Нас преследовали!.. Как крыс, пахнущих нечистотами... Словно бы мы были заразными, поражёнными чумной палочкой, гнойничками, бубонами!.. Мы могли бы сгнить заживо, но нашим хозяевам всё равно… деньги вываливаются из штанин… они должны посылать друг другу трусливых цыпочек, этим гурманам духОв, шампанского, туфель, прозрачного белья, наличных всех мастей, всей этой дурацкой мишуры! В конце концов, мы втроём нашли себе убежище - мрачный подвал, а в нём три шатких стула, пластмассовый стол из соседнего парка и матрасы -заплесневелые, потные и обосранные жаркими летними ночами местными алкашами.
Уже три недели, как мы торчим между прокаженными, потрескавшимися, бородавчатыми стенами... под крышей, на которую ссут по вечерам пьяные прохожие... И именно я становлюсь объектом оплеух моих родителей, когда им надоедает драться друг с другом. И это я та самая персона, которая вынуждена подбирать объедки в мусорниках на сумрачных улицах, чтобы не сдохнуть с голоду… и клянчить бухло для моего старого пердуна-папаши, когда ему не хватает пойла, оплаченного его ветеранским пособием, подачкой от насквозь вороватых пройдох-политиков.
xxxxxx
Пекарня — моя солнечная поляна. Земляничная поляна для Бергмана! Ингмара! Там очень жарко! Пахнет поднимающимся тестом, буханочками, булочками, тёпленькими, как промежность и задница булочницы, такая мясистая, что хочется её съесть! Голые руки, белая плоть... пот стекает ей между грудей, где маячит массивный золотой крест. Показывает всем свои сиськи!...Прозрачная плоть... с голубыми прожилками... желеобразная. Она создает волны, когда двигает своей пукающей задницей, наклоняясь за мелочью. Я рассказал ей о наших бедах… Она - красотка, и незаметно дает мне шоколадную крошку бесплатно.
Вера, милашка, юная девица, а какая аппетитная. Круглые икры, шелковистые бедра, голая попка под взъерошенной юбкой на озорном ветру. Она не какая-то там взбалмошная фифа с Элизабетес, я даю ей сладости, чтобы ласкать её свежие ляжки... одаряю её шею своими слюнявыми поцелуями... и каждый раз моя рука забирается чуть выше под юбку... Вчера я добрался, наконец, до заветной щели. Всё гладко, шелковисто, но она ещё чуть-чуть ссыт, когда я её касаюсь. Я нагреваю её богатство, помогаю ему побыстрее созревать... Она… я в это свято верю… обязательно… девственница! Лакомый фрукт! Главное, терпение!
xxxxxx
Валентин — сын булочницы. На голову выше меня... Он отлично знает наши окрестности, этот говнюк!.. Гнилые трущобы, стрёмные уголки со шлюхами, подъезды к закрытым фабрикам, очень зловещие, полуразрушенные дворы. Валентин отвёл меня на заросшую травой площадь, где парни трахаются друг с другом... Моё сердце билось со скоростью 150 ударов в минуту. Мы были бы удивлены, наблюдая за ними.. . Мужики сами себя жахают... рвань, социальные отходы.
xxxxxx
Дальше стоял большой, заброшенный, когда-то богатый дом какого-то кунгса, в конце парка… крапива в метр высотой, море цветов, желтых фиалок, и это яд для глаз. Пробираемся внутрь, толкнув ржавую калитку... Скрежет несмазанных петель сулит нам приключение в конце унылой улицы! Разбитые окна, повсюду клочки бумаги, заплесневелая мебель, разбитая посуда... Там люди ели… а здесь умирали... кто? Тут трахали женщин, насиловали... может быть, я не знаю точно, но по невыносимо затхлому запаху спермы и притаившихся по углам стонов женщин явственно это ощущаю. Стены же хранили только грязные пятна, но не крики. Пианино!...Тоже гнилое, как и всё вокруг... Удар по клавишам, и из-под открытой крышки выпрыгивает испуганный кот. Валентин показывает мне раздолбанный красный диван в углу.
— Если ты хочешь бабла, эта хренотень вполне для этого сгодится!
— Не понимаю!
— Дурачок. Всё просто. Приходит мужик, садится на эту срань, вытаскивает свой член из ширинки, и ты сосешь его, затем облизываешь ему яйца… им это нравится... В качестве бонуса ты лезешь пальцами в его задницу, глубоко, тремя пальцами сразу… там очень грязно, конечно, но ты терпи! Получишь в конце много денежек!
У меня ватные ноги, в горле комок, я не в состоянии произнести ни слова.
— Ещё не время, - продолжает вкрадчиво Валентин, - движуха начнётся только после восьми часов вечера... Бывает, двое-трое смотрят, дрожат, дрочат и ждут своей очереди. Мы можем делать это вдвоём одновременно... Места на этой рухляди хватит для двоих. Хочешь сделать это мне, чтобы попрактиковаться?
Он сутулится, штаны спущены, член по стойке смирно, обрезанная головка, сияющая алым желанием. Я глотаю его, он слюнявый, со вкусом прогорклой мочи. Иду по стволу... лижу.
— Быстрее!
Ускоряюсь.
— Хорошо работаешь языком, молодец, давай, крути повеселей... особо не кусай, а то получишь пиздюлей!.. .
Валентин держит мою голову за волосы, толкает меня на свою тугую торчащую хировину. Я задыхаюсь. Мощная и густая струя вливается в мой рот.
— Глотай, - кричит он.
Понимаю, что насилие надо мной доставляет ему дополнительное удовольствие! Валентин ртом прилипает к моему языку, он острый.. . липкий. Он держит меня на себе, сучёнок, настоящий придурок!
