Я попалась быстро и глупо, не продав даже половины первой партии. Денег на покурить вечно не было, и я всё время клянчила у продавца, и он меня завербовал, тоже торговать. Наша завуч спалила меня из окна, и вызвала маму и полицию.
Приехала полиция, просмотрели видео с камеры, я, оказывается, торговала прямо под ней. Сказали, что арестовывают меня, и мы поедем в участок, только подождем маму.
Когда мама приехала она была в такой ярости, что я её едва узнала.
"Госпожа Ивлева, мы вынуждены арестовать Вашу дочь, за торговлю наркотиками, прошу ознакомиться как законного представителя лица не достигшего...", начал полицейский, после того как представился.
"Достигшего. Ей есть 18. Вы считать не умеете? Арестовывайте!", прервала его мама, она говорила отрывисто, сквозь сжатые зубы, на скулах ходили желваки, щеки покрывали красные пятна.
"Необходимо её обыскать".
"Так, обыскивайте!".
Они открыли мой рюкзак и высыпали содержимое на стол. Долго описывали каждый предмет, включая помаду и прокладки. И, конечно, тот самый пакет с фасованной наркотой.
"Гражданка Татьяна Михайловна Ивлева, вы признаете, что это принадлежит Вам?", спросил меня полицейский.
"Да", отпираться было бессмысленно.
"Что это?"
"Дурь".
"Синтетическое наркотическое вещество?"
"Да".
Они долго писали бумажки.
"Теперь необходимо провести личный досмотр...", сказал полицейский и замялся.
"Производите!", сказала мама
"По правилам женщина...".
"Обыскивайте вы. Я не буду ждать никакую женщину. Переживет! Жалоб не будет! Я гарантирую!"
"Мама!!!"
"Заткнись!"
"Вы, наверное, не поняли. Нам надо под одеждой осмотреть. И... ну... там... внутри", сказал полицейский смущаясь.
У меня внутри похолодело, и на глаза навернулись слезы.
"А, понятно", ответила мама полицейскому, и скомандовала мне "Раздевайся!"
Я, на тот момент, боялась маму больше, чем стеснялась полицейских, поэтому я начала раздеваться. Я первый раз раздевалась трезвая, не в темноте, перед взрослыми незнакомыми мужчинами. Руки дрожали, и если с галстуком удалось справиться быстро, то пуговки блузки никак не хотели поддаваться. Наконец я справилась с блузкой, и расстегнула юбку, она упала к ногам, и осталось только выйти из неё. Я осталась в трусиках, гольфах и кедах, бра я носила редко, стояла, и прикрывала грудь руками.
"Трусы!!!", хлестнул меня очередной приказ.
Я неохотно подчинилась, стянув трусики, почти до колен дальше они упали сами. Теперь было видно мою бритую писечку. Я почувствовала, что краснею.
"Повернись! Руки на стену! Шаг назад! Ноги шире!", сыпались мамины команды, и я их поспешно выполняла. В конце обнаружив себя в позе, когда все обычно скрытые места, стали совершенно открытыми. Мне было стыдно, но моя писечка потекла.
Я почувствовала на попе прохладное прикосновение, и потом что половинку попы еще оттягивают в сторону, и тут же холодное мокрое прикосновение у входа в писечку, и вход начал раздвигаться, видимо полицейский полез в писечку пальцами. Я кончила, и сразу стало еще больше стыдно, что я кончила от того что незнакомый мужчина залез пальцами мне в киску. Когда я перестала трястись, он еще немного подвигал пальцами внутри, и вынул их. Я выдохнула и расслабилась, и тут, ощутила скользкие, видимо от смазки, пальцы около дырочки попы. Когда они начали проникать, стало очень больно, и я закричала.
"Не ори! Терпи, давай!"
Я закусила губу, и стала послушно терпеть, пока он ковырялся в попе.
"Чисто!", сказал полицейский.
Я повернулась и увидела, как он снимает перчатки.
"Одевайся, и поехали в участок! Трусики не одевай. Сними гольфы. И вынь шнурки из кед".
"Пусть снимает кеды. Пройдется босиком", вмешалась мать.
Я сняла гольфы и кеды, и надела юбку и блузку. Полностью застегнуться мне не дали, терпения не хватило, сковали руки наручниками, и увели.
"Когда суд?", спросила мама.
"Если она признается, и согласится на упрощенное рассмотрение, завтра утром".
"Признается! Согласится! Поняла?!"
Я кивнула. Избегая смотреть ей в лицо.
***
В участке был еще один досмотр, его делали женщины и просветили ренгеном, и допрос. Я во всем призналась и подписала все бумажки о упрощенном рассмотрении и отказе от защиты. В камеру я попала уже ближе к ночи, и спала отвратительно, думая про завтрашний день.
Утром был суд. Он занял минут максимум пять. В зале нас было четверо: я, мама, прокурор и судья. Мне так и не дали ни обуться, ни белья. Так что я была только в блузке и юбке, и отчаянно стеснялась. Судья была строгая немолодая дама, а прокурор совсем молодой. Минуты три судья смотрела бумаги, потом спросила прокурора, о том какой срок он просит. Просил он аж 4 года. Судья задумалась и огласила приговор, 2 года общего режима, и что мне предлагается отработка, вместо заключения, на тот же срок.
Я, конечно, знала что это значит, но вчера, когда думала про суд, вообще об этом не подумала, и надеялась на условный срок. Конечно, отработка позволит закончить школу, и может быть даже поступить в институт. Но как я смогу на целых два года? Я всегда смотрела на них свысока, и тут мне самой предлагается стать такой. Я посмотрела на маму, потом на судью и молодого прокурора. Мама явно решила не вмешиваться в моё решение, она никак не отреагировала, на мой взгляд, судья спокойно ждала, а прокурор улыбался.
Я облизала пересохшие губы, в тюрьму мне совсем не хотелось, это точно конец надеждам на нормальную жизнь. Но решиться провести целых два года голой и общедоступной, было совсем непросто. Судья терпеливо ждала. Я приняла решение сглотнула, глубоко вдохнула, еще раз облизнула губы, кашлянула, и, глядя в пол, сказала, "Я согласна на отработку..." Голос был хриплый.
Судья быстро зачитала окончательный приговор и в конце, "...вступает в силу немедленно". К чему я совсем не была готова. Я сидела в прострации, ко мне подошел молодой человек в форме и замерил шею. Потом он вернулся и не положил передо мной широкий красный ошейник. Я смотрела на него и не двигалась.
"Что сидишь? Давай раздевайся! И одевай ошейник!", шикнула на меня мать.
Я почувствовала что краснею, встала и снова начала борьбу с пуговичками, руки слушались плохо, я старалась не смотреть ни на кого, продолжая изучать пол. Справилась с блузкой, и уже быстро расстегнула юбку, и она упала к моим босым ногам. Я начала было прикрываться руками, потом опустила их по сторонам, и подняла голову. Они смотрели на меня и ждали. Я снова сглотнула, опустила голову, трясущимися руками одела ошейник, и он защелкнулся с громким, "Клик!". Я вздрогнула, теперь мне предстоит носить его, и только его два года.
