Заложники начали негромко переговариваться. Сперва шепотом, затем, видя, что террористы не обращают внимания, чуть осмелели, кое-кто решался даже пошевелиться, медленно оглядывались, искали взглядами знакомых.
Через два человека от майора сидела молодая пара, то ли муж и жена, то ли жених и невеста, но если поженятся, то брак явно будет удачным: уже сейчас похожи один на другого, словно притирались не один десяток лет.
Взгляд Ахмеда то и дело соскальзывал на запястье, где секундная стрелка едва-едва ползла, а минутная так и вовсе примерзла. Валентин сочувствующе бросил:
- Уже скоро. Там все рассчитано по минутам.
- Да я ничего...
- Займись чем-нибудь.
- Чем?
Валентин холодно усмехнулся:
- Да нарушением прав человека! Надо отвлечь массмедиков. Да и правительства зашевелятся.
Ахмед кивнул, громко щелкнул затвором, привлекая внимание, поманил пальцем бравого сержанта:
- Эй ты!..
Лицо сержанта стало желтого цвета. Губы полиловели, он едва вышептал:
- Что... Что вы хотите?
- Что-то ваши спасатели не шевелятся, - буркнул Ахмед. - Им надо увидеть кровь, чтобы побыстрее... Ты не бойся! Один выстрел - и все. Не больно. Даже не почувствуешь. Вставай, два шага вперед.
В страшной тишине сержант вскрикнул громко, по-заячьи, упал на колени:
- Не убивайте! Я жить хочу!
Ахмед смотрел с гадливостью:
- Стыдись! Ты же солдат! Ты прошел подготовку...
- Да! Но я прошел высшую школу выживания!.. Меня учили выживать любой ценой!!! Любой!!!
Он верещал в панике, ибо из дула автомата в руках террориста на него смотрела смерть. Оттуда коротко полыхнет огонь, а стальная пуля разнесет ему череп, а это он не проходил. Его учили убивать и выживать, учили убивать много и быстро, но о том, что могут убить и его, говорилось скороговоркой, тут же переводя разговор на то, какие награды ждут по возвращении, о продвижении по службе, а главное - повышенное жалование, походные, двойные за пребывание в чужих водах...
Акбаршах спросил по-английски Валентина:
- Чего это он так?
Валентин объяснил, с трудом подбирая слова:
- Он, как и все американцы... знает, что все американцы произошли от обезьяны. А один американец, который от обезьяны произошел... особенно, тот объяснил, что они и сейчас еще обезьяны, и что не надо душить наши постыдные инстинкты, страсти. Надо жить как обезьяна, что обрела разум...
Юный араб отшатнулся, по красивому лицу пробежала судорога отвращения:
- Быть такого не может!
- Клянусь!
Акбаршах смотрел с недоверием. Ахмед оглянулся на них, отступил на шаг, держа заложников под прицелом. У него даже уши задвигались, словно почуял добычу или замыслил какую-то пакость. Сказал с преувеличенным сомнением:
- Акбаршах прав, кто вас, гяуров, знает. Для вас соврать, что два пальца намочить... Верно, Акбаршах? А мы вот возьмем и проверим. Эй ты!.. Хочешь жить, то возьми и поимей вон ту девку... Ах да, ты ж от страха не сумеешь... Тогда дай ей по роже! Сейчас же, иначе получишь пулю в лоб.
Он передернул затвором. Мигель передвинулся к молодой девушке, она смотрела устало и покорно. Его губы шепнули едва слышно:
- Потерпи...
Размахнулся, пощечина получилась звонкая. Он обернулся, русский и араб переглянулись, араб помялся, русский победно улыбался, а араб сказал сердито:
- Ты ударил слабо. Бей как следует, иначе...
Мигель взглядом попросил у нее прошения, размахнулся, ударил все же не в полную силу, стараясь показать замах богатырским. Ее голова от удара мотнулась в сторону. Нижняя губа лопнула, брызнула кровь.
Он оглянулся на араба. Тот помрачнел, посмотрел на русского, снова на американца:
- Еще разок! Да как следует.
Мигель сцепил зубы, ударил ее в висок. Мэри упала на пол, не двигалась. Похоже, подумал он торопливо, вырубил ее минут на десять-двадцать. А за это время эти дикари чуть утихомирятся, а за это время их выкупят...
Ахмед что-то шепнул Акбаршаху, попятился к дверям. Валентин прикрикнул строго:
- Куда?
- Отлить, командир! У меня мочевой пузырь вот-вот лопнет.
Он с виноватой улыбкой развел руками, показал на захваченных, что сидели тихие как мыши под дулами автоматов.
Валентин бросил резко:
- Дурак! Ты нас застеснялся?
Ахмед почему-то посмотрел на Акбаршаха, указал глазами на пленных:
- Там три женщины...
- Разве это женщины? - изумился Валентин. - Это шлюхи. Разве там есть мужчины? Там трусливые ублюдки. Мочись здесь... Да не в угол, а прямо на американцев. Давай вон на того, больно благородного. Ну-ка, не стесняйся!
Ахмед замялся. Валентин оскалил зубы, не боится ли неустрашимый Ахмед, что американец цапнет зубами. Ахмед снова покосился на Акбаршаха, внезапно сказал зло:
- Да шайтан с вами!