— Вылижи хорошенько всё! - У него перехватывает дыхание. - Ты настоящий ас!.. Гораздо лучше, чем какая-нибудь бабёнка! Ну что, сделаем это сегодня вместе. Заработаем бабосиков?
Я ошалел. Как такое могло приключиться со мной?
— Нет!
— Тогда завтра?
Я ничего не отвечаю, мы молча идем домой. Я размышляю вслух.
— Твоя мама красивая…! А твой отец? – спросил я.
— Он нас бросил, ушёл от нас… да ещё и с таджичкой в придачу! Моей мамаше, честно говоря, было насрать на это, она настоящая блядь, получила, в результате, возможность шпилиться со всеми подряд без всяких проблем! Двое рабочих приходят в её пекарню в четыре часа утра. Платит она им за эту подработку нерегулярно, и когда с деньгами туго, предлагает расплатиться натурой. Я не раз пялился на это их получение зарплаты. Каждый день одно и то же! Хриплый голос мамаши: «Ну, ханыги, давайте уже, покажите мне свои голые задницы!» Мамочка плюхается на диван, широко раздвигает свои большие, белые, целлюлитные ляжки, смачно плюёт себе на пальцы и разделяет губы на своей пизде, тщательно расчёсывая пальцами свой большой черный хохолок... мохнатый куст, гнездо мандавошек! Она ласкает себя какое-то время. У обоих парней стояк. Ей это нравится. Ей всё равно, смотрю я на неё в это время или нет. «Хватит уже пялиться на меня, а то я скоро и без вас кончу.» Они трахают её по очереди... сильно входят, практически, одно неосторожное движение, и они могут раздавить свои яйца. Она кончает, работяга орёт и тоже кончает, и это меня возбуждает. В середине месяца она, обычно, играет в самку-собаку, подставляя своим помощникам задницу. «Это день маленькой тугой жопки! - Объявляет она. - Накормите меня, засранцы, сегодня посильнее! Вы же не тряпки! Давайте, работайте!» Парни от души шлепают её докрасна своими огромными ладонями, одновременно трахая членом глубоко в задницу...
Мне тяжело слушать этот рассказ! Это ужасно, но эта фигня меня возбуждает!
xxxxxx
Вечером на ужин одно и тоже... вареные яйца… плохо, вернее слишком проваренные. Желток, как гнилой желудь, а белок - склизкий, словно жидкость из члена Валентина. Больше есть нечего. Выхода нет. Мне придётся пойти в старый полуразрушенный дом! Это я принесу им пожрать нормальной еды, а не они меня будут кормить этим дерьмом!
Мне приснилась мать Валентина. Её груди... тесто для хлеба... мягкое, присыпанное серой мукой. Я лизал, месил, кусал малиновые соски, молоко лилось ручейком, заливая всё вокруг. Простыня подо мной промокла. Надо мной нависло искажённое злобой лицо отца: "Опять ты обоссался, маленькая гнида!" Он хотел избить меня, голого, с членом, торчащим колом. Наставил на мою грудь что-то, похожее на нож, как мне показалось. Папаша приближался, уже к моему лицу, хотел, наверное, выколоть мне глаза. Я вырвался из объятий этого кошмара, пукнув от страха и выплюнув горячую жидкость из головки своего члена, забрызгав всё вокруг, а заодно и своего трясущегося от злобы папашу. Я затрясся от наслаждения, смешанного со страхом, и тут моя мама проснулась:
— Федя, ты заболел?
— Нет, мама, это просто плохой сон.
Тело покрыто каплями пота. Меня знобило... грязный ветерок с улицы. Наши окна полный отстой. В деревянных рамах сплошные сквозные трещины. И в стёклах тоже!
Мой техникум такой же вонючий и грязный, как и весь наш район. Запах сортира повсюду! Штукатурка на потолках облезает пятнами... птичий помет на подоконниках… на стенах следы плохо стертых непристойных рисунков. Дерьмовые члены постоянно тёрлись об них. Весь этот несчастный молодняк... словно мелкие пацаны. Мы с пацанами постоянно рассуждаем о задницах... где найти ебабельных и дешевых шлюх.
Васька с выпускного курса. Хвалится, что он лишил девственности двух своих племянниц. Если бы у меня была сестра, мы бы тоже с ней непременно развлеклись. Уверен, это бы случилось после занятий спортом, в раздевалке. Там воняет потом, грязными ногами, гнилыми носками, мочой. Она хватает меня за горло и… это, я чувствую, меня заводит. Мы с парнями играем там в игру с похабным названием: «Понюхай мою жопу». Ловим одну зазевавшуюся малютку, связываем шнурками ей руки, и я засовываю два пальца ей в задницу. Покрутив в горячей дырке, выдёргиваю и заставляю её лизать их, а потом засовываю ей глубоко в горло, до самых миндалин! Из её глаз хлещут слёзы, она наклоняет голову и её рвёт вонючим фонтаном с запахом свинины и фасоли.
Частенько мы с пацанами сравниваем наши члены, а то и дрочим их. Пол в раздевалке скользкий, настоящий каток. Блиновс, наш учитель физкультуры, полный мудак. Представьте себе, что его это не волнует, а лишь забавляет. На наше здоровье ему начхать! Он возбудился... это видно по его растянутым треникам, из которых торчала палка в районе паха... Ему нравится хвастаться своими бедрами... красивыми, эффектными мышцами на груди, которыми он любит поигрывать на публике. Они обволакивают моё сознание, как и белые мраморные статуи в книге по истории. Волосатые, загорелые бедра. Цыпочки должны кончать в свои трусики при виде этого произведения искусства. Свои ляжки он регулярно показывает в парке, занимаясь там якобы пробежками!
