— Ромочка, спасай, ты единственный мужчина, я не переживу такого позора, меня все знают, — Светка Мончажкина жалостливо сложила бровки домиком, заглядывая в глаза белесого паренька. Вот уже полгода, с первого дня учебы, как он тайно влюблен в нее. И, надо сказать, не без оснований: на недавно прошедшем Татьянином дне та стала "Мисс Кулинарный колледж №4".
Сейчас губы ее дрожали, а в глазах застыли слезы, вот-вот готовые смазать красиво подведенную тушь. Вместе с тремя одногруппниками они проходили практику в заготовочном цеху столовой, где она и стащила деньги из пальто чернобровой Лейлы Джафаровны, здешней завсклада. Подозрение пало на студенческую четверку и они были поставлены перед выбором: вернуть деньги или разговаривать с полицией.
Рома мялся, держа в руках мятые бумажки, еще недавно спрятанные за вырезом тугой Светкиной груди. Он, конечно, не собирался ей отказывать, но еще ему хотелось бы пригласить ту погулять и он не знал, как начать, особенно когда кроме Светки на него смотрят ее закадычные подружки, вечно его подкалывающие. Дверь подсобки открылась и на пороге возникла Джафаровна, слишком ярко и вызывающе накрашенная для своих 45-ти лет. — Роман, это у тебя что, мои деньги? — удивилась та. Этот худенький невзрачный студентик меньше всего походил на вора. — Извините его, Лейла Джафаровна, он больше не будет, — влезла, не давая оправдаться пареньку, Светлана. — Так, всем за работу, а ты останься, — обратилась Лейла к тому.
— Мать родная назвала Романом, ай-мама-джан, и теперь я шарю по карманам, — пропела завскладом слова из блатной песенки. Джафаровна забрала у краснеющего паренька деньги, сунув их в карман белого халата. Упершись в того объемной грудью, вечно вываливающейся из отворотов, она взяла его за подбородок, требуя, чтобы тот поднял глаза. — Ну, как извиняться будешь, воришка? Рома только и смог, что выдавить "Простите". — И всё? Я же тебя из шараги твоей вышвырну, — угрожала та. — Такой скромный, серьезный мальчик, ты мне сразу понравился, я тебя даже на разгрузку ни разу не посылала, и вот так ты мне решил отплатить? Тот пожал плечами и немного отвернул голову, глядя вниз. Та шумно и неодобрительно засопела. — Ты хоть понимаешь, что это уголовное дело, сопляк? В тюрьму захотел? Рома помотал головой.
— Не мог мне сказать, что тебе деньги нужны? Я бы дала, за одну услугу, догадываешься какую? — Красноротая женщина с глазами навыкате внезапно впилась в несмелые губы, с силой проникая языком в мальчишеские уста. Рома оцепенел, безучастно позволяя хозяйничать Лейле в своем рту. Та распустила пару пуговок на халате и, взяв ромину руку, сунула её себе в вырез, продолжая жарко лобзать студентика. Тот, вопреки ее ожиданиям, не стал ласкать видавшие виды прелести, но и руку не убирал. Жарко дыша, она положила его вторую руку себе на талию и начала массировать член через брюки.
Рома словно смотрел на себя со стороны, отстраненно воспринимая все манипуляции завсклада. Та уже расстегнула ему ширинку и запустила туда руку, неожиданно для себя обнаружив вялый, даже съежившийся член. — Мерзавец! — вспыхнула она и отвесила мальчишке звонкую пощечину. — Чтобы духу твоего тут не было! — застегиваясь на ходу, хлопнула она дверью.
Понурый Рома надел свою поддергайку и уныло побрел в общежитие. Оно встретило его привычным запахом канализации, дешевого шампуня и чего-то горелого с кухни. В комнату его не пустили: ребята, делившие ее с ним, пригласили к себе девчонок, думая, что тот вернется только вечером. Тяжело вздохнув, он поплелся в конец коридора, на общую кухню.
* * *
Ёжась от утреннего морозца, он встретил Свету у выхода. — Ромка, спасибо, что спас, — она нервно переступала с ноги на ногу и бегала глазами, переводя взгляд то на Рому, то на входную дверь. — Ты что-то сказать хотел? Говори быстрее, а то сейчас Толик с дружками выйдет, ты его знаешь, — она жевала жвачку и от того чавкала при разговоре. — Может, сходим куда-нибудь вместе, погуляем, — выдавил тот. — Ты что, дурак, он же тебя зарежет! — Толик учился курсом старше и был вправду бешеным, на прошлой неделе он отпинал старшекурсника, да так, что тот потом писал кровью. — Светик, а вот и я! На пороге появился Толян. — А это что за чепушила? — расхристанный, в меховой шапке на затылке, парняга ухватил тщедушного паренька за отворот старенькой куртки. — Это Рома, ему Маша нравится, телефон просил, — вмешалась Света. — Маша, три рубля и ты наша! — с этими словами парняга засосал в губы хихикающую подружку. — Ром, нам некогда, спроси номер у Юльки Харитоновой, они дружат, — сказала она на прощание.
Рома, фантазируя, как он вырубает с одного удара Толяна на глазах у Светки, нырнул обратно в дверь общежития, налетев на коменданта, Татьяну Алексеевну. — А, Лапшин, ты-то мне и нужен. Выселять тебя будем, иди к директору за документами. — Как выселять? — дрогнул ромин голос. — Отчисляют тебя, неудов поди нахватал, к мамке с папкой домой поедешь.
