Проснулся я ещё затемно, но время было уже много, так как зимой светает поздно, в районе восьми утра. И в подтверждении этого я услышал сквозь окно отдаленный звук работающего пускача. Это колхозники на базе заводили свои трактора. Несмотря на воскресенье, в колхозе был рабочий день не для всех колхозников, а для тех, кто работал в животноводстве. Доить, поить и кормить коров нужно было каждый день, и у доярок и механизаторов не было выходных.
Матери на кровати со мной рядом не наблюдалось. Одежда её исчезла, как и тарелка с остатками закуски со стола и бутылка из под вина с окурками. Мать оделась и ушла на кухню помогать подруге Вале по хозяйству. И оттуда уже слышался её голос. В привычной для себя манере продавщицы, мама Нина отчитывала мужиков, которые пришли к ней на кухню за похмелкой.
Но вскоре голос матери стих, на кухне воцарилась тишина, а потом захлопала входная дверь. Мужики, получив желаемое пойло из рук симпатичной большегрудой шатенки, поспешили на улицу курить. Да и моя мать отчитывала их по привычке. Ей не жаль было чужой самогонки, тем более, что сегодня был праздник - свадьба, и в такие дни спиртное не жалели.
Я лежал на кровати, укрытый одеялом, в темноте и вспоминал события прошедшей ночи. До того было нереальным произошедшее со мной, что я даже ущипнул себя за бок. До боли. Аж вскрикнул.
Возможно, я бы и списал все на пьяный сон, но стойкий запах польских духов, исходящий от подушек и простыни, развеял все мои сомнения. Мама Нина. Никакой не сон, а самая настоящая явь. И она лежала со мной на этой самой кровати, обнимала рукой и прижималась ко мне голыми сиськами.
А ещё она без стеснения писала при мне, сидя на корточках, и я видел у нее чёрный треугольник волос на лобке и само влагалище, вход в которое был прикрыт половыми губами, похожими на перезрелые сливы. И из влагалища вырывались струи мочи, плавя снег у матери под ногами.
Но меня больше не вид её пизды зацепил, и не то, как она ссала. А её груди. Было блаженством их взять в руки и держать на них ладони. Сиськи у мамы Нины были обалденные. Тяжёлые, вытянутые, словно дыни, с крупными тёмно-коричневыми сосками и не сильно отвислые. А главное - упругие и очень нежные.
А кайф, который я испытал от того, что родная мать дрочила мне член, был в сто раз приятнее, чем я это делал сам. И оргазм был в разы сильнее. По кайфу было кончать и смотреть сидящей рядом со мной матери в глаза и видеть, как ее зрачки расширились от удовольствия.
Мать не хуже меня словила кайф, держа крупный член сына в руке. И когда я застонал во время оргазма, она аналогично издала слабый стон. Я отчетливо слышал, как из маминых губ вырвались нотки удовольствия. А это означало только одно, что моей матери жутко понравилось дрочить мне член. И она, возможно, это занятие повторит. При определенных обстоятельствах.
На большее я и не рассчитывал. Лишь бы ещё раз увидеть ее голые груди, прикоснуться к ним, взять в руки. И почувствовать, как мамина ладошка, немного грубоватая от работы продавщицы, обхватывает мой член и мнет его пальцами.
По идее, это должно случиться сегодня. Свадьба будет идти второй день, и мать по любому останется ночевать в доме своей школьной подруги. Так как автобус, на котором можно было добраться до нашего города, ходил один раз в день строго по утрам. И мы вновь с ней окажемся вдвоём в маленькой комнате за печкой. Со всеми вытекающими последствиями.
С этими приятными мыслями я встал с постели, заправил кровать в свете наступающего утра и, одевшись, заметил на столе пару сигарет. Это был любимый моей матерью кишиневский " Космос". Она предпочитала эти сигареты всем другим маркам. И оставила пару штук мне, наверное, в благодарность. Ведь ей тоже было приятно со мной.
Я взял сигареты, столь любезно предоставленные мне матерью, и поспешил в сени, где висела моя одежда. Потому как ссать хотелось сильно, ведь вчера я не сходил толком в туалет и ночью пил вино на двоих с матерью. И мой мочевой пузырь готов был лопнуть.
В сенях ярко горел свет и половины одежды на вешалках не было. Проснувшиеся гости, похмелившись на кухне, надели одежду и вышли на улицу курить. По этому я без труда нашёл свою куртку, ботинки и шапку. Которые вечером оказались под другими вещами.
Поздоровавшись с курящими у крыльца мужиками, я закурил сигарету и поспешил за сарай. Мной двигало желание не только опорожнить мочевой пузырь, но и увидеть вчерашний след мочи на снегу, оставленный моей мамой. И я его увидел, едва зашёл за сарай.
Чуть подальше от стены были видны следы от валенок без калош и большое талое пятно, сквозь которое виднелась зелёная трава. Ночью там сидела на корточках мама Нина и плавила ссаками снег. Причём ссала моя мать настолько обильно, что растопила снег мочой до земли.
И сейчас я стоял возле того места, где сидела моя мать, и ссал, направив струю в проталину. И уже кончая ссать, я попытался вывести мочей на снегу имя Нина, но у меня получилась одна большая корявая буква Н, которую я тут же затоптал ботинком.
