Лифт опять не работает. Наталья потопталась у безмолвной раздвижной двери, нажимая кнопку, надеясь на чудо, что сейчас та загорится, и в шахте раздастся гул мотора. Но чуда не случилось. Она перехватила тяжелую сумку с продуктами в другую руку, глянула на проход к лестничному маршу, потом вверх. Придется штурмовать этот Монблан и карабкаться с сумкой на восьмой этаж.
Позвонить и попросить о помощи было некому. Дочка поступила на первый курс в технологический в Нижнем. Бросила мать одну. Могла хоть бы в Костроме поступить и приезжать домой в Буй на выходные. А с мужем она давно развелась. Эх, ну да ладно.
Наталья, вздохнув, пошла к лестничному маршу. Дом был странной планировки. Говорят, его строили итальянцы для работников местного химического завода. По крайне мере, он был такой в городе один. Узкий лестничный пролет с синеватыми фрамугами из толстого армированного стекла находился в стороне от квартирных зон, которые скрывались за таким же узкими, причудливо изгибающимся коридорами. Если бы не было дневного света из грязных стекол, и автоматически не загорались тусклые светильники на межэтажных площадках, это было бы идеальное место для грабежа, думала женщина, поднимаясь по тесной лестнице. И не докричишься, и не дозовешься. Никто не услышит там за толстыми массивными дверями в своих норах. Разденут, разуют и все деньги отберут. Тут то, когда лифт работает, живой души никогда не бывает.