касаясь языком в чувствительных местах. Иногда она принималась баловаться с ним. Брала пальцами двух рук крайнюю плоть, оттягивала ее в стороны и смеялась, утверждая, что он ей корчит рожицы. Один раз даже завязала на нем бантик и заставила Сергея пройтись по спальне с торчащим членом и повязанным на нем бантиком.
Вдоволь наигравшись, она становилась серьезной и медленно брала в рот, в первом движении насаживаясь как можно глубже. Если предполагалось, что он кончит не скоро, то она помогала себе руками, сильно оттягивая вниз его крайнюю плоть в такт движениям рта. Иначе же она все делала "без рук" , только ртом, ему так нравилось больше.
Иногда, сразу после "сухих" поцелуев, она становилась над ним в позу 69, брала в рот и плотно прижимала раздвинувшиеся губки к его рту. В этой позе хорошо было то, что они ласкали друг друга одновременно и кончали одновременно. Но ему было несколько труднее, меньше было разнообразие ласк.
Каждый раз, когда он кончал ей в рот, она нежно и тщательно высасывала его до капельки, зная, что малейшее неосторожное движение причинит ему боль.
Несмотря на то, что они были вместе уже много лет, ему всегда доставляло радость любоваться ее писечкой. Она посмеивалась над этим и, когда при оральных ласках он сначала отлизывал ее, она, кончив, становилась над ним, но не прижимала губки к его рту, брала в рот и предоставляла ему наслаждаться его любимым видом, гладить ее ягодицы, чуть-чуть всовывать пальцы в обе дырочки.
Сегодня она, не дожидаясь его ласк, улеглась у него в ногах и завладела его членом. Когда он, как всегда сладко, кончил ей в рот, она, широко раздвинув губки своими пальцами, села ему на рот. Так ласкать ее было очень удобно - и писечку, и груди. Сначала он теребил ее соски, но потом перенес ласки на попку - смочив палец во влагалище, начал частые и мелкие погружения его в анус. Она кончила бурно, со стонами, плотно прижавшись к его рту. Сползла вниз и упала на него:
- О-ей-ей-ей! Ты меня всю жизнь будешь так, Сережка?
- Не знаю. Лови кайф, пока могу.
- Ты знаешь, иногда думаю: вот сегодня что-то не очень, наверное, не кончу. А как отдамся тебе, так вроде все, как тогда.
- А помнишь наш первый раз?
- Помню. Как ты презерватив достал из карманчика.
- А мне больше всего врезалась в память твоя целочка.
- Да уж. Берегла себя. Все ждала - вот Сереженька меня вскроет. Дождалась!
- А еще помню, как я тебя раскрывал, а ты все потихоньку сопротивлялась. А потом вдруг - раз! И ты - сама послушность.
- Да, было так. Ты мне ноги раздвигаешь, а мне же страшно! И тут я подумала: дура, ты же этого хотела, чего ж теперь боишься!
- А ты кончила тогда?
- Нет, конечно. Во-первых, я же еще девочкой была. А потом, больно было все-таки, когда ты всей этой штукой влез в меня! - Она схватила его за член. - Я уже было побоялась, а вдруг не смогу кончать! Но зато во второй раз ты меня так оприходовал! Радости было у меня!
- А давай утречком сделаем "девочки сверху"?
- Давай. Только сейчас я посплю. А то утром на тебя не влезу.
Она, действительно, скоро уснула. Он осторожно выбрался из ее объятий, встал, надел трусы, пошел на кухню, заварил полный заварочник чаю, взял его и чашку и вышел на балкон. Августовская ночь была теплая и тихая. Он сел за столик и с наслаждением хлебнул ароматного горячего чаю. Спать совсем не хотелось. От классного секса с милой Танюхой на душе было тепло и радостно. Он до сих пор не изжил в себе юношеских ухваток. Залезть рукой под юбку и под трусики, приласкать грудь, прижаться сзади к ее попке - все это до сих пор доставляло удовольствие.
Они, как в юности, спали друг с другом голыми, и она не могла уснуть, если он не положит руку ей на грудь так, чтобы захватить сосок между основаниями пальцев. Выработавшееся за эти годы супружеское бесстыдство только помогало не ослабнуть влечению. Она всегда была желанна. Он иногда думал: а что, если бы тогда, летом, перед первым курсом, она его не окликнула? Обратил бы он сам на нее внимание среди десятков хорошеньких девушек? Тем более, что она ничем особенным не выделялась. Чтобы понять, кто она такая, его Танюшка, нужно долго вглядываться в ее глаза. И то, посторонний вряд ли что-нибудь там прочтет. Ее нужно любить и быть любимым ею, только тогда эти глаза скажут все то, что никакими словами, не выговоришь. Да нет, наверняка они бы все равно сошлись, месяцем ли, годом ли позже, но все равно сошлись бы.
Стоп, а как же Верочка, которую он так горячо ласкал недавней ночью? Ведь нельзя же и подумать, что к ней его влекла обычная похоть. Он же ее любил всю ночь! Да какую там ночь - он же ее любил много лет, с той самой первой встречи, вернее, как оказалось, со второй. Так что, он ее тоже любит? И опять при мысли о ней душа наполнилась светлой теплотой и нежностью. А Люда? Он и ее любит? Он вспомнил, как она билась в его руках, как сжималось ее сочащееся лоно. Как они лежали после этого, обнявшись и тихо беседуя. Как нежно обнимал он ее сегодня в своем кабинете.
Он плеснул себе еще чайку. Пока он думал, чай настоялся, стал густым и терпким. Да ему в жизни были посланы эти три женщины, любящие его, Сергея. А вот смог бы он делить их с другими мужчинами? Верочкин Юрик не в счет, он - необходимое обстоятельство, которое нельзя принимать во внимание, вернее, которое нельзя не проигнорировать. А вот если бы у нее был другой любовник? О, нет, никогда! А когда Люда вдруг выйдет замуж? Он проигнорирует и этого мужа, если, конечно, она не проигнорирует его самого.
А вот если она сейчас заведет любовника, то им вместе больше никогда не бывать. А если вдруг Танька кого-то найдет? Странные получались дела: он любит сразу троих женщин, они же могут любить только его, Сергея, даже будучи замужними. Естественно, друг о дружке они знать ничего не должны, кроме того, что Вера и Люда знают, что у него есть жена Таня, но и им нужно о Тане рассказывать поменьше, лучше вообще ничего не рассказывать. Стыдно ли ему перед ними за эти секреты? Самое интересное, что не стыдно совершенно. Наверное, потому, что он их действительно любит. Всех троих.
Сергей допил чай, пошел в душ, постоял под горячими струйками, вернулся в спальню, снял трусы, лег к лежащей на боку Тане, прижался бедрами к ее голой попке, положил руку ей на грудь, пропустив сосок между пальцами, и уснул.
