- Нравится, - отозвался Андрей; глядя Никите в глаза; ответ прозвучал коротко и потому совершенно исчерпывающе - Андрей сказал "нравится" без какого-либо внутреннего напряга, сказал как о чём-то совершенно естественном и потому очевидном, и улыбка, одновременно радостная и щедрая, беспечная и лукавая, засияла на его симпатичном лице. - Никита... ты об этом хотел спросить? Нравится мне это или нет?
- Нет, не об этом... хуля об этом спрашивать, если это по тебе и так видно? Как голубой, бля... тискаешь меня, как девку, - Никита, невольно поддаваясь настроению Андрея - непроизвольно улыбнувшись в ответ, поймал себя на мысли, что с Андреем ему удивительно легко... ещё вчера Никита о нём, об этом Андрее, понятия не имел, а сегодня они лежали в одной постели, оба голые и оба возбуждённые, и не просто лежали, а Андрей был сверху, Андрей делал движения, напоминающие половой акт, и при всём при этом Никите было комфортно... ситуация была необычная, даже в чём-то странная, но на душе у Никиты было комфортно - легко и спокойно; голова уже не болела - похмельная боль, тисками сжимавшая виски, сама собой рассосалась, незаметно ушла... нормально было Никите - и легко ему было, и даже приятно! - Я не об этом хотел спросить, - повторил Никита, непроизвольно лаская - сжимая-стискивая - Андреевы ягодицы. - Пришли мы, короче... сюда пришли - к тебе... и - что было дальше?
Никита уставился на Андрея взглядом, со всей очевидностью свидетельствующим о полном - абсолютном! - незнании событий прошедшей ночи, и Андрей, глядя в Никитины глаза, снова мысленно удивился, как такое вообще может быть... провал в памяти - что это? Результат химической реакции, возникшей под воздействием избыточно употребленного алкоголя? И тогда всё это можно объяснить, используя химические формулы, в виде обычного уравнения? Или, может быть, сработала какая-то психологическая защита - сработала с учётом того, что человек, проснувшись-протрезвев, вновь становится продуктом социума, а не природы? У Андрея тоже такое было - он, Андрей, ничего не помнил... но ведь он и не делал того, что делал Никита, - он не трахался страстно и безоглядно, с полной самоотдачей, как всего лишь несколько часов тому назад это делал пьяный Никита... как т а к о е можно забыть?
Никита ничего не помнил, и получалось, что есть как бы два разных Никиты, существующих параллельно: один Никита - "ночной" - с упоением, кайфуя и наслаждаясь, предавался однополому сексу - трахался в рот и в зад, а другой Никита... другой Никита - "дневной" - об однополом трахе не имеет никакого понятия, искренне полагая-считая, что склонность к такому сексу ему совершенно не свойственна! Получалось, что он, Никита, не знал самого себя... а какой человек может сказать, что он знает про себя всё - досконально? Может ли быть такой человек в принципе - человек, который знает про себя всё?"Что было дальше?" - спросил Никита... это было и странно, и удивительно - не помнить о таком... и - глядя Никите в глаза, Андрей повторил, словно эхо:
- Что было дальше? А дальше, Никита... дальше было самое интересное, и это просто непостижимо, что ты о том, что было дальше, ничего не помнишь... непостижимо, Никита!
- Ну, я помню... не очень чётко помню - отрывочно, - проговорил Никита; не желая выглядеть в глазах Андрея круглым идиотом. - Что-то помню, а что-то нет... - уточнил-добавил Никита, виновато улыбаясь.
- Так, может, пусть так и останется? - Андрей, простодушно глядя Никите в глаза, так же простодушно улыбнулся в ответ. - Что помнишь - то помнишь... а про то, что в памяти не осталось, знать тебе, может, вообще не нужно? А, Никита?
- Почему это?
- Ну, мало ли... - отозвался Андрей, и в глазах его заискрились, заплясали дразнящие чертики. - Меньше знаешь - крепче спишь... так ведь?
Никита, лежа под Андреем - глядя на Андрея снизу вверх, неожиданно рассмеялся.
- Блин! Ну точно, как в книге...
- В какой книге? - в глазах Андрея мелькнуло лёгкое недоумением.
- Мы писали... сочинение, бля, писали - на прошлой неделе, и тема была... ну, короче, что лучше для человека: суровая правда или утешающая ложь. Нужно было выбрать что-то одно и своё мнение обосновать...
- Ну, и что же ты выбрал - что ты обосновывал? - с едва уловимой иронией и вместе с тем не без видимого любопытства проговорил Андрей, вспомнив, что сам, будучи школьником - одиннадцатиклассником, писал сочинение на такую же тему.
- Я написал, что правда лучше, чем ложь, даже если правда эта кому-то не в кайф...
- Молодец! - рассмеялся Андрей, невольно любуясь Никитиной непосредственностью. - В той пьесе, по которой писали вы сочинение, говорится ещё, что ложь нужна тем, кто слаб душой, кто боится думать самостоятельно, у кого неразвито или атрофировано ощущение собственной неповторимости... ложь - это религия господ и рабов, а не свободных людей... правильно?
- Ну, что-то вроде этого... а ты всё это откуда знаешь? - удивлённо проговорил Никита. - Ты что - всё это помнишь со школы?
- Я, между прочим, школу окончил с золотой медалью, - улыбаясь, отозвался Андрей. - Так что, Никита, помню я... кое-что помню - в отличие от тебя, - Андрей, говоря это, с наслаждением стиснул свои ягодицы, отчего член его с новой силой вдавился в пах лежащего под ним Никиты. - Никита...
