Аника шла босиком по грязной скользкой дороге наверх к нависающей над городом тёмной башне. Башня чернела впереди, маслянисто блестя в лучах закатного солнца, она была похожа на кусок сливочного масла, небрежно брошенный на вершину холма, наклонившегося и немного оплывшего, за исключением угольно-чёрного цвета. Ей не было страшно, а холод она воспринимала как досадное неудобство и испытание, шёл холодный дождь, и лёгкое белое платье намокло и противно липло к телу. Но девушка упорно шла, наклонившись вперёд, навстречу своей судьбе. Чем ближе она подходила, тем сильнее дул ледяной ветер, и тем сильнее она мёрзла, хотя там внизу, откуда она ушла, было лето, хоть сырое и не слишком жаркое, но всё же не настолько, чтобы буквально замораживать и выбивать из глаз слёзы.
В каждой семье по достижению совершеннолетия лет первенец, старшая дочь или старший сын отправлялись в чёрную башню, и никто никогда не возвращался, из башни выходили только служители, закутанные с ног до головы в чёрные балахоны, с очень бледной, почти белой кожей, которую изредка можно было увидеть, когда случайно балахон приоткрывался и из-под него показывалась рука или часть лица. Служители почти никогда не разговаривали, а если такое случалось, то звуки их голосов пугали жителей Рилля.
Нарушителей правила строго карали, собственно, это была самая частая причина появления служителей в городе. Когда в башне становилось известно, что кто-то утаил первенца или старшую дочь, то после заката в доме отступников появлялся один единственный служитель. А утром всю семью от мала до велика находили висящими на ближайшей площади, кто-то за руку, кто-то за ногу, а кто-то, как положено, за шею, казалось, что из неестественно бледных даже для покойников тел каким-то образом вынули все кости, однако они всё же превращались в скелеты и потом осыпались, снимать жертвы запрещалось, как и хоронить их кости, чтобы они служили напоминанием. Так что надо было быть настоящим безумцем, чтобы совершить такую попытку, но всё же такие находились, хоть и редко.
В день проводов над уходящим в башню совершали похоронный обряд, но, в отличие от большинства, Аника не воспринимала себя как жертву, она целеустремлённо шла наверх, надеясь стать могущественной служительницей, мужественно борясь с ветром, дождём и холодом в сгустившейся темноте.
Когда она достигла башни, она уже почти не чувствовала ног, но продолжала идти. Никаких ворот в конце пути не оказалось, только высокий треугольный чёрный провал, в котором клубился и искрился туман. Аника, не снижая скорости, нырнула в него, и её обдало холодом, ещё сильнее, чем снаружи.
Внутри тумана не было никаких ориентиров, она находилась в неравномерно светящемся, искрящемся колючими льдинками и клубящемся пространстве, буквально высасывающем из неё тепло. Девочка немного растерялась, но потом остановилась, закрыла глаза и сосредоточилась, как бы прислушиваясь к чему-то внутри себя. Её потянуло вперёд, и она сделала шаг, потом другой, потом её потянуло вправо, и она послушно повернула, потом ещё прошла и ещё повернула, и дальше следовала за этим неясным ощущением, пока оно не исчезло. Она очнулась от транса и открыла глаза. Девочка стояла в огромном зале, туман исчез без следа, было тепло и сухо.
«Добро пожаловать, дитя!» — прошелестел голос сзади. Служитель или служительница, пол под просторной накидкой было невозможно определить, подошёл сзади: «Ты преодолела Путь и Первый Барьер! Теперь тебе позволено посвятить себя служению, оставь одежду и иди!»
«Куда?» — сказала Аника, скидывая ледяное мокрое платье, прилипшее к телу, больше на ней ничего не было.
«Куда приведёт тебя та сила, которая помогла войти. Слушай её».
Когда девочка оглянулась, фигура в чёрной накидке была уже далеко.
Некоторое время она стояла, просто наслаждаясь теплом и покоем. Слабый сквозняк обдувал её обнажённое тело, совершенно непривычное для неё ощущение, она никогда не была полностью голенькой, в Рилле было непринято обнажаться ни перед кем, так что она не раздевалась совсем даже когда мылась в субботу во время стирки с мамой и сёстрами, отец и мальчики мылись отдельно, а в остальные дни мыла только руки и лицо.
Стоя там совершенно одна в огромном пустом зале, Аника почувствовала себя ничтожной песчинкой, настолько её подавляло открытое пространство, она росла в тесном городе с узкими улицами и тесными зданиями, с маленькими окнами и низкими дверями. Но постепенно она успокоилась и, снова закрыв глаза, попробовала почувствовать то же самое, что недавно ощущала в тумане. И ответ пришёл чище, яснее и сильнее, чем там, в тумане. Ей показалось, что её буквально тащит вперёд, и она позволила себя увлечь, так что вскоре она бежала туда, куда её влекла чужая воля.
