И теперь, по прошествии десяти лет, когда сердце Андрея, разорванное надвое, криво срослось и работало грубо, но без боли, он задает и задает себе один и тот же проклятый вопрос: а любил ли он Юлию? И никак не находит ответа.
Порой ему кажется, что то, что было между ними, было меньше чем любовь, порой - что больше, но одно ему было ясно - их связь, их жизнь были дарованы небом, а то, что их чувства не развились в любовь, то его, Андрея, вина.
Это он бывал невнимателен и черств, необщителен и угрюм, а то и демонстративно одинок, он как бы держал дистанцию там, где эта дистанция никому не была нужна, и, в первую очередь, ему самому.
Ах, с каким удовольствием и счастьем он теперь переплелся бы с Юлей пальцами, вдохнул аромат ее волос, принял бы ее склоненную голову на свое плечо. То есть, все то, что не делал раньше, просто потому, что не умел делать этого. У него не было большого опыта общения с женщинами, он не научился их чувствовать даже тактильно, и сам боялся раскрыться душевно и физически, словно прятал в себе некую стыдную тайну - может, несовершенство тела или свой небольшой член. А может что -то еще, но он вечно был зажат, именно фатально зажат и насторожен, боялся раскрыться и довериться. И неосознанно маскировал эту зажатость своей холодностью.
Ну, а тогда 13 апреля 2013 года Юлия вернулась задумчивой и рассеянной из обувной мастерской, где сдавала в ремонт свои весенние сапоги.
А потом вдруг сказала:
- Представляешь, он такой несчастный и одинокий. Старый, днями сидит в подвале, стучит и стучит своим дурацким молотком.
- Кто - о? - Удивился Андрей.
- Да сапожник этот. И притворяется суровым, а сам небритый и смешной. Он мне напомнил Домового.
- Ну и что? - Пожал плечами наш герой.
- Ничего, просто, - снова задумалась девушка. И вдруг вскинула на Андрея сияющие глаза:
- И говорит мне: а вы заметили как сегодня сверкают под солнцем сосульки! Какие яркие, разноцветные, сложные лучи. Простая вода, а сияют, как бриллианты.
- К чему ты мне все это рассказываешь? - Недоумевал Андрей, споласкивая заварник, - «лучи, вода». Зачем все это?
- Ну, разве же не замечательно? Сам сидит в темном подвале, а сам в простых сосульках бриллианты видит?! - Пыталась Юлия зажечь своим интересом спутника, но он никак не зажигался. Андрей дулся и досадовал на себя, что не понимает подругу.
- Какой — то чересчур лирический у тебя сапожник выходит, - вздохнул молодой мужчина.
- Да, представь себе. Он начитанный, увлекается испанской культурой и обожает Лорку.
- Ты и это знаешь. Вы что, вели задушевные беседы?
- Бесед не вели, поняла между делом. А еще он сказал, что человек — это сумма его обстоятельств и каждого есть за что любить.
Юля часто ставила Андрея в тупик своими внезапными откровениями. И за все время они ни разу не поговорили по душам. Зато он знал все линии на ее маленьких, симпатичных ладошках и утешал себя, что, если она, не дай Бог, заболеет, он укажет ей на ее Линию жизни, которая имеет коротенький перерыв, но дальше углубляется и уходит в самый пульс. А, значит, жить она будет долго.
И вот теперь, когда наш герой вспоминал об этом, он думал и о том, что он ведь по сути неглуп, он умел чувствовать, ценил красивые метафоры и точные рифмы, когда -то у него была душа. Он любил музыку и стихи, но почему, почему, почему именно с нею он был так преступно замкнут?!!
А потом, уже весной, гуляли Андрей и Юля в парке, и она вдруг спросила у него:
- А ты знаешь, что далеко - далеко в океане есть остров Маргариты? Там белые пляжи и бирюзовый прилив, и чайки, когда летают над бухтой, то не кричат, а поют - так прекрасно там жить!
- Остров Маргариты? Морщил лоб Андрей, - что - то не слышал о таком. А где это?
- В Карибском море. Давай уедем туда?
- Господи, Юля, ну как мы туда поедем? Я никак не могу найти работу, ты работаешь где - попало, квартира и та не наша, за какие деньги мы поедем? Будь уже реалисткой. Хватит витать в облаках.
А Юля, словно в отместку ему, взяла и купила сомбреро, широкое, как колесо. Сказала, то взяла на распродаже и попросила Андрея повесить на стене в спалне.
В интернете Андрей открыл про Маргариту и узнал, что такой остров действительно есть, значительная его часть — это песчаная, белая пустыня с торчащими прямо из песка крупными кактусами. Цветут они редко, но дивно. На их цветение, как на праздник, съезжаются туристы со всего Земного шара.
Ну, а потом Андрей наконец нашел работу, устроился сторожем в дом — музей известного композитора.
График был сутки через двое. И часто, сидя по ночам на ступеньках старинной дубовой лестницы этого безлюдного дома, он смотрел на строгий портрет хозяина - композитора, на портреты его друзей — таких же композиторов, никак не мог понять, как так случилось, что он, Андрей, некогда успешный журналист, скатился до такой пустой должности ночного смотрителя музея, понимал, что в этом виноваты частые запои и клялся, что возьмет себя в руки, наведет порядок в жизни, сделает Юлю счастливой. Он решится, он сможет, он соберет волю в кулак.