- Что? - отозвался Никита, вопросительно глядя на Андрея... жаркая сладость гудела, пылала-плавилась в его напряженно твёрдом, животами сдавленном члене, отдаваясь в промежности, в мышцах сжатого сфинктера... лежать под Андреем было приятно, и не просто приятно, а в кайф... да, это был кайф - конкретный кайф!
- Ты хочешь знать... - Андрей сделал паузу и, глядя Никите в глаза, сам себя перебил вопросом - Что ты хочешь знать, Никита? Ты что-то помнишь, что-то не помнишь... что ты не помнишь, Никита?
Андрею хотелось, чтоб Никита, который не помнил ничего, сам спросил его о ночном трахе - и Никита не заставил Андрея ждать... ему, Никите, не терпелось узнать, кого он здесь ночью трахал, тем более что любопытство это - естественное, понятное и объяснимое - с каждой минутой подогревалось неуклонно растущим возбуждением.
- Ты сказал... - произнёс Никита и вдруг почувствовал - неожиданно для себя самого - что-то похожее на смущение, - сказал... - преодолевая возникшее смущение, повторил Никита, - что ночью... что ночью я трахал кого-то...
Никита проговорил всё это, стараясь выглядеть как можно беспечнее, но в глазах Никиты Андрей увидел и неуверенность, и смущение, отчего лицо Никиты приобрело выражение почти детской беспомощности - и, ободряя парня, Андрей улыбнулся в ответ широко и открыто, тем самым стремясь показать Никите, что волноваться ему совершенно нечего - что для смущения никаких оснований.
- Точно, было такое... - весело проговорил Андрей. - Только, Никита, не ты, а мы... м ы трахали - так будет точнее.
"Ну да, - подумал Никита, - конечно, м ы... не мог же Андрюха быть в стороне - не мог устраниться от такого дела!"
- Ну, и где, бля... где она? - под улыбкой пряча смущение, нетерпеливо проговорил Никита, стараясь придать своему голосу нарочито грубоватую игривость. - Чего она не осталась?
- Кто?
- Ну... кого мы с тобой трахали... где она? - повторил Никита, вопросительно глядя на Андрея.
- А кого мы трахали? - в голосе Андрея прозвучала лёгкая, едва уловимая насмешливость, и в то же время он спросил это с интонацией, с какой спрашивают маленьких детей, побуждая их искать ответы на вопросы самостоятельно.
Повисла короткая пауза... лёжа под Андреем - глядя Андрею в глаза, Никита внезапно почувствовал растерянность, и эта растерянность тут же отразилась в его недоумевающем взгляде, устремлённом на Андрея... лёжа под Андреем с раздвинутыми, разведёнными в стороны ногами - обхватив ладонями Андреевы ягодицы, Никита смотрел на Андрея растерянно, смотрел с вопрошающим недоумением, в то время как сам Андрей, всё так же улыбаясь, взирал на Никиту с выражением терпеливого ожидания, словно Никита, задавший вопрос, должен был сам на этот вопрос ответить - должен был вспомнить... но вспоминать Никите было нечего - в памяти его был полный провал... ни малейшей зацепки не было в памяти! Надо же так упиться... полный писец!
С минуту они молча смотрели друг другу в глаза... вдавливаясь в Никиту напряженно твёрдым членом, Андрей вновь шевельнул бёдрами, но Никита на это не обратил никакого внимание - все внимание Никиты было сосредоточено на прозвучавшем вопросе Андрея: вместо ответа - ожидаемого, прямого и ясного, который Никита готов был услышать - Андрей вдруг спросил Никиту сам, и в этом был какой-то скрытый, непонятный Никите смысл: "а кого мы трахали?"... а кого м о г л и они трахать? Блин... если б он, Никита, знал - если бы помнил - кого они трахали!
- Кого мы трахали? - через силу проговорил Никита, нарушая молчание.
- Не помнишь? - то ли уточняя вопрос Никиты, то ли оттягивая на этот вопрос ответ свой, Андрей снова шевельнул бёдрами, снова упруго сжал, сладострастно стиснул под Никитиными ладонями голые ягодицы - и снова Никита, лежащий под Андреем, не обратил на это никого внимания... не до этого ему, Никите, сейчас было!
- Не помню, - обречённо проговорил Никита.
Никита сказал "не помню", и виноватая улыбка выжидательно замерла на его губах; говорить в неожиданно обновившейся ситуации "что-то помню, а что-то нет" не имело никакого смысла... и вообще: лучше правда, чем ложь, как он, Никита, написал в сочинении... ну, то есть, лучше знать, чем не знать, потому что незнание, точнее, сознательный выбор незнания - это та же самая ложь, и позиция "меньше знаешь - крепче спишь" есть ни что иное, как рецепт для трусов... именно так! Правда - любая правда! - лучше, чем ложь или незнание, хотя что именно может в данной конкретной ситуации скрываться под "правдой", Никита, сбитый с толку вопросом Андрея, не имел ни малейшего понятия, - то очевидное, что лежало на поверхности, то есть осуществлённый ночью трах с Андреем, для Никиты по-прежнему не только не было очевидным, но даже не приходило ему на ум... голый возбуждённый Никита, лежащий под голым возбуждённым Андреем, по-прежнему ни о чем не догадывался - и потому, вопрошающе глядя Андрею в глаза, Никита вслед за "не помню" растерянно повторил-спросил:
