51 градус 30 минут южной широты, 59 градусов 5 минут западной долготы.
Штормило. В Южной Атлантике начиналась зима. Замазав лица черной краской, мы высадились в Фолклендском проливе в ночь на 21-е мая. Сквозь тьму и холодные волны коммандос шли в первом эшелоне десанта. Волнение на море три балла, сила юго-западного ветра девятнадцать узлов, температура воздуха три градуса Цельсия. Зона высадки закрыта туманом, шел дождь со снежными зарядами. Десантные катера сели на мель и нам пришлось добираться до скалистого неприятельского берега по грудь в ледяной воде, с 50-килограммовым снаряжением на плечах, преодолевая сильное отливное течение.
Утром ненастье стихло и с континента прилетели аргентинские самолеты и стали бомбить нашу якорную стоянку. Их прогнали истребители с авианосца "Инвинсибл", но слишком поздно. Десантный корабль "Сэр Галахэд" полыхал как рождественская елка, ложась на дно бухты Сан-Карлос.
На берегу дела обстояли не лучше. Справа 7-й горный батальон гуркхов из Непала был прижат к каменистому пляжу огнем вражеской пулеметной точки. Чертов сержант приказал мне обойти ее с фланга и забросать гранатами. Но с фланга было минное поле. О нем никто не знал - инженерную разведку еще не успели провести... Заглушая своим галдежом даже звуки стрельбы, целая стая чертовых пингвинов ломанулась прямо через него к спасительному океану. Я решил ползти по их следу, считая эту тропу безопасной. Но птицы были слишком легкие чтобы сработал взрыватель нажимного действия, а я весил 150 фунтов. То, что надо...
Когда мои глаза снова могли видеть, то их взору предстало какое-то движение. Белое на синем. Как бело-голубые флаги Аргентины. Что это? Да надо мною же вьется флаг противника! В десяти тысячах миль от родного дома я попал в плен! Что теперь со мной будет?! Меня охватила паника. Вместе с ней вернулись и другие чувства. В первую очередь, непрерывная боль. Острая, множественная как тысяча уколов иголками. Словно какая-то адская швейная машинка строчила меня челночным стежком. Это подо мной перекатывались мелкие камушки, своими острыми гранями впиваясь в тело когда меня волокли по ним. Лежа на спине я насколько возможно запрокинул голову и посмотрел на тягловую силу. Ей оказались не солдаты, а две леди - пожилая и юная. Леди потому что не сеньориты. Видимо, из местных, из островитян. От прилагаемых усилий по моей буксировке их лица покраснели и лоснились пОтом на фоне ясного синего неба, которое я поначалу принял за аргентинский флаг. Его исчертили белые полосы инверсионных следов реактивных самолетов. Такая хорошая погода была большой редкостью на Фолклендских островах. Наверное, командование десантной операцией назначило дату дня "Д" и с учетом прогнозов метеослужбы королевского флота.
Я не ошибся. Согнувшись в три погибели, с большим трудом женщины тащили меня к своей ферме, если это можно так назвать. Какая-то жалкая лачуга рядом с полуразрушенным сараем, из которого доносилось жалобное блеяние пасторальных животных, напуганных стрекотанием вертолетов, непрерывно кружащих над островом.
Когда меня затащили через порог, жилище изнутри показалось мне более обжитым. Как никак здесь обитали две хозяйки. Но, тем не менее, все выглядело довольно убого даже по меркам тех мест, где я вырос. Меня оставили лежать прямо на деревянном полу из поскрипывающих прогнивших досок и стали раздевать. Стальную каску с маскировочной сеткой, десантный ранец и разгрузочный жилет с боекомплектом с меня сняли еще на пляже чтобы облегчить. Теперь настала очередь моей парки из специальной водоотталкивающей ткани Ventile, непромокаемых сапог на меху с рифленой подошвой, форменных брюк с двойными швами и накладными карманами, кожаных перчаток с обрезанными пальцами, шерстяного свитера и многослойного белья с толстым ворсом. Причем все это арктическое обмундирование с меня не срезали, как делают военно-полевые врачи чтобы скорей оказать помощь раненым, а аккуратно снимали. При этом женщины все время не проронили ни слова. Может, я оглох? Но нет, со стороны моря было отчетливо слышно как корабли Ее Величества на рейде ведут противовоздушный бой.
Ценой неимоверных усилий меня подняли и уложили на старую кровать с металлической сеткой. Сначала туловище, затем ноги... Ноги! Они остались при мне! Как и руки. Но конечности не двигались, хотя и начали покалывать, что говорило о постепенном возвращении их функционала. Мои спасительницы нагрели воды на печке и принялись губками омывать мое полностью обнаженное тело. Молодая заботливо умыла мне лицо от грязи и запекшейся крови. Хотя меня сильно знобило от переохлаждения, мелькнула шальная мысль, что было бы неплохо, если бы дальше она занялась моим членом... Нет, нет, не подумайте ничего такого! Просто проверить, работает ли он? Юная островитянка залилась краской, видимо, тоже подумав о чем-то подобном.
- Он отдал свою жизнь за тебя во спасение! - Наконец, подала голос старшая, указав перстом на распятие, висевшее на побеленной стене.
