Установилась сухая и жаркая погода. Через несколько дней стены дома прогрелись и в комнатах стало душно. Поэтому после обеда маменька брала в библиотеке какую-нибудь книжку и шла к пруду, где под развесистой ивой журчал ручеёк, питающий пруд. Место было уединённое и малопосещаемое. Маменька расстилала покрывало и, прислонясь спиной к стволу дерева, читала взятую книгу. Заметив, что это повторяется ежедневно, я положил на видное место в библиотеке томик любовной поэзии Бодлера и "Декамерон" Боккаччо.
На следующий день, увидев, как маменька пошла к пруду, я заглянул в библиотеку и не обнаружил приготовленных мною книг. Через час или полтора я решил, что она достаточно погрузилась в мир любовных грёз и фантазий. Скрываясь за кустами, я постарался незаметно подобраться к ней поближе. Это оказалось не сложным, так как она была увлечена чтением. Я тихонько подошёл и сел с ней рядом. От неё слабо и нежно пахло сладкими духами. Запах очень подходил к её женской изящной спелости. Этот запах кружил голову и создавал иллюзию, что счастье возможно не только на небесах.
Вдруг она заметила меня и вздрогнула от неожиданности. Стараясь не глядеть на меня, она спросила:
- Что тебе нужно, Роже?
Я ответил, что хочу с ней поговорить. Не поворачивая головы, она сказала:
- Ну, говори. Я слушаю.
- Мне хочется спросить тебя, знаешь ли ты, кто пробрался в твою спальню в тот вечер, когда сгорела скирда соломы?
Этот вопрос так ошеломил её, что она подняла на меня удивлённые глаза и, заикаясь, смогла только выдавить:
- К-к-к-ак? Ч-ч-то ты г-г-оворишь? Я не п-п-онимаю...
Щёки у неё вспыхнули ярким румянцем, руки уронили книгу, она поджала под себя ноги и вцепилась пальцами в складки юбки.
- Нет, ты всё понимаешь. В тот вечер с тобой был я.
После этих слов она, вдруг, побледнела и в глазах её отразился охвативший её ужас. Если бы она не опиралась спиной о ствол ивы, то вероятно, она упала бы в обморок. Я обхватил её одной рукой под талию, а другой - за шею, притянул к себе и страстно поцеловал в губы. Мой поцелуй вывел её из полуобморочного состояния и она резко оттолкнула меня. Голова её откинулась назад, но талию я продолжал удерживать.
- Скажи, разве ты не любишь своего Роже? - спросил я невинным голосом.
- Отпусти меня! Отстань! Не говори глупостей...
- Разве любовь - это глупость?
- Нет! Нет! Это ужасно! Я не хочу говорить об этом...
- Ты считаешь грехом то, что было между нами?
- Да. Да. Да.
- Тогда я хочу спросить тебя, не следует ли мне покаяться в этом грехе на следующей исповеди?
Лицо у неё опять вспыхнуло, глаза расширились и, задыхаясь от волнения, она прошептала:
- Нет! Нет! Ни за что! Не вздумай! Умоляю тебя! Только не это...
И тогда я, вновь невинным голосом, спросил:
- А если я утаю этот грех, будешь ли ты любить меня?
- Да! Да! Роже! Я всегда любила и люблю тебя... . Только молчи...
- А знаешь ли ты, что я влюблён в тебя как в прекрасную и соблазнительную женщину, что я мечтаю о близости с тобой, что без этого жизнь мне не мила, что твой отказ от моей любви разобьёт мне сердце и окончательно погубит меня?
- Нет, Роже, не говори так! Я буду любить тебя как и раньше - в детстве, а по-другому нельзя, нельзя, нельзя...
- Ну, тогда я пойду к священнику, признаюсь ему в своём грехе, очищу душу и покончу с собой, потому что без твоей любви я не могу больше жить!
- Роже, я люблю тебя. Не говори так... . И не ходи к священнику...
- А если я не пойду к священнику, ты позволишь целовать тебя и прикасаться к твоему прекрасному телу?
- Н-н-н-ет... . Не надо... . Не говори так...
- Тогда я пойду к священнику. - И я начал подниматься.
- Стой! Сядь. Не ходи. Ну ладно, поцелуй меня.
Я обнял её и она тут же нервно зашептала:
- Только не в губы...
Я не стал спорить и прижался губами к её нежной шейке. Запах духов кружил мне голову и внушал надежду... . Я отодвинул подбородком кружевной воротник блузки и начал целовать её в то место, где шея переходит в плечо. Потом сдвинулся и покрыл поцелуями ямку под горлом. При этом голова её немного откинулась назад. Воспользовавшись этим, я расстегнул ей ворот и стал перемещать поцелуи к груди. Она сбивчиво забормотала:
- Нет, не надо, не туда, не надо...
Она попыталась оторвать меня от своей груди, но на это у неё не хватило сил. Пытаясь оторваться от меня, она сдвинулась, потеряла опору о дерево и упала навзничь. Я упал вместе с ней, прижал её своим телом и продолжал целовать. Теперь ей стало труднее уворачиваться от меня и мне удалось добраться до её губ. Я обхватил её голову ладонями, чтобы она не могла мотать головой и надолго приник к её рту. Я высасывал из её губ весь нектар, который накапливался там в течение всех лет её жизни и к этому времени настолько вызрел, что мечтать о большем уже было невозможно. Я упивался поцелуем и вдруг почувствовал, что она, хоть и слабо, но начала отвечать мне. Тогда я стал смелее расстёгивать пуговки на блузке, и когда раскрыл достаточно места, начал мять рукой нежную плоть и теребить сосок. Тут послышались постанывания и я переместил поцелуи на грудь. Рот у неё освободился и она забормотала:
- Не надо сейчас... Нас могут увидеть... Не надо... Позже... Я отдамся тебе, но потом, не сейчас... Отпусти... Пусти... Потом... Потом...
