Страна сменила унылые трудовые будни на псевдонарядность трехдневного ноябрьского праздника, я по причине легкой простуды, сидел дома и неторопливо собирал на стол в ожидании гостей.
Они пришли после демонстрации, около двух дня, в конец промерзшие, уже выпившие по стакану в подворотне под бутерброд, и я понял, что надо ставить еще один прибор - меж двух моих приятелей стояла дама.
Без паузы сели за стол и сразу приняли на грудь. После первой под селедочку друзья мои ожили, после второй под салатик шумно развеселились, а после третьей под пельмени их развезло в тепле, как зимнюю дорогу под весенним солнцем, они скисли и, вспомнив, что их заждались дома, засобирались.
- Я провожу их до метро, посмотрю, чтобы пропустили, - тихо сказала она.
- И возвращайся... - предложил я.
Пока сидели за столом и ходили вместе на кухню, я успел оценить ее. Ей было явно за сорок, но в той поре последнего цвета, когда баба - ягодка опять, то есть еще свежа, к тому же она была со вкусом одета и главное, с прекрасным чувством юмора. Пила она понемногу, смакуя, в разговоре оставалась постоянно внимательной, а в действиях ласково предупредительной.
Я был крепко моложе ее, но только с ней вкусил всю прелесть осеннего очарования женской зрелости.
Она вернулась, как она сказала, не одна, а с фляжкой армянского коньячка, что было очень кстати после водяры с пельменями, мы тяпнули по маленькой с конфеткой, я включил магнитофон, перебрался на тахту и поманил ее.
Она кивнула согласно головой и разделась. Аккуратно “раз-оружилась” от серег, колец и кулона на цепочке, повесила на стул джерсовый костюм, сложила черную кружевную комбинацию. Присела на стул и, вытягивая и сгибая чуть полноватые ноги, сняла чулки. А негромкий блюз только украсил ее стриптиз.
Я раскрыл объятия, но она скрылась в ванной и, пошумев душем, явилась в ином обличии - завернутой от подмышек в махровое полотенце, которое только-только соблазнительно прикрывало треугольник.
И раздела меня.
Во всем она оказалась Искусницей. И плавной, словно лебедь белый над темными водами.
Огладила и исцеловала колени... Бедра... Яички... И головастый был поощрен за свою вздыбленность... Щекотно залезла язычком в ямку пупка... Я и не предпологал сколь чувствительны сосочки моей груди...
Мы запойно нацеловались с ней, я своими пятернями сдвигал и раздвигал ей ягодицы, она выпрямилась и села на мой стояк. И наша езда была плавной, как в медленном кино. Искусница то распластывалась до почти шпагата, то приподнималась на коленях и как-то раз так высоко, что потеряла контакт с взмыленным Приапом...
Она взялась за его основание и... изменила цель его устремленности. Я почувствовал, как плотно он уперся в анус, преодолел с натугой входное сопротивление и попал в тесные объятия нового для себя пространства. Мое извержение было восторженным и не одиноким... Искусница не отпустила моего героя, а сменила вертикальность движений своего таза на раскрутку мельничного жернова, глубоко вздохнула и затихла в моих объятиях...
Она очнулась, чмокнула меня в нос, легко соскочила с тахты, по пути из ванной заглянула на кухню, хлопнула дверцей холодильника и принесла подносик. Коктейль нашего поцелуя состоял из аромата коньяка и вкуса лимончика с сахаром.
Я исцеловал ее шею, плечи, попытался распахнуть ее плащ-по-лотенце, но она не далась:
- Не надо, я... стесняюсь... Они у меня такие маленькие, совсем, как у девочки...
Я все-таки уговорил ее. Ее грудь напомнила мне бугорки Принцессы - отличие состояло в том, что соски у Искусницы были, как два твердых столбика.
- Нельзя мне ходить без бюстгалтера, - пожаловалась она. - Торчат, как гвоздики... А мужики пялятся, думают, что я завелась...
Я беззастенчиво использовал столбики, как леденцы, и она постепенно и взаправду завелась.
- Невмоготу... - откинула она меня на тахту, перевернула на живот и уселась мне на ноги. - Расслабься...
Ноготками своих рук Искусница, как сороконожка, прошла по шее, спустилась по плечам к спине. От ее ножек кожа, возбуждаясь, дыбилась до состояния гусиной. Пройденные участки блаженно отдыхали, а нетронутая целина чесалась в ожидании своей очереди. “Сороконожка” затерялась в предгорьях ягодиц, Искусница подняла меня на колени и ее горячий язык проник в мой анус. А руками она выглаживала мою спину, которая завибрировала от ласковой неги. Невмоготу стало и мне...
- Моя очередь, - потребовал я и симметрия наших позиций зеркально поменялась - теперь уже мой язык щекотал ее анус. Наконец, я распрямился и взялся за готового к следующему раунду Приапа. Искусница сама раздвинула ягодицы и он мягко вошел меж них.
Все глубже и глубже, по самое некуда... Она тихо застонала и с такой силой вцепилась в простынь, что полотно звездообразными морщинами стянулось к ее рукам. Теперь уже я задирал вверх своды ее ягодиц, стараясь проникнуть поглубже, а поняв, что достиг предела, крепко взялся за ее бедра...
Опустошенный, я стоял перед ней на коленях, Приап, понемногу съеживаясь, покинул покоренные угодья и бессильно свесился вниз головой. Она развернулась и жадно припала к нему ртом, совсем непохожая на даму-аккуратистку.
Позднее, во время наших встреч я входил через заднюю калитку Искусницы в сад наслаждений и лежа на боку и стоя, но вечер первого свидания доставил мне еще одно странное удовольствие - когда я буквально напяливал ее на моего героя, по телевидению шел репортаж о торжествах в моей стране и я ощущал победоносное превосходство над парадными вояками, а демонстрантам демонстрировал, чем надо заниматься хотя бы по праздникам...
18.08.2000
