Олег встал с кровати и прошелся по палате. Четыре шага вперед, четыре шага обратно. Потом еще раз: четыре шага вперед, четыре шага обратно. Потом еще раз. И еще.
– Слушай, ты можешь не маячить туда-сюда? – спросил Миха с соседней койки, не отрывая взгляда от книги. – Раздражает.
– Могу, – ответил Олег.
Он снова прошелся по палате. Четыре шага вперед, четыре назад. Миха поправил под собой подушку и перелистнул очередную страницу.
Самое противное в больничных палатах – это не жесткие, неудобные кровати. И не питание, напоминающее липкую, остывшую, безвкусную массу. И даже не усталые, вечно замученные медсестры и санитары с безразличными лицами. Самое противное в больничных палатах – это лампы. Потому что они никогда не бывают исправны. Всегда хоть одна да не работает. И их не меняют. Ну, может, раз в десять лет.
Олег поднял голову. Над головой два квадрата, в каждом по четыре длинных белых трубки. Семь из восьми трубок светили ровным, нейтральным светом. Восьмая мигала. Моргнет и загорится. Посветит секунд десять и снова моргнет. Потом посветит дольше. Снова моргнет. И так бесконечно. Если бы Олег был математиком, возможно, он сумел бы вычислить систему, по которой лампа моргает. Но Олег ничего в математике не смыслил. Даже школьный курс уже забыл. Как там решается квадратное уравнение? Черт его знает. Поэтому ему оставалось лишь морщиться каждый раз, когда лампа снова внезапно моргала. Учитывая, что окон в палате не было, то казалось, что вместе с ней моргала вся комната. Трудно зависеть от искусственного освещения. Олег пятьсот раз просил заменить лампу, но, разумеется, безрезультатно.
Он снова прошелся по комнате.
– Да сядь ты уже наконец! – Михе надоел этот живой маятник.
Олег сел.
– Мне скучно, – сказал он, вытягиваясь на своей кровати.
Делать было нечего. Можно было бы сходить умыться, но Олег сегодня уже умывался. Трижды. И причесывался, и зубы чистил до и после завтрака. Глядя на других пациентов, с которыми он встречался в коридоре время от времени, он поражался: как можно так себя запустить? Ведь то, что ты лежишь в больнице, – это еще не повод не причесываться по утрам.
Жаль, в палате не было зеркала. И в туалете не было. Запрет на зеркала раздражал. Но даже так Олег знал, что выглядит безупречно. Как полагается тридцатилетнему воспитанному мужчине с двумя высшими образованиями. Черные волосы аккуратно зачесаны назад. Лицо выбрито безопасной электробритвой. Больничная пижама свежая и выглаженная, ни одной складки. Хоть сейчас выписывайся!
Он с неприязнью посмотрел на соседа. Михины жидкие волосы свисали на лицо темными немытыми сосульками. Только на затылке, где голова касалась подушки, они сложились в причудливый спиральный лабиринт. Кажется, за все время Миха ни разу не причесался. Про отросшую бороду с усами вообще лучше не вспоминать. Как и про замызганную, мятую пижаму.
– Мих, давай в шахматы сыграем?
– Надоели твои шахматы, – ответил ему сосед. – Ты все время выигрываешь. Лучше книжку почитай. Хочешь, из своих дам?
– Не хочу, у тебя все неинтересные. Дешевый мусор.
– Ну извините, – обиженно протянул Миха. – Не у всех такой избирательный вкус!
– А жаль. Алена, вот, разбиралась в книгах.
– Опять ты про свою Алену! – простонал Миха и закрыл лицо книгой, словно бумажной ширмой. – Слушать не могу уже про нее!
– Она не моя, – поправил его Олег. – Уже нет.
Он помолчал немного, разглядывая стену напротив, выкрашенную в нейтральный бежевый цвет. Такой скучный цвет, без единого узора. Однообразие стены нарушали только двойная розетка и кронштейн для телевизора. Самого телевизора тоже не было – не положено. Под кронштейном стоял дешевый пластиковый стол и два таких же пластиковых стула. Прибавить две кровати и пару маленьких тумбочек, по одной у каждой койки, – вот и все убранство палаты. Хотя Миху тоже можно было посчитать за мебель, учитывая, что он почти не двигался.
Сосед, словно подслушав его мысли, выглянул из-за книги одним глазом.
– Что, опять про свою Алену будешь рассказывать? – тоскливо поинтересовался он. – Как вы познакомились, как учились вместе? Как ездили на конференцию в Варшаву на третьем курсе?
– В Минск, – возразил Олег. – Конференция была в Минске. В «Президент Отеле». И это было на четвертом курсе.
Олег помнил, что отель был очень хороший, современный. В самом центре, на улице Кирова. С новыми номерами, хрустальными люстрами в холле, лакированной отделкой и вкусными завтраками. Они с Аленой всегда завтракали вместе. Он набирал себе жареных колбасок, пару яиц, подрумяненные тосты с ветчиной и сыром, немного солений, обязательно добавлял какую-нибудь выпечку, которая подходила к крепкому черному кофе. Алена скромно ограничивалась салатом и свежевыжатым апельсиновым соком. Иногда Олегу казалось, что она питается одним воздухом.