— Болит голова, парень? Нин. Может, твоему сыну водки налить? - спросила у меня и моей матери хозяйка дома тётя Валя.
Они с мамой Ниной были на кухне, когда я в нее вошел. Помыть руки и умыться.
— Он что тебе, алкаш, Валя. Не хватало ему ещё водку пить по утрам. Выпьет, когда за стол сядем, и под хорошую закуску. А сейчас пивом голову поправит, если она у него болит. - ответила подруге моя мать, доставая из холодильника бутылку жутко дефицитного " Жигулевского".
На свадебном столе присутствовало пиво, но в небольших количествах. И часть бутылок держали в холодильнике для нужных людей. Моя мать, как подруга хозяйки дома и помощница на кухне, решила побаловать дефицитным пивом меня, своего сына.
— Да у меня особо не болит голова, мам. Но от пива не откажусь. Пить охота сильно. А от воды желудок болит. - нарочно соврал я матери, беря у нее из рук бутылку, смотря при этом ей в глаза, пользуясь моментом, что тётя Валя отвернулась от нас, ставя ухватом чугуны в русскую печь.
Беря у матери бутылку, я умышленно коснулся рукой её ладошки, которой она ночью обхватывала мой член, и слегка сжал. От чего карие глаза моей матери немного расширились. Но в целом она осталась невозмутимой, и весь её вид говорил о том, что между нами будто ничего не было.
— Тогда пей и начинай нам помогать. Опять бери открывалку, открывай консервы и лимонад. - сказала мать, отходя от стола к плите, где жарились в большой сковороде котлеты.
Разговаривая со мной, мама Нина и вида не подала о том, что случилось между нами прошедшей ночью. И меня это не удивило. Мать была трезвой, а трезвая она не такая раскованная, как пьяная.
Второй день свадьбы в целом был похож на первый. Все те же пьяные лица за столом и бесконечные поздравления и пожелания молодым долгих лет семейной жизни. Разве что некоторое разнообразие внесли ряженные - обязательный атрибут второго дня русской свадьбы.
Худая тётя Лида нахлобучила на голову милицейскую фуражку с кокардой, натянула на себя галифе с лампасами и надела рваную солдатскую шинель с погонами. А её подруга, полноватая тётя Зина, и вовсе нарядилась ведьмой, измазав сажой лицо. Надев на себя тряпье, подпоясалась веревкой, взяв в руки метлу.
К ним присоединились ещё несколько ряженых баб, одетых кто во что горазд. Они сели в сани, а мужики на некоторых из них были сверху накинуты козлиные и волчьи шкуры, взяли в руки оглобли и стали катать сидящих в санях женщин по двору. Бабы, шутя лупили мужиков по спинам кнутами и всячески их подгоняли. Кончилось это дело тем, что мужики умышленно вывезли ряженых баб в санях со двора и завалили их в сугроб.
Сани опрокинулись, и бабы завизжали, падая носом в сугроб. А мужики стояли рядом и пьяно хохотали, смотря на своих жен и подруг, барахтающихся в снегу. Но вот бабы вылезли из сугроба и с воплями накинулись на мужиков, по чьей вине они свалились в снег. Началась шуточная потасовка. Снова все попадали в снег, но на этот раз и бабы, и мужики.
Вдоволь навалившись в снегу и основательно замерзнув, ряженые бабы и мужики, а так же остальные гости свадьбы, которые вышли во двор смотреть на представление, поспешили в дом за столы. А там их уже ждало горячее: котлеты с пылу с жару, вареная картошка, запечённая в печи гусятина и много других разнообразных закусок. А уж выпивка в виде самогона и водки лилась рекой.
Не обошлось на второй день свадьбы и без мордобоя. Традиционный, но не обязательный атрибут русской деревенской свадьбы. Сначала повздорили двое мужиков за столом. Один из них - мой недавний знакомый Степан, муж полноватой тёти Зины, а другой, вроде как городской гость, приехавший на свадьбу.
Они о чем - то спорили друг с другом, сидя за столом, а потом вышли на улицу выяснять отношения на кулаках. На подмогу к городскому мужику вышли двое его приятелей. И деревенские мужики тоже не остались в стороне. На улице затевалась массовая драка, которая едва не переросла в побоище, так как у деревенских появились колья в руках.
Но тут во двор из дома выскочили бабы, жены дерущихся мужиков. И общими усилиями угомонили буянов. Которым особо и делить друг с другом было нечего. А весь сыр бор произошел иза того, что один из мужиков, Степан, служивший в армии в десантных войсках, высказался неуважительно по поводу службы другого мужика, городского гостя, который проходил срочную в артиллерии.
Мужики вернулись за стол и выпили мировую. И многие это сделали с удовольствием, так как разбивать друг другу носы ни за что никому особо не хотелось. А вышли во двор за компанию.
Мать то сидела со мной за столом, выпивала и закусывала, то вставала и уходила на кухню к тёте Вале, и вместе они подавали на столы выпивку и тарелки с едой. Две другие помощницы, Зина с Лидой, повеселившись на свадьбе, ушли на работу на ферму доить коров. И поэтому моя мать и не сидела долго возле меня как к примеру вчера. Но она уже была поддатой. И это радовало.