Доставал из - под антикварного рояля баклажку крепкого пива «Охота», прикладывался к горлышку, в засос вкачивал в себя густой, пенный напиток и отирал смачные губы руками, вбуравливая в полутемное пространство глубокие и частые отрыжки, на которые хмурый рояль отзывался возмущенным гулом струн.
Хмель накатывал густо и властно, Андрей задумчиво бродил по этажам и холлам, порой проникал за цепи, которыми были огорожены реликвии, садился в кресло композитора и представлял себя знаменитым и талантливым, загорался, смелел, нравился сам себе и тут же тускнел. Он уже знал, что ничего в этой жизни не происходит просто так, что успех не бывает случайным, и слишком часто там, где ждешь хлеба, получаешь в руку камень.
Три с половиной года назад они с Юлей переехали из провинции в Москву, надеясь реализовать себя, стать счастливыми. Андрей неплохо писал, в своем родном городе он считался талантливым журналистом, он и решился -то на переезд в мегаполис ради своей любимой Юлии, уж очень ей хотелось столичной жизни, красоты, блеска, сервиса, больших возможностей.
Но после нескольких лет неудачного обивания порогов редакций и издательств, Андрей понял,что таких как он там великое множество. Что никому не нужен он с его историями, надеждами и способностями, что «забиты все теплые места», а его место — на заднем облучке трамвая.
Должностишки доставались все более мелкие, он начал прикладываться к горлышку, и покатился по наклонной, доехав вот до этого музейного дна.
Ему хотелось жалеть, любить и радовать Юлию. Но ресурса для этого не было.
Там, в музейной темноте и пыли с грустью вспоминал пьяненький Андрей, как устроился однажды расклейщиком объявлений. Причем зимой. Покупал клей за свой счет и лепил эти глупые бумажки на подъезды чуть не круглые сутки. Он тогда всерьез решил заработать и купить Юле теплый пуховик, ее уже был совсем невесомым и стареньким. Он две пары перчаток угробил в том чертовом клею, но его кинули. Пришел через месяц за получкой, а конторы и след простыл. Он потом тот клей месяц от рук отмывал.
А еще был какой -то подпольный сайт, куда он писал новости. Потом этот ресурс попал под уголовку, несчастный новостник еле унес оттуда ноги. Много чего уже было...
Ну, а потом, уже в июне, в музей приняли четвертого сторожа, график у нашего героя внезапно изменился, и он вернулся домой в непривычное время, а именно вечером. Хотя по плану должен был работать в ту ночь. Он получил аванс и по дороге купил любимые Юлины цветы белые гладиолусы и конфеты «Рафаэлло». В приливах нежности он бывал неоправданно щедр, хотя потом, что тоже бывало, таскал у Юли деньги из кошелька на выпвивку. Она еще была на службе. Андрей заварил себе крепкого чая и сидел на кухне. Он и до сих пор помнит, что есть ему в тот вечер совсем не хотелось. Он словно предчувствовал что-то в то памятное 17 июня. Ах, если бы он знал, ЧТО он увидит в тот проклятый вечер.
Послышался звук вставляемого в дверь ключа. Юля. Андрей было поднялся навстречу, но услышал за дверью мужской и женский голоса и, не отдавая себе отчета, бросился в свободную комнату, по пути прихватив в прихожей свои кроссовки.
Он прикрыл дверь комнаты и прислушался. В коридор вошла Юлия с каким -то хриплым мужчиной. Говорили они негромко, но как - то очень быстро. Сердце Андрея жутко стучало, мешало вслушаться, он буквально прилип ухом к замочной скважине.
- Перекусим? - Спросила Юлия у своего спутника.
- Потом, - торопил он, снимая обувь. - Я хочу тебя видеть, извелся весь.
«Он что слепой? - Удивлялся за дверью Андрей, - он же и так ее видит».
- Тогда — в душ. Чур, я первая, - засмеялась Юлия.
- Иди, только не долго, - прохрипел мужик.
- А ты?
- Я чистый. Специально помылся, - ответил гость.
И как - то дико было Андрею это близкое, почти в самое ухо, хрипение. Вообще, такое присутствие чужого, незнакомого мужика в их с Юлей заповедном пространстве было жутко непривычно Андрею, даже оскорбительно.
Он чувствовал какую — то странную силу этого чужака, даже не физическую… Это было нечто большее.
А на кухне все еще дымился чай и печально склоняли свои тяжелые бутоны меловано - белые гладиолусы.
Гость ушел в спальню. Что он там делал, Андрей не видел. Из душа Юля выпорхнула непривычно быстро. Она обычно любила понежиться в ванной, лежала в ней часами. А тут, буквально - спортивное время. Взяв что то из сумочки на лету, она тоже кинулась в спальню и прикрыла дверь. Андрей осторожно выступил в коридор. Там густо пахло дешевым, «нездешним» одеколоном.
