Закладывая пороховой фугас в батарею на втором этаже школы, Жыжа и не догадывался, что запускает цепочку событий, в результате которых Новенькая засунет мне в рот ногу. Но обо всем по порядку.
Был в нашем классе один парень, настоящий пироманьяк, звали его Алекс. Не Александр или Алексей, а прям по паспорту – Алекс. Правда, несмотря на редкое имя, звали мы его Жыжа. Прозвище пошло после урока МХК, на котором Андрей Ефимович рассказал нам о персонаже из белорусского фольклора по имени Жыж. Это такой дух огня, который бродит там-сям, и чем дольше находится на одном месте, тем вероятнее, что там что-то загорится. Алекс всегда таскал с собой разнообразные зажигалки, флаконы с бензином, петарды и даже патроны. Зная о хобби Алекса, Ефимыч показал на него пальцем и сказал: "Вот, например, типичный Жыж". Алекс не обиделся, а счел это комплиментом. Позже его назвали Жыжем раз-другой, после чего прибавили для благозвучия гласную, и он стал известен как Жыжа.
Так вот, вдохновленный весенним обострением, Жыжа спустил из батареи на втором этаже школы воду и заложил внутрь фугас. Он хотел проверить разрывную силу пороха (пироксилина, если быть точным) в замкнутом пространстве. Эксперимент прошел успешно, Жыжа встал на учет в детской комнате милиции, а этаж закрыли на ремонт. Поэтому занятия у нас целую неделю проходили в соседней школе.
В той школе были громоздкие двухместные парты с глухими стенками по бокам и сзади. Может, кто застал такие? Боковины и задняя стенка у такой парты сделаны из сплошных досок, которые упираются в пол, и ты сидишь за партой как в крепости. При желании можно спрятаться внутри, и тебя никто не увидит, кроме как со спины. А как вы помните, Новенькая предпочитала сидеть именно за последней партой, и сидели мы вместе.
Шел последний день занятий в чужой школе, и еще с утра я заметил, что Новенькая поглядывает на меня с загадочной улыбкой. Она вела себя на редкость тихо, но я чувствовал исходящее от нее напряжение, как от сжатой пружины.
Перемена подходила к концу, мы с ней сидели за партой, дожидаясь шестого урока. Новенькая выразительно на меня посмотрела, после чего бросила ручку себе под ноги. Ручка укатилась глубоко под парту.
– Ой, – сказала Новенькая невинно. – Подними, а?
Это был не приказ, но и далеко не просьба. В те времена я еще не понимал, что так звучит призыв поиграть, берущий начало в темных и сладких глубинах женской души. Разве мог я отказать этой древней силе?
Я полез под парту, высматривая ручку. Новенькая с интересом наблюдала за мной сверху.
Оказавшись под партой, я словно нырнул в отдельный мирок: приглушенный и объятый тенью. В застоявшемся воздухе на фоне шершавого запаха старой мебели обострялся аромат девичьего тела и горько-сладких духов. Этот мирок казался продолжением Новенькой, а я погружался в него глубже и глубже! Еще большее впечатление на меня произвело само мое положение у ее ног: я ощутил, как краснею, дыхание становится прерывистым, а ниже пояса все напрягается и каменеет. Хотелось то ли убежать, то ли остаться здесь навечно.
Я старательно высматривал ручку, но взгляд постоянно соскальзывал на обтянутые сетчатыми колготками ноги Новенькой, которые были так близко, что я лицом ощущал исходящее от них тепло и чуял кожаный запах ботинок. Новенькая и не подумала отодвинуть ноги, наоборот, вытянула их, возводя баррикаду между мной и ручкой. Я пробирался к цели, словно секретный агент, лавирующий между лазерных лучей сигнализации.
Оглушительно грянул звонок на урок – я вскочил и бахнулся головой о столешницу. Первым стремлением было вылезти из-под парты, но Новенькая вдруг обхватила меня ногами и удержала внизу. Тонкие ноги сжимали крепко, я не мог просто выползти назад. Для освобождения пришлось бы опрокинуть парту, что привлекло бы внимание всего класса. Я умудрился вывернуться так, чтобы взглянуть Новенькой в лицо.
– Пусти, – прошептал я. – Урок ведь начался…
Новенькая медленно улыбнулась, смакуя мою просьбу, и даже прижмурилась от удовольствия. Протяжно хмыкнув, она сладко потянулась, по гибкому стройному телу прошла волна напряжения, длинные каблуки впились в меня как шипы. Это был ее ответ.
Я услышал, как хлопнула дверь и в кабинет вошел учитель. Я обреченно сглотнул: отступать было поздно. Класс встал в приветствии. Новенькая погрозила мне пальцем так, что алый ноготок коснулся кончика моего носа. Она привстала на одной ноге, в то время как вторую повесила мне на шею. Никто ничего не заметил. Учитель посадил класс и начал проверять отсутствующих.
Необходимо уточнить, что это был урок физики, а вел ее Иван Михайлович – дедок, который много лет служил во флоте и обладал зычным голосом. Между собой мы называли его Командор. Обычно он говорил спокойно, но когда кто-нибудь грыз на уроке ручку, у Командора срабатывал триггер. Он подлетал к грызуну, стучал кулаком по парте и орал: "Не было команды брать в рот!"
С особым смаком Командор тиранил бугаистых хулиганов, видимо, идентифицируя их как солдат. Было смешно и пошленько (всё как мы любим), но его, мягко говоря побаивались – кроме Новенькой, чей гогот перекрывал командорские возгласы. Ее единственную Командор никогда не ругал и не выгонял с урока за внешний вид (ну, в этом старого вояку понять легко).
Так что сегодня Новенькая против обыкновения присутствовала на занятии, а в классе витала особая атмосфера командорских уроков. Это были завершающие звенья той цепочки, что привела к тому, что случилось.
Командор продолжал поверку. Когда очередь дошла до моей фамилии, то ответа, естественно, не последовало. А что мне было делать? Отозваться из-под парты: "Здесь я"?
– Валерий? – повторил Командор. – Гм, тетрадка на парте… Лера, ты знаешь, где он?
– Да, – ответила Новенькая.
Я похолодел. Казалось, что сейчас она скажет во всеуслышание: "Он ползает у меня в ногах. Ему что-нибудь передать?"
– И куда он делся? Заблудился в чужой школе? – спросил Командор.
– Ему позвонили из дома, какое-то срочное дело, он решил сбегать на перемене, но еще не вернулся. Наверное, уже и не придет…
Я понял, что сидеть под партой мне предстоит как минимум весь урок.
Новенькая сунула мне под нос бумажку. Записка гласила: "БУДЕШЬ ТУТ ЖИТЬ!! СНИМИ МНЕ БОТИНКИ!!!" Она прекратила тискать меня ногами и поставила их передо мной. Я уставился на черные блестящие ботинки на высоком каблуке. Один из них приподнялся и ткнул меня в грудь, поторапливая. Словно во сне, я развязал ей шнурки и медленно, чтобы никто не услышал, потянул вниз застежку молнии.
Первая освобожденная от ботинка ступня сжала и разжала пальчики. Сквозь черную сетку колготок проглядывали алые ногти, блестящие, словно леденцы. Я снял второй ботинок, после чего Новенькая сунула под парту руку и погладила меня по голове. Глянув наверх, я заметил, что губы ее вытянулись трубочкой от умиления. Что ж, теперь она хотя бы не запачкает меня подошвами.
Очередная записка упала на пол. Сам этот факт был унизительным, и Новенькая не сдержала довольного смешка. Я развернул записку и прочитал: "АНУ ЛЕЧЬ НА СПИНУ!!!!" Что-то мне подсказывало, что моя функция сегодня не ограничится ролью коврика для ног – урок-то длинный, и за это время в голову Новенькой может взбрести что угодно… а ведь эта бестолочь даже пишет с ошибками!
Я поставил ботинки в угол и лег, согнув ноги в коленях. Было приятно распрямить скрюченное под партой тело. Ввысь устремлялись изящные белые ноги, обтянутые сеткой чулков. (То, что это именно чулки, а не колготки, я убедился, когда взгляд мой поднялся выше, до короткой расклешенной юбки.) Где-то в недосягаемой для меня вышине маячило бледное узкое лицо, обрамленное темно-рыжими волосами. Брошенный сверху взгляд загадочно прикрывали пушистые черные ресницы, но хищная улыбка Новенькой выдавала ее настрой.
Две ступни опустились сверху: одна на грудь, другая на живот. Я ощутил, как меня придавливает к полу. Новенькая перенесла вес на ноги, я заметил, что она даже приподнялась над стулом. Этого ей явно было недостаточно. Если бы не стесняющие обстоятельства, я уверен, она уже плясала бы на мне чечетку! Новенькая уперлась пятками, пытливо следя за тем, как я выпучиваю глаза и сжимаю губы, чтобы не издать ни звука. Насладившись мучительством, она перестала давить и приподняла ступни так, будто стояла на каблуках – просто для красоты.
Я перевел дыхание, посмотрел наверх и встретил ее взгляд. Она долго смотрела мне в глаза, то ли наслаждаясь своим положением, то ли над чем-то размышляя. В какой-то момент нога на моей груди нерешительно приподнялась, но опустилась на место. Новенькая снова принялась за писанину.
Клочок бумаги упал мне на лицо. В записке значилось: "Хочешь поцеловать?)))"
И снова этот долгий испытующий взгляд сверху. Я заметил, что щеки ее порозовели, в глазах блестят искорки.
Ради приличия я сделал удивленные глаза, нахмурился, скривился, недовольно огляделся по сторонам. И кивнул.
Затаив дыхание, Новенькая медленно поднесла ступню к моему лицу так, чтобы видеть глаза. Затянутая в чулок ступня застыла над моими губами. Потная…
Я приподнял голову и прижался губами к основанию пальцев.
Длилось это секунды три, но за это время на меня обрушилось море впечатлений. Я ощутил шершавую сеточку чулок и прохладную кожу под ней, услышал терпкий сладковатый запах и окунулся в иную реальность, где есть только я и безумная затейница, чья прихоть – закон для меня.
Новенькая сама убрала ногу и тут же испытующе впилась в меня глазами. Она облизала губы, щеки ее пылали. Что уж говорить обо мне! Я бы не удивился, если бы соседи спереди вдруг закричали: "Пожар!", и вскочили бы, отмахиваясь от дыма! Я был такой красный, что из щелей парты, должно быть, вырывались красные лучи, как от лазерной указки.