Конференцию он почти не помнил. Что-то там посвященное современной русской литературе. Участники по очереди выходили на сцену, зачитывали свои эссе, после чего следовала обязательная серия ответов на вопросы из зала. И так до вечера, все три дня. Олегу было скучно: одни бездари и снобы. Все участники как на подбор были непроходимо тупы, до зубовного скрежета. Если бы не эссе Алены, посвященное творчеству Довлатова, то вообще можно было бы не ехать. Но пропустить выступление своей девушки Олег не мог. Поэтому что-то быстро накатал за одну ночь, утвердил у научрука и тоже поехал выступать. Доклад Алены был прекрасен и встречен овациями. Жаль, она заняла с ним лишь второе место. Первое место занял Олег. «Идеальный текст и яркий стиль повествования, – было написано в рецензии. – Автора, несомненно, ждет большое будущее, с его талантом и живым воображением».
Как оказалось, слишком живым.
– Тоска-а-а! – протянул Миха с соседней койки. – Слышал я уже все это сто раз. И как вы два первых места отхватили. И как гуляли по вечерам вдоль набережной этой, как ее…
– Свислочь, – подсказал Олег название реки.
– Вот-вот, ее самой! – подхватил сосед, приподнимаясь на локтях. – И еще проспект там какой-то известный. И про драники, которые Алена могла есть бесконечно…
– Цеппелины! – перебил его Олег. – Она цеппелины любила!
– Да без разницы! Картошка – она и есть картошка! Алена же родом из Минска? Значит, и драники тоже любила.
– Что б ты понимал, – отмахнулся Олег беззлобно.
– Все это ты уже гундосил не раз. Я наизусть эту историю знаю!
Олег промолчал. Чего не знал Миха, так это то, что случилось в последний вечер, перед отъездом. Вдоволь нагулявшись по осеннему городу, наевшись до отвала тех самых цеппелинов, от души напившись вкусных ликерных настоек, они вернулись к отелю. Улыбающиеся и счастливые. Нацеловавшиеся до ноющих губ.
«Хорошего вечера?» – спросил он неуверенно, проводив девушку до двери ее номера. Олег с замиранием сердца гадал: пригласит или нет?
«Спокойной ночи», – улыбнулась Алена и легко, едва осязаемо, коснулась губами его щеки.
«Не пригласила», – досадливо подумал Олег, вернувшись в собственный номер.
Он присел на аккуратно убранную постель, скинул с себя ветровку, ботинки. Провел рукой по черным волосам, закидывая назад непослушную челку. Посидел с полчаса, бездумно листая на телефоне фотки с поездки. На одних серьезная Алена выступала с докладом. Собранная, сдержанная, несмотря на проскальзывающее волнение. На других, с прогулок, Алена улыбалась, позировала на фоне достопримечательностей, корчила рожицы. На некоторых они были вдвоем. Влюбленные до одури.
Все, поездка закончилась. Оставалось только принять душ и завалиться спать. Завтра им возвращаться в Москву. Или?..
Олег решительно встал, достал из недр чемодана сувенирную бутылку настойки, купленную в качестве гостинца, и натянул обратно ботинки. Спустя пять минут он постучался в соседний номер. За дверью стих шум льющейся воды, потом послышались приглушенные, осторожные шаги.
«Кто?» – раздался ее голос.
«Это я, Олег».
Дверь приоткрылась на длину цепочки.
«Тебе чего?» – В маленькой щелочке блеснули темные глаза.
«Да, я тут подумал…» – Он помахал перед собой бутылкой.
Послышалось звяканье, цепочку сняли и дверь распахнулась. За ней стояла Алена, завернутая в белое гостиничное полотенце. С длинных мокрых волос капала вода.
«Правильно, что ты подумал, – улыбнулась она. – Наконец-то!»
Она буквально втащила его в номер. Так, что он едва успел захлопнуть за собой дверь. До настойки дело не дошло.
Они любили друг друга всю ночь. Страстно, жадно, изголодавшись по ласкам. Олег гладил ее спину, прижимая к себе. Зацеловывал нежные губы, тонкую шею, узкие плечи – все, до чего мог дотянуться. Перебирал пряди темных волос с едва уловимым оттенком меди. Сминал нежную женскую грудь, лаская при этом маленькие затвердевшие соски. Исследовал пальцами каждый дюйм податливого тела, проникая всюду, и наслаждался ее реакцией на малейшее движение. Любовался тем, как упоенно, самозабвенно она отдавалась его ласкам.
«Моя! Моя любимая!» – шептал он, входя в нее снова и снова. Он растворялся в ее возбуждении. В том, какой влажной и горячей она была. Открытой и ненасытной.
«Твоя, – сквозь стоны откликалась девушка, опьяненная страстью. – Только твоя. Навсегда…»