Я подумал, что она права - нас действительно могут увидеть, слез с неё, помог ей застегнуться и взял с неё обещание, что сегодня ночью она не закроет дверь своей спальни на ключ.
Ночью, когда в доме всё затихло, я тихонько прокрался в её спальню. В комнате царил полумрак. Свет от луны проникал через щель между шторами. Голубоватый свет луны и сумрак создавали романтическое настроение. Женщина, которая в полутьме казалась очень молодой, лежала посреди широкой кровати на спине. Из-за жаркой погоды на ней была только тонкая ночная рубашка, закрывавшая её чуть ниже колен и рельефно демонстрировавшая все обольстительные формы женского тела. Руки она завела за голову. Лицо было повёрнуто в сторону окна, от которого струился лунный свет.
Я лёг рядом и поцеловал её в открытую подмышку. Она, не поворачиваясь, сказала ровным голосом:
- Роже, у меня есть муж. Я выполняю с ним супружеский долг и не испытываю нехватку половых контактов. Поэтому, прошу тебя, не приставай ко мне. Занимайся этим со служанками. Я не буду больше тебе мешать... . А сейчас, сделай для меня доброе дело - уйди.
Я ещё раз поцеловал её в подмышку, запустил руку в вырез рубашки и слегка приподнял одну из грудей, под нежной кожей которой мякоть млечной железы упруго прогибалась и создавала ощущение, что погружаешься в райскую бездну, где нет ни прошлого, ни будущего, а есть только бесконечное и безумное наслаждение этим мигом и этой женщиной.
Так как я молчал, погрузившись в наслаждение прикосновений, она стала отрывать от себя мою руку и теперь уже более нервным тоном попросила:
- Ну, Роже! Ну не надо! Отстань...
Прикосновения к прекрасной и сладостной груди возбудили меня настолько, что остановить меня теперь было не просто. Я пробормотал, продолжая одной рукой тискать грудь, а другую просовывая ей по шею:
- Ты же обещала... Ну, давай... Ну, ещё разочек...
Видимо поняв, что так просто от меня не отделаешься, она раздражённо прошептала:
- Ну, ладно! Делай, что тебе надо и уходи... И это в последний раз. Больше не приставай ко мне...
С такими словами она подтянула подол своей рубашки, раздвинула ноги и своими руками развела губы абрикосины, чтобы волосы не попали внутрь и не растёрли нежные лепестки дамской розы. Обрадовавшись её уступчивости, я оставил в покое верхнюю часть её тела и наклонился к манящей оголённости низа. Я поцеловал её во внутреннюю часть бедра, где нежность кожи и упругость плоти не уступали прелестям груди и лизнул языком раскрытую розу. От этого, неожиданного для неё прикосновения, она слегка вздрогнула и чуть заметно сдвинула свою розу навстречу моему языку. Поняв это движение как приглашение, я целиком переместился к бёдрам и, припав ртом к внутренней части больших губ, стал энергично двигать языком.
Почти сразу я ощутил под языком ответные движения женской плоти - начинающий твердеть бугорок импульсивно подёргивался и, казалось, хотел вырваться наружу. Её колени, оставаясь широко раздвинутыми, поднялись вверх. Дыхание стало чаще. Руками она вцепилась мне в волосы и, вроде-бы, хотела оттянуть мою голову от своей промежности, но как только язык отрывался от малых губ, она опять опускала мою голову на прежнее место. Неожиданно, она срывающимся хриплым голосом скомандовала:
- Ну, Роже, войди же в меня! Скорее! Скорее... Ну, давай...
С этими словами она резко потянула мою голову вверх, а голенями и пятками стала толкать мой таз к своей промежности. Неожиданность таких действий привела к тому, что давно торчащий кол начал давить на её розу через подол моей рубашки. Торопясь к своей цели, она отпустила мою голову и резко рванула мою рубашку вверх. Резкое движение ткани, прижатой к нежной кожице головки, обожгло кожицу, но она тут же остыла окунувшись в необычайно влажную вагину. Вход оказался узким, однако смазки было так много, что я проскочил внутрь с первого толчка. Сразу же начались размашистые движения двух тел, стремящихся только к одному - максимальнополному взаимному проникновению. Скоро влагалище начало волнообразно сжимать и тискать мой инструмент, отчего извержение ускорилось и струя рванулась с такой силой, что партнёрша ойкнула и спросила:
- Ты что? К-кончил??
- Да.
- А почему ты не сдержался, пока я не кончу?
- Не смог.
- Фу, как ты плохо поступаешь! Сам получил удовольствие, а меня оставил не удовлетворённой.
- Подожди. Я скоро опять буду готов и теперь продержусь дольше.
Мы легли рядышком и она, как опытная женщина, стала щекотать пальцами мои яички. От такой стимуляции инструмент у меня быстро поднялся и, хотя ещё не достиг предельной твёрдости, но уже был готов к проникновению. Дальше дело пошло лучше: моя любовница успела испытать два оргазма прежде чем мы оба закончили и, мокрые от пота, упали в изнеможении.
Когда мы немного остыли, она опять застыдилась содеянного и твёрдым тоном сказала:
- Всё. Ты получил, что я тебе обещала. Больше ко мне не приставай. А сейчас - уходи.
Я ушёл.