Родителей у Ромы не было, мать залетела неизвестно от кого, а когда ему было около 5, замерзла пьяная на железнодорожной станции. Его забрала на воспитание ее сестра, тетя то есть. У той были свои дети, а когда она сошлась с Вадимычем, то житья Ромке в их стареньком бревенчатом доме совсем не стало. Хорошо, хоть деньги присылали, правда, в этом месяце почему-то не было перевода. Перебои случались и раньше, хорошо, что прилежный Рома получал повышенную стипендию за отличную учебу.
Рома стоял в приёмной директора. Баба Зина скатала ковровую дорожку, готовясь мыть пол. Секретарша вышла, брезгливо морща нос от запаха хлорки. — Чавой натворил, родимай? Техничка убирала и общежитие и немного знала Рому, при случае заговаривая с ним, вот как сейчас. Тот, не имея друзей, охотно с ней общался, постепенно пересказав той всю незамысловатую историю своей нелегкой жизни. — Да вот, выгоняют, — вздохнул тот. — Мать честная, а куда ж ты теперь? — обомлела та.
— Лапшин, зайдите, — раздался голос из-за двери с табличкой "Директор". В кабинете, обшитом деревянными панелями, сидел усталый седой мужчина с глубокими проплешинами. — Оторвав взгляд от бумаг, он перевел его на Рому. — Здравствуйте, — глядя в пол, проблеял белобрысый паренек. — Садитесь и пишите на отчисление по собственному, — протянул он пустой белый лист. Сейчас Ирина Павловна образец принесет. Ирочка, подойдите, — окрикнул он. — А нема ея, вышли, — на пороге стояла баба Зина. — Я у ней там все намыла, освободить бы надо. — Зинаида Викторовна, обождите, сейчас этого героя оформим. Там у Иры на столе образец заявления должен быть, принесите, пожалуйста. — Ох, чего творится, мальчишечку-то да на мороз, — пробормотала она, принеся бумагу.
— Ромочка, ты меня у общежития подожди, не брошу я тебя, страдальца, — встретила она поникшего взором паренька у выхода из кабинета. Казалось, даже межбровная бородавка, и та, излучает сейчас жалость.
Под надзором комендантши собрав нехитрые пожитки в сумку, Рома сидел в обшарпанном вестибюле. В голове его было пусто, а будущее, хоть и туманное, не обещало чего-то хорошего. Деньги подходили к концу, многообещающая специальность теперь была недоступной, а дома у тетки его ждали побои. — Если вообще домой пустит, — мысленно поправил себя он. Когда в проеме показалась грузная фигура бабы Зины, он прищурился, не совсем узнавая ее. Та стояла в дубленке, без обычных для нее ведра и швабры. Она даже нанесла какой-никакой макияж: красная помада, тени, тушь. Все это, конечно, было немного колхозным, но всё равно выглядела она преображенной.
— Дождался, мальчоночек, чай не признал без халату-то, — сказала она, радуясь произведенному эффекту. — На-ко, сподмогни, а то я намахалась с утра, — она протянула ему пакет с продуктами. — У меня поживешь, домой-то тебе нельзя, со свету сживут, — сказала сердобольная женщина, поглядывая искоса на своего "приёмыша". — Спасибо, баб Зин, — прогнусавил тот и втянул плечики. Пока они шли к его новому жилищу, Рома рассказал, как он спас Светку. — Охмурила шалава, — неодобрительно прокомментировала Зинаида, наморщив свой большой, картошкой нос. — Душа у тебя добрая, я такое только в сериалах видела, — добавила она.
— Ну вот, здесь я и живу. Рома стоял на пороге узенькой, тесной комнаты с единственным окном. У одной стены стояли шкаф с полутораспальной кроватью, у другой стол, пара стульев и холодильник, на котором поблескивал экраном маленький телевизор. Все эти предметы имели вид поживший, под стать хозяйке. — Где туалет с душем я тебе показала, давай будем чаи пить. — А где же мне спать? — неуверенно озираясь произнес Рома. — Попрошу у Ритки раскладушку, ты разгинайся, да садись, — засуетилась уборщица. Рому обдал запах "Красной Москвы" вперемешку с хлоркой.
Попив чаю с бутербродами с маслом и вареньем, Зинаида отправилась к соседям за раскладушкой. Рома уселся на кровать, хлопая белесыми ресницами: по телевизору показывали фигурное катание. Осознание происходящего потихоньку начало проникать в его замороженное бурными событиями сознание. Если буквально вчера он имел четкое представление, что будет делать в ближайшие три года, то теперь он, словно оказавшись голым и босым, заглянул в приоткрытую дверь неизвестности. Очертания его судьбы могла бы наметить армия, но его туда не взяли из-за неважного здоровья. Он еще раз вспомнил разговор со Светой, простуду на ее губе, замазанную помадой, запах дынной жвачки и то, как она его защитила, соврав про Машу.
— Отдали они раскладушку с концами, — с порога заявила техничка. От выпитого чая и ходьбы по этажам ее прошиб пот, который стекал сейчас под кофтой. — Уффф, умаялась, переоденусь, — она открыла дверцу шкафа, отгораживаясь от Ромы. Скинув с себя кофту и юбку она осталась в бюстагалтере и трусах. Дверца не особо помогала что-то скрыть, потому что висящие до пупка груди и рыхлые бедра отражались в зеркале, повешенном у двери. Сняв и лифчик, баба Зина надела тонкую ночную сорочку и накрыла плечи шерстяным платком. — Щас полчасика фигуристов поглядим, и спать, — сказала она, закрывая дверцу. — Сыночка, ты у стенки у меня ляжешь, я завтра рано встаю, — Зинаида села рядом с осоловевшим пареньком. — Я тебе ключи на столе оставлю, сходи, погуляй, и щи к обеду нам приготовь, я забегу после училища. Продукты в холодильнике, только без присмотра на кухне их не оставляй, всё сопрут. Рома понимающе кивнул, это были знакомые ему общажные порядки.