Он подошел к американцу, встал к Валентину и Акбаршаху спиной, расставив ноги. Слышен был скрип расстегиваемой молнии. Потом полилась мощная струя, явно Ахмед терпел долго, а сейчас брызжущая мелкими каплями во все стороны, мощная струя дугой ударила в голову американца, разбрызгивалась, падала на плечи, снова на голову. Американец чуть наклонился, страшась вызвать гнев араба, волосы его слиплись, рубашка промокла.
Рядом с американцем сидела молодая американка. Она со страхом и ненавистью смотрела на араба, стараясь не попадать взглядом на его расстегнутую ширинку. Развеселившись, он натужился и остатками струи достал ее. Желтые капли упали ей на белую блузку, там сразу расплылись темные отвратительные пятна.
Слышно было, как Ахмед тянет змейку обратно, делал это неспешно, уже без смущения, с нагловатой раскованностью, повернулся к ним спиной и неспешно вернулся к Валентину.
- Ты прав, командир, - сказал он с холодным презрением. - Я мочился им прямо в лица, а они... они терпели! Разве это мужчины? Даже женщину облил, и никто не вступился.
- Они не мужчины, - объяснил Валентин холодно. - Они американцы. Но ты все же не поворачивайся спиной. У тебя автомат можно было снять в любой момент.
- Они трусы, - повторил Ахмед, в голосе было разочарование. Он поправил пояс. Глаза его с насмешкой пробежали по лицу Акбаршаха. Юноша почему-то побледнел.
- Они просто американцы, - напомнил Валентин еще раз.
Ахмед по его знаку выскользнул сменить Дмитрия, из передней удобнее наблюдать за штатовским спецназом и польскими полицаями. Время тянулось невыносимо медленно. Через полчаса передали, что подготавливают для них пассажирский самолет, баки горючим уже наполнены, сейчас устанавливают связь с правительством, чтобы самолету обеспечили воздушный коридор...
Вошел Ахмед, зябко потер руки:
- Холодно! Чем бы погреться?
Сергей присвистнул:
- Холодно? Тебя бы к нам в Пермь в январе...
Ахмед обрадовался:
- Это приглашение?.. Дорогой друг, приеду. Покатаемся на белых медведях, верблюдах, тюленях, страусах!
- Да у нас там такие страусы, - ответил Сергей туманно. - Что там, за оградой? Заснули?
Ахмед покачал головой. В черных глазах было некоторое удивление:
- Все время советуются. Друг с другом, с начальством, с экспертами!.. У всех телефоны. После полиции прибыли спецназовцы, а теперь подтянулись настоящие войска. На каждого из нас по сотне наберется!
Немногословный Сергей взглянул вопросительно. Валентин кивнул:
- Осталось восемнадцать минут.
Сергей чуть дернул уголком губ, поправил подсумок с патронами и вышел. Ему придется прикрывать отход, волнуется. Здесь останется муляж мины, а когда они вырвутся из этого здания, полиции и войскам будет предоставлен выбор: перестрелять их, и тогда здание с заложниками взлетит на воздух, или же позволить улететь на самолете. А к тому времени, когда обезвредят и убедятся, что заложников никто и не намеревался убивать, они уже будут лететь на высоте десять тысяч метров.
Дмитрий деловито устанавливал огромную мину. По крайней мере, так она должна выглядеть даже специалистам. Взрывник высшего класса, он знает, как сделать ее практически неуязвимой. Два часа гарантии, что ни разминируют, ни выведут отсюда людей из-за угрозы взрыва. А за это время ищи ветра в чистом небе... Нет необходимости искать убежища у Саддама Хусейна или где-то еще в дальних заморских странах: пока еще никого не отыскали в горах Чечни!
Ахмед все посматривал то на Акбаршаха, то на заложников. Услышав, что через двадцать минут выходят, автобус уже подали, покачал головой. В глазах было странное выражение.
- Эй ты, - сказал он громко. - Нет, ты!.. А ну-ка, встань!
Дюжий молодой американец, рослый, белобрысый, медленно встал, глаза испуганные, губы начали вздрагивать.
- Что вы хотите? - проговорил он жалко. - Автобус уже подали... Выполнили все условия! Семь миллионов долларов...
Ахмед сказал недобро:
- Ты, сын шакала, останешься жив. И даже, может быть, цел... Тебя как зовут?
- Карпентер, сэр.
- Так вот, Карпентер, мы уходим через двадцать... нет, уже через пятнадцать минут. Но на прощание я хочу посмотреть как ты поимеешь вон ту девку...
Девушка, которая прижималась к парню рядом, вздрогнула, глаза ее расширились. Карпентер беспомощно посмотрел на ее жениха, развел руками. Заложники молчали, отводили глаза.
Акбаршах внезапно закричал:
- Ну скажи что-нибудь!.. Скажи, что он - тупая арабская морда! Что и я - тупая арабская скотина! Что ты - великая страна!.. Что не станешь на колени перед каким-то жалким тупым арабом!
Американец вскрикнул в испуге:
- Нет-нет!.. Только не стреляй!.. Я никогда такое не скажу!.. На колени? Пожалуйста, стану на колени...
Он с готовностью бухнулся на колени. Акбаршах в отчаянии оглянулся на Ахмеда, на русских. Лицо его было бледным, как мел, в глазах стояли слезы, пухлые детские губы дрожали. Валентин хмуро кивнул. Он начинал догадываться, почему арабские шейхи послали знатного отпрыска в их отряд. Почему мудрые старцы решили показать ему душу Запада сразу, целиком.
А Карпентер проговорил негромко, косясь на мускулистого араба, у которого черные, как крылья дьявола, брови грозно сошлись на переносице, а глаза сверкают, как угли:
