Месяц публикаций без монетизаций
**
К этому все шло. В последнее время удовольствие ей подобное «общение» доставляло всё меньше, а огорчений все больше. Да если бы просто плохое настроение! Боль! Надежда стойко терпела, но он-то всё видел! После оргазма, если он случался, а обычно так и бывало, у неё стали возникать сильные боли в левом боку, такие, что ее гнуло пополам, она корчилась на кровати, что ему приходилось ставить уколы спазмолитиков и анальгетиков. Диагноз им обоим был известен, не смертельный, но и неизлечимый. Из-за этого недуга с возрастом проблемы в "этой" сфере посещали жену все чаще. «Сломалась машинка для удовольствия», - горько подшучивала Надежда. А Василий чувствовал себя неудобно, принуждая так сильно страдающую от его приставаний супругу к этому все еще важному для него занятию. Сам он тоже старел, видел и чувствовал это, но на женщин еще засматривался и хотел их.
Хотел многих, но имел сейчас лишь одну жену. По молодости и зрелости были у него интрижки на стороне, супруга никогда не отличалась любвеобильностью, и он находил недостающее ему общение в объятиях любовницы. Но с сединой на яйцах интерес к похождениям на стороне у него резко спал. Стало хватать пары раз в неделю дома, в комфортной обстановке, в любимой постели и в разученных, устраивающих обоих супругов позах.
Надежда при этом всегда заканчивала сверху, энергично прыгая на его коленях, а он придерживал ее за попку, подкидывая и ласково щупая свое любимое место на теле супруги. Под настроение он посещал иногда и соседнюю дырочку, но всё больше пальцами, в память минувшим разгульным временам, когда между ними не было слова "нет".
Вроде все происходило как и двадцать лет назад, те же позы, те же лица, но теперь для хорошего скольжения нужна была смазка, а некогда напористая «наездница» теперь могла продержаться на нем всего несколько минут. Потом у неё или сбивалось дыхание, или сводило ногу. Ягодицы, всё еще замечательной формы, но плотные и упругие раньше, теперь мягко продавливались пальцами и не пружинили, как прежде. Даже дорогая кровать с высоким мощным матрасом, под стать им, старым клячам, стала поскрипывать, как несмазанная телега под их ритмичным напором. Всё вместе с ними приходило в негодность.
Надежда видела и чувствовала происходящие изменения не хуже его, а расстраивалась намного больше. Нарушалась главная обязанность жены, и она остро переживала такие однозначные признаки приближающейся старости. Молча. Таков был их давний уговор не обсуждать проблемы между ними прямо. Они выясняли и решали их косвенно, вскользь, обиняками. Ибо открытые разговоры еще по молодости всегда приводили к громким ссорам и взаимным обидам. Методом проб они пришли к текущему формату общения.
Поэтому он знал, что жена переживает из-за секса, а главное - оргазмы приносят ей больше боли, чем радости, так как сам разводил и ставил ей уколы после. А она видела, что уже "не та" и физически боялась близости или, скорее, её последствий для своего самочувствия.
И вот настал тот день, когда Надежда после традиционного утреннего секса, заворачиваясь в слезах от боли в животе, получила от него обезболивающий укол, подняла глаза и с горечью произнесла:
- Вася, ну всё, я больше не буду!
Он сразу понял, о чем она, и ничего не сказал и не переспросил. Что тут скажешь? "Будешь, и потом продолжишь вот так корчиться!"?
- Я понимаю. - Ответил он.
- Найди себе молодую! - Предложила она.
- Ладно, я тогда пойду! - Не двигаясь с постели, откликнулся Василий. Он расслабленно отдыхал рядом, попивая традиционный после секса кофе.
- Куда? – Надя снова подняла голову, недоуменно нахмурившись.
- Ну куда, за молодой! Где они нынче водятся? – Не менее позы, деловитым тоном продолжил муж.
- Тьфу! Я серьезно! Я - всё! – Жена рухнула головой на подушку, подбивая под живот скомканное одеяло. Голая попка её так заманчиво оттопырилась при этом, что Вася засмотрелся.
- Можно же не до конца. – задумчиво предположил он.
- Вот спасибо! Так у меня тогда тоже потом целый день живот болит! Не так сильно, но тоже мало приятного.
"Можно ротиком", - подумал он про себя. Но сам ответил себе за неё: минеты она не любила. И добавил, уже вслух.
- Нет, так нет, я же вижу, что тебе от этого одни мучения. Тогда на этом закончим! Сколько можно, в конце - концов! - Он посмотрел на число в календаре телефона: - Та-а-а-ак! Тридцать три года и… почти восемь месяцев. Не такой уж плохой стаж нашей сексуальной жизни! Теперь будем отмечать две даты: начала и кончала!
- Умершему день рождения не отмечают.
- Ленину, Владимиру Ильичу, - отмечают.
- Наша половая жизнь не относится к государственным событиям.
- Для меня она важнее Дня Конституции!