Она стремительно приближалась к середине дальней стены зала, у самой стены сила не исчезла, а потянула девочку вниз, она остановилась, уперевшись руками в стену, стена была мягкой, тёплой и очень приятной на ощупь, такой же, как пол, она поняла это только что, ей было очень приятно стоять на полу зала, и когда она стала касаться стены, стало ещё приятнее. Аника не понимала, что делать дальше, её продолжало тянуть вниз, и она села на колени, скользнув ладонями вниз по стене. Ей стало ещё приятнее, и появилась пульсация, в такт которой что-то пульсировало и внутри девочки, ей казалось, что что-то перетекает в неё из пола и стены. Дыхание её стало тяжелее, и низ живота наполнился теплом, у неё раньше бывало такое, но она не понимала, что это, и никогда это ощущение не было таким сильным.
Теперь это было не неясное томление, а жажда, которую было непонятно, как удовлетворить, но очень хотелось.
Рука Аники сама собой потянулась к тому месту, где сосредоточился странный жар, и сразу нашла пуговку клитора, и стала её тереть, и очень быстро жар усилился настолько, что ей казалось, что она сейчас взорвется, вот-вот, сейчас…
Она пришла в себя лежа на полу, свернувшись калачиком, ей было необычайно хорошо, после первого в жизни оргазма. И ей хотелось еще.
Но у той силы, которая управляла башней, были другие планы, рядом с лежащей Аникой из пола уже торчал довольно внушительный штырь больше длинны ладони высотой и чуть больше обхвата ладони в диаметре. Сила тянула девочку к нему, побуждая что-то с ним сделать, но она просто не могла понять, что от неё требуется, сила не отступала, у Аники уже разболелась голова. Она хотела следовать воле силы, но на самом деле не могла понять, что от неё требуется, а сила башни пыталась сломить её несуществующее сопротивление.
Наконец сила осознала, что ей не сопротивляются, и перехватила управление телом девочки, тело испугавшегося подростка встало над выростом на колени, так что его округлый конец уперся во вход в её писечку, и начала заставлять Анику насадиться на вырост, сначала она не сопротивлялась, но когда он уперся в плеву и ей стало больно, она запаниковала и стала сопротивляться изо всех сил, ощущая себя жертвой, в то же время сила, которая текла через неё, и вместе с ней часть девочки ощущала предвкушение и торжество. Борьба за контроль над телом продолжалась довольно долго, но постепенно Аника-жертва проигрывала, и вырост всё сильнее упирался в преграду у неё внутри, она не знала, что это просто тонкая пленка, и думала, что вырост просто совсем порвет её, просто убьет. А еще Аника всё меньше была жертвой и больше была вместе с силой, стремящейся проникнуть в неё. Сопротивление всё уменьшалось, а радостное ощущение и возбуждение росли, и вскоре проникновению препятствовала уже только сама плева, натянувшаяся до предела, а бедра девочки уже не сопротивлялись, а наоборот, помогали ей насадиться на горячий вырост.
Преграда лопнула, и вырост ударился в матку, причинив новую боль, но это было уже неважно, у второй половины была эйфория победы и обладания. Девочку накрыл второй оргазм, еще мощнее первого, но в этот раз она не отключилась, полностью ощутив его.
Побуждаемая памятью поколений девочка начала двигаться на стержне вверх-вниз, трахая свою только что распечатанную писечку, и вскоре была на пути к третьему оргазму, и сила башни была с ней на этом пути, сопровождая её. Она отдавалась ей, стремясь раствориться в ней полностью. Оргазм, еще сильнее предыдущих двух, вознес её на новую высоту, так что ей даже показалось, что она смотрит на мир с высоты, поднявшись над своим телом.
«Пойдем, сестра! Теперь ты с нами», прошелестел голос рядом, вырывая Анику из объятий послеоргазменной неги.
Она встала и последовала за служителем прочь из большого зала. Пока она шла, она чувствовала, как внутри в такт сердцу бьется частичка силы башни.
Их путь закончился в небольшой комнате, посередине которой из пола выступал куб, на верхней грани которого был барельеф лица.
«Садись!» — приказал служитель.
Аника послушно села на куб, немного разведя ножки, ведя себя совершенно естественно без одежды, одета она или нет, теперь не имело для неё значения.
Нос барельефа как раз попал во вход только что порванной киски, и Аника почувствовала, как в неё втекает живительное тепло, унося боль. Сила внутри смешивалась с теплом от необычного куба, втекала и вытекала. Аника следила за этими движениями и плавно засыпала.
Когда оно проснулось, то, посмотрев на свои руки, увидело, что они очень бледные, а в теле была необычайная легкость, и оно точно знало, что нужно делать дальше, хотя больше не ощущало силы отдельно от себя, теперь оно было частью этой силы. Оно стремительно направилось к выходу из комнаты, на ходу прихватив у выхода балахон.
