I.
- А знаешь что, Машка? Если хочешь помещение, подложи под Козлодоева свою Анжелу, старик падок на коротенькие юбки, дело выгорит, верно тебе говорю, - советовала Наталья своей подруге Марии.
- Да ты с ума сошла! - Округлила глаза Мария и от возмущения даже приложила ладонь груди, - чтобы я своей дочерью торговала, да ни в жизнь. Ей едва 19 исполнилось, а ты ее - в такую грязь. А принципы, а мораль?!
- Какая мораль, дорогуша? Вспомни Маркса, нет такой подлости, на которую не пойдет капиталист ради 300 процентов прибыли. А тут не подлость даже, а банальная бизнес — стратегия. Сделай разок и будешь обеспечена на всю жизнь и ты, и Анжела, дочь твоя. Еще и спасибо тебе скажет. А, нет, так будете в нищете сидеть со своими принципами.
Наталья и Мария — это давние подруги - однокурсницы, возрастные бизнес — вумен, вернее Наталья преуспевающая бизнесменша, владелица небольшой сети тур — агентств, приобретшая в кругах знакомых прозвище «Лягушка — путешественница», а вторая «десятая вода на киселе», она лишь страстно мечтала о своем деле — маленьком салоне красоты, а пока делала маникюр на дому.
Недавно Мария заприметила удачное помещение под салон, затеяла покупку, она сумела скопить небольшую сумму, но у нее не хватало денег, вот она и явилась к успешной товарке за кредитом.
Женщины переместились из офиса Натальи в приятное, уличное кафе и теперь сидели там и тискали чашечки с кофе. У Марии был черный «Эспрессо», а у Натальи молочный «Латте».
- А что за помещение? - Спросила Лягушка — путешественница. Было время, когда она, как женщина, потеряла всяческое приличие, страшно запустила себя, располнела, подурнела, расслоилась подбородками, растрескалась морщинами, и, казалось, что она окончательно потеряна для любви и половой жизни. И вдруг, буквально в один момент, взяла себя в руки, занялась телом, и вот втянулся живот, обтесались бедра, сдулись подбородки, исчезли морщины, она выпустила из — под вечной, нелепой шляпы крашенный — перекрашенный ржавый волос, сделала завивку, тряхнула головой, и явилась миру новая златокудрая красавица с пронзительными синими глазами. И все ахнули. Оказалось, у Натальи завелся молодой любовник
- Один очень уютный подвальчик у Преображенского храма, - сказала Маша про будущий салон.
- Это, где магазин «Белый остров», что ли? Да ты очумела?- Всплеснула ухоженными руками с изумительным маникюром Лягушка. - Салон красоты в подвале. Да кто туда пойдет?
- Пойдут, - убеждала самозанятая маникюрша. - Там недалеко рынок и торговый центр - золотое дно.
- А кто там хозяин всего здания?
- Какой — то Дмитрий Назаренко, вроде москвич, его фирма у нас много чего скупила.
- Подожди, Машка, не тараторь, не тот ли это Назаренко, что с МЧСниками судился?
- Он самый.
- Ну, здрассьте, какой же это москвич, местный он, просто в Москву вовремя уехал, это сын нашего Старика Козлодоева.
- Николая Семеновича?!
- Его.
Стариком Козлодоевым подруги называли своего институтского преподавателя математики, ему тогда было в районе 40, но все его уже и тогда считали дедом за чудаковатость, академическую любовь и приверженность к точным наукам и вечную рассеянность. А потом случилось чудо — грянула Перестройка, профессора уволили с кафедры, он поправил очки, чего — то там рассчитал, размножил, купил, продал и попер у него бизнес в гору, да так, что к моменту описываемых событий был Николай Семенович олигархом федерального масштаба, которого побаивалось даже правительство, и гордился родной город, где он бывал крайне редко, но теперь как раз гостил здесь.
Он выступал меценатом родного ВУЗа и явился на какое — то знаковое мероприятие.
Вот Наталья и уговаривала теперь Марию «подъехать» к нему по старой памяти таким испытанным способом, как соблазнение молодым телом, ведь еще в бытность свою преподом Старик славился небывалой любовью к студенткам.
- Даст команду сыну, он тебе то помещение даром отпишет, - гарантировала Лягушка.
- Зачем мне даром, я согласна заплатить, добавь мне только миллион, я отдам. У меня и договор уже на руках, осталось деньги перевести, и дело в дамках.
- Говорю, покажи ему Анжелку. Рассиропится старый хрен, велит сыну, тот все подмахнет.
- Да у него таких Анжелок, поди, миллион, - вздыхала Мария. Да и как я к нему попаду? Кто я, а кто он.
- Не скажи, дочь у тебя красавица писанная, а попасть тебе к нему легче - легкого, скажи, что бывшая его студентка, и что он так тебя подковал математически в институте, что ты успешно занимаешься бизнесом, хочешь сказать спасибо, то, се… Прогони ему какую — нибудь шнягу, что ты, не придумаешь, что ли? А ему будет приятно. А телефон тебе я его добуду, обещаю.
- Денег не дашь, Наташа?