- Ну прости, я просто не могу! Ты же видишь!
- Вижу! – Кофе кончился, и он, чтобы не продолжать разговор, встал и отправился на кухню. Обо всём этом следовало глубоко подумать.
Василию не хотелось стареть. Его, конечно, никто не спрашивал. Держаться за ритуалы, делать то, что всегда придавало ему уверенности и спокойствия. Может, и прожил он с Надеждой так долго только из любви к предсказуемой и непоколебимой реальности. Она не давала ему поводов для беспокойства, оставаясь всегда рядом, всегда в форме, пусть равная и требовательная, но верная, стойкая и твердая. Всегда вместе, всегда на расстоянии одного звонка или шага от него. Он не считал супружеский секс чем-то непреложным, но для их союза он был необходимым связующим раствором. Жена уступала его темпераменту, он - её довольно скупой на чувственность и оргазмы конституции.
Сейчас, запоминая официальную дату окончания их сексуальной жизни, он включил эту веху в череду других: первое знакомство, первый секс, свадьба, рождение первенца, первая крупная ссора с расставанием, рождение второго ребёнка... И еще много-много чего случилось за такой долгий срок. Вехи всё чаще были не радостными, а грустными. Из последнего, прошедшего острой бритвой по его сердцу, был отъезд горячо любимой младшей дочери. Тогда, провожая её на самолете в столицу, он остро почувствовал течение времени и свой надвигающийся возраст. Хотя и радость за подросшие семейные всходы тоже присутствовала. В решении жены по поводу их сексуальной жизни никакой радости для него не было. Тупое принятие факта.
Сейчас, недавно разрядившегося и размякшего, его это и не особо волновало. Но он знал, что через несколько дней, неувядающий живчик в штанах, а главное, влечение к женщине, как объекту, ароматному, притягательному инородному телу, наполненному такими чарующими, незаменимыми свойствами и качествами, разгорится с куда меньшей, чем в молодости, но все еще мощной тягучей силой. Тогда он потеряет покой и ему придется что-то решать. А этого ему как раз совсем не хотелось. В двадцать лет ноги сами несли его к приключениям и поискам, в теперешнем возрасте они так бодро бежали только в направлении кресла перед телевизором.
Проблему можно было, конечно, решить по-молодежному, вручную. Но, сбрасывая физический заряд, платонический, замешанный на обожании женской сущности и отличности: изгибов, движений, запахов и сладких вздохов и много чего еще, что воссоздать полноценно в фантазиях было невозможно. Глаз сам находил упругие задницы в толпе, следил за вздымающимися грудями, точеными профилями и влажными губами, и чресла вскипали, а жене приходилось отдуваться за всех встреченных им за день «подруг». Так было. Но кончилось.
Зато появилась дилемма. Или остаться без последней ниточки, соединяющей его с молодостью, сложить зубы на полку и начать смотреть «Песни от всей души!», или всё же, следуя наставлениям жены, скорее всего лицемерным, но логичным, найти себе бабенку для секса. Давненько он этим не занимался, и немного подрастерял манеры и хватку. В общем, предстояли потрясения. А он этого не любил.
***
В день следующего запланированного супружеского секса Надя вела себя как ни в чем не бывало. Рано встала, приготовила завтрак и вернулась в постель с кофе. Кофе должен был быть у них после секса, он сам готовил и приносил его в постель! Это была своеобразная благодарность жене за утреннюю близость. Но сегодня кофе стоял перед ним на столике как физическое подтверждение, что предыдущий этап вычеркнут. Он озадаченно протянул руку за чашкой.
Член лежал спокойно. Он и не встал бы без дополнительных усилий. Но он ждал их! Не членом, а головой! И теперь его расписание было бесповоротно нарушено, как и настроение! В глубине души и надеялся, что угроза жены останется на словах, как минутная слабость, и когда придет время, все образуется. Но ничего не исправилось. Так призрачная, но явная угроза приобрела для него осязаемый вид. Надя виновато поглядывала в его сторону, ворковала о несущественном, даже не намекая словом или делом о удалённом пункте утренней программы. Раньше она могла бы хоть предложить другие варианты «облегчения», но сегодня о его потребностях было забыто абсолютно. Все так все. Наверное, она опасалась, что, начав ротиком, всё закончится сексом, в котором она снова будет проигравшей стороной, и потому решила «забыть» о супружеских обязанностях целиком. Нет, так нет.
Он допил чашку, пошутил и глубоко задумался.
Его невеселые мысли прервала Надя.
- Вася, тут ко мне женщина приходила. Представляешь, ей почти сорок, а она еще вирго!
- Наверно ей так хочется, - буркнул муж, погруженный в невеселые мысли.
- Нет, не хочется! Она чуть не плакала! Жаловалась, что раньше тянула, искала любовь, а теперь и готова, и ни с кем не может познакомиться. Боится, что если мужчина узнает, то сбежит, или что не сможет сама, в физическом плане.