Я хотел поблагодарить их за то, что вытащили меня живым с поля боя, и объяснить свое чудесное спасение альтернативной версией. Мне посчастливилось не наползти животом на мину, а лишь задеть за проволочную растяжку - рядом на три фута вверх подпрыгнула "лягушка". Если бы я стоял в полный рост, то меня бы разорвало в клочья. Но, распластавшись на камнях как ящерица, я пропустил над собой рой зазубренных осколков, отделавшись взрывной контузией. Я собирался сказать все это, но язык не слушался.
- Не благодари нас, - снова произнесла старшая. - Восхвали Его!
Я восхвалил и провалился в тяжелый глубокий сон, обусловленный травматическим шоком. Мне снился Хайлэнд где я скитался беспризорным мальчишкой по вересковым пустошам и болотистым торфянникам, такими же как и здесь, на Фолклендах.
Когда я проснулся, то мне почудилось будто бы я дома, которого не помнил и не знал. Я сладко потянуля и понял, что мои руки уже действуют.
- Какая мягкая перина, - говорить я тоже мог.
- Мы с Кло ходим собирать пух на "птичий базар". - Девушка подняла мне подушку, усадила меня на кровати и подала кружку овечьего молока и сыр из него же. - Как тебя зовут?
- Энди, - ответил я.
- А я - Эбби, - она скромно улыбнулась. Между ней и той, что постарше, было какое-то внешнее сходство. Они родственники, не иначе, только я затруднялся определить степень их родства.
Снаружи в дом вошла Кло(тильда), закутанная в какой-то балахон, защищавший от пронизывающего ветра.
- Милостью всевышней ты очнулся, - сказала она мне. - Попробуй-ка встать.
Я было распахнул укрывавшую меня овчину как понял, что абсолютно голый. Эбби протянула мое выстиранное теплое белье и деликатно отвернулась.
- Не подсматривай! - Цикнула Кло, поймав ее взгляд на оконное стекло, в котором отражалась моя обнаженная натура. Та стыдливо потупила глаза.
Я оделся и встал. Левая нога прихрамывала, но видимых травм не было.
- Большое вам спасибо! - Обратился я к дамам. - Никогда не забуду, что вы для меня сделали. А теперь мой долг - вернуться в строй к боевым товарищам.
Женщины обернулись ко мне.
- Твой долг - остаться здесь, солдат, - назидательно объявила Кло.
- Почему?
- Мне видение было, - весомо объяснила она. - Крест Святого Георгия.
Архипелаг напоминал мне родное шотландское нагорье с его промозглой сыростью, вечно непрекращающимися ветрами с дождем и поросшими мхом скалами. Только звезды здесь были другими. Ночью в разрывах облаков безграмотная Кло, съехавшая на религиозной почве, увидела созвездие Южного Креста и приняла его за знамение свыше.
- Королева-заступница прислала своих солдат чтобы с божьей помощью избавить нас от нашествия приспешников дьявола, - продолжила она. - А Он внял нашим молитвам и послал тебя нам. Это Его воля, Эндрю, смирись.
Я не хотел мириться с тем чтобы застрять в прошлом веке среди дикарей. Я был слишком молод для этого и полон амбициозных планов на после войны... Но тут я мельком увидел обращенный ко мне кроткий взгляд Эбби. В нем что-то было. Может быть, надежда? Я не знал этого чувства потому что всю свою короткую жизнь прожил один без надежды на кого-либо. Вдруг я осознал, что тоже есть люди, которым надеется не на что и не на кого. Здесь, на осколке бывшей империи по среди океана эти две женщины загибались от безнадеги. Из-за этого Кло сильно уверовала. Ей больше ничего не оставалось, а Эбби... Ее взгляд ко мне - по-сути к чужому человеку - был полон страдания и надежды. Конечно, можно написать, что стало жалко мне ее, ну и я остался. Честнее будет отметить, что мне самому не очень-то хотелось возвращаться под пули и шагать по минам.
Кло заметила мою хромоту:
- Дай-ка ему палку, - по-хозяйски распорядилась она. Эбби протянула мне пастушечий посох. Я оперся на него, но последствия контузии все равно сказывались. В голове шумело и меня качало как на палубе "Сэра Галахэда". Это стало последним оправданием чтобы остаться у овцеводов.
Весь день женщины разрывались между делами по хозяйству и ухаживанием за мной. Поочередно они не оставляли меня на едине. Обо мне никто и никогда так не заботился. Это было неожиданно и очень приятно.
Я проснулся от того, что укрывавшую меня овечью шкуру кто-то распахнул и пролез под нее, нарушив мой сон холодом. Подумал, что это была Эбби, но ошибся.
- Господи помилуй, - Кло прошептала самую короткую молитву и стала задирать свою длинную ночную рубашку. Она взяла мою ладонь и просунула ее себе между ног. Там давно не было бритвы...
...Когда я подрос, то спустился с северных гор и перебрался в Глазго. Выживать там было ничуть не легче, чем в Хайлэнде. Я прибился к ирландским парням, которые были хулиганистыми, но при этом очень верующими, как Кло. Они меня многому научили, и я было подумал что, наконец, обрел свою семью. Но все имеет свою цену. Я встал перед выбором: либо присесть вместе с ними на долгий срок по обвинению в сотрудничестве с Ирландской республиканской армией, либо записаться в королевскую морскую пехоту. Там меня обучили сражаться против Советов за Полярным кругом, но применить свои навыки пришлось совсем на другой стороне планеты. Перед отправкой в Южную Атлантику я от души отодрал портовую шлюху в Саутгемптоне. Это было месяц назад...