- Не дам. И прогоришь, и должницей себя будешь чувствовать. Нету у тебя, Маша, коммерческой жилки. Вспомни, как ты косметикой торговала, и смех, и грех, впарили тебе контрафакт на сто тысяч, а продала два тюбика, еле от коллекторов отбилась. Пили ноготки потихоньку, вот и все дела.
- Есть, я чувствую. Мне только чуть подняться, я смогу.
- Тогда иди к Козлодоеву.
- Нет, - твердо сказала Мария и посмотрела на площадь, залитую солнцем. Из — под тенистого козырька кафешки ее камни казались ослепительно белыми. - Не для того я дочь растила, чтобы ко всяким козлам ее в постели подкладывать. Да и невозможно это, у нее парень есть. И что это булет? Нет!
II.
- На завтра, на вечер ничего не планируй, у нас важная встреча, - сказала Мария дочери Анжеле, студентке — первокурснице местного вуза, миниатюрной, но дивно сложенной красатуле с наивным личиком и огромными зелеными глазами. Когда они закрывались, казалось, весь мир теряет всякий смысл. Марии часто нахваливали дочку, а она отшучивалась, что дочь — не от нее.
- Что за встреча? - Навострила ушки девчонка.
- Так, с типом одним. Козел, ну очень важный.
- А я причем?
- Будешь мне поддержкой, построишь ему глазки, немножко…
- Чего — то, мама, я не пойму…
- Чего ты не поймешь?
- Ты что меня кому — то сватаешь, что ли? А Юра?
- Так, дорогуша, сядь! - Указала мать на диван. Дочь присела, явно волнуясь.
- Ты хочешь жить нормально, иметь вот эти джинсики, это кроссовки? - Трясла перед лицом у дочери шмотками решительная женщина. - А за учебу чем платить? Так вот и помоги матери, пришло время, пора, я устала все тянуть на себе. Я себе новые колготки третий год не покупаю. Построишь глазки одному хорошему дедушке, не раскиснешь. А больше от тебя ничего и не требуется.
- Я тебя ненавижу! - Всхлипнула Анжела, вскочила, убежала в соседнюю комнату и затаилась там.
В тот день как - то так получилось, что все не задалось с утра. К вечеру обе родственницы были крайне взвинчены, и разговор этот мать затеяла явно не ко времени.
Она пришла на кухню, достала из холодильника початую бутылку водки, зачем - то встряхнула ее, набухала чуть не пол — стакана и, отчаянно зажмурившись, выпила.
III.
Анжела сидела за столом напротив Старика Козлодоева, потупив глаза, то и дело сердито поглядывая на вчерашнего профессора как хомяк на хозяина, который доставал его своей щекоткой. В сумочке у нее лежал договор купли — продажи того самого чертового подвала.
Случилось это уже после встречи - знакомства матери и дочери с олигархом, которая состоялась накануне в ресторане. Была она не то, чтобы очень теплой, но результативной — богач пригласил покупательниц к себе в офис, для того, чтобы рассмотреть условия сделки. Мать естественно вдруг «приболела», и интересы приобретающей стороны предстояло отстаивать нашей Анжеле, которую Мария практически силком вытолкала на беседу.
Старик страшно не понравился принципиальной девушке еще в ресторане, понимая свою роль в этой сделке и принципы, которыми руководствовался Козлодоев в бизнесе, студентка его просто возненавидела. На что тут надеялась мать, не понятно.
По пути Анжела вынула серьги из пылающих ушек, стерла помаду, нарочно размазав ее по подбородку, всем своим видом она выражала решительный протест. Старик все понимал, и его все это страшно забавляло.
Ему на фиг не сдалась ни эта сопливая девчонка, ни ее мать, но он играл в эту навязанную ему игру, и ему уже было интересно. Тем более, что на тот момент делать в этом городишке видному столичному гостю особо было нечего.
- Вы, я вижу, чем — то взволнованны, вас кто — то обидел? - Смотрел он на визитершу, но видел лишь белый шнурочек пробора на ее горькой головушке.
Николай Семенович представлял из себя среднего телосложения, поджарого, спортивного вида, лобастого старика, с впалыми щеками и седым чубом, дымом паровоза зачесанным назад между двумя крутыми, смуглыми залысинами. Одет он был не то чтобы вызывающе богато, но крайне стильно, причем по текстуре вещей было сразу видно, что это породистый материал - ворот сорочки сиял снежной белизной, запястье охватывали массивные часы, с одного взгляда на которые становилось понятно, что стоят они миллионы. В кабинете были опущены жалюзи, включена дневная, мягкая подсветка, помпезные кресла пахли настоящей кожей и смесью самых дорогих и тонких парфюмов.
Стол был до того дорогущий, что красавица видела в нем свое отражение, почти как Аленушка в пруду.
Честно говоря, Анжела, да и ее мама, впервые увидели личность такого масштаба так близко и оробели. Собственно, потому встреча в ресторане и вышла такой скомканной.
Мария ожидала, что столкнется за столиком со вчерашним, зашуганным студиозусами преподом, в застиранных штанах с узкими, короткими штанинами и ветхозветном пиджаке с рукавами, испачканными мелом, а тут был уже другой, радикально изменившийся человек, у которого даже от его приветливой улыбки веяло могуществом. А тут еще, как назло, не признал Козлодоев в этой Марии Нееловой, явившейся за подвальчиком, своей бывшей студентки.
