В тот день отец дал поручение отправить посылку с образцами тканей для клиента. Но, выходя из машины у почты, я выронил старенький Филипс, и залапанный экран треснул. Ненавижу новые телефоны – пока привыкнешь... Поэтому Филипса срочно понадобилось полечить, благо я как раз стоял на Бродвее напротив весёленько-жёлтой «Евросети».
Времени было в обрез, предстояло ещё заехать в транспортную компанию за коробкой немецких суперниток для цеха. Но в тот день в транспортной компании так меня и не дождались, потому что у стойки «Евросети» спорил с консультантом самый охрененный парнишка, которого я в жизни видел.
Я с разбитым Филипсом в руке встал рядом и украдкой пялился на широкие плечи под белой курткой с алыми олимпийскими завитушками, на почти налысо бритую голову. Тащусь от бритых, особенно когда у них такая крепкая шея, хочется вжаться в неё лицом. Спортсмен, наверное.
Он заметил меня и улыбнулся, кивая на мой телефон:
– Тоже на гарантии?
Бля, какая улыбка. Самоуверенно-скромная, взаимоисключающее сочетание. Напомнил Вентворта Миллера из «Побега». И показалось, что он смотрит в глаза чуть дольше, чем смотрел бы в такой ситуации натурал. Меня обожгло, забыл, зачем пришёл. Да ну нах. В нашем мухосранске таких шансов один на хреналлион.
– Угу, – кивнул я. – Расфигачил, блин.
Всё, отвернулся. Консультант за стойкой так и не принял его вскрытый айфон на ремонт, мой шанс нахмурился и зашагал к выходу. И уже из-за стеклянной двери снова взглянул на меня. Именно на меня – в глаза, аж затошнило от волнения. Мазафака, да быть такого не может. Рискнуть?
Я выскочил на Бродвей, бело-красная куртка удалялась по тротуару. Походка самоуверенного мальчишки, казалось, сейчас насвистывать начнёт проходящим миниюбкам. До чего хорош, зараза. А я точно рехнулся от надежды.
– Эй, постой, – крикнул я, а сам, стащив перчатку, судорожно возил пальцем по расколотому экрану Филипса. Где эта грёбаная фотка?
Он остановился и как-то смутился. Молодой совсем, лет на пять моложе меня, возможно, ещё школьник.
– Знаешь, что это? – Я протянул ему Филипс, где отыскал картинку с ЛГБТшным радужным флагом.
Как с тарзанки прыгнул. Был готов к тому, что он скажет «неа» или «чё докопался», или вообще войдёт в режим берсерка и заорёт на весь Бродвей «отъебись, пидорюга!!» Но бритоголовое сокровище, скромное чудо с синими глазами только воровато оглянулся, не идёт ли кто.
– Ты… ты тоже? – спросил он неверяще.
Охуеть. Два марсианина встретились на чужой планете! Мы, как дебилы, стояли посреди Бродвея и лыбились друг другу. Ноги ослабели, я вспотел под пальто, ослабил шарф. Полгода, мать его так, никого с тех пор, как вернулся из Питера, и не надеялся, и не думал даже, что здесь…
– Может, прокатимся куда-нибудь? – Нет, нагло, парнишка напрягся. – Поговорим. А то тут… знакомых куча. Ты же тоже светиться не хочешь?
– Прокатимся. – Он неуверенно пожал плечами. – Меня Антон зовут.
Антошенька. Нежно, совсем не шло такому крепышу. Тоха, так надо его звать.
– Я Кирилл.
Не напрягся он – показалось. Он хотел уединения ничуть не меньше меня, тоже пребывал в шоке от такого нежданчика. И вряд ли у него был парень. Это не Питер, где можно вот так беспечно рисковать стабильными отношениями и садиться в чужую машину посреди людной улицы. Господи, как могло так повезти? Не отпустить теперь, не лажануться нигде, ни в чём. Я старше, я веду.
– Мазда! – присвистнул он. – Ништяк у тебя тачка.
Серебристым красавцем я горжусь. Отец подарил на окончание универа. Я внимательнее присмотрелся к Тохиной одежде – нет, курточка не из дешёвых, светлые штанишки трикотажные, раздолбайские; кипенно-белые кроссы из «Спортмастера», не с барахолки. После того, как я узнал, что Денис почти год втихаря пиздил из моего бумажника, до сих пор преследовало чувство, что и жил он со мной ради этого. Сука, я же сам всё дам…
– Да, это мой Малыш, – сказал я гордо, усаживаясь за руль.
Тоха шлёпнулся рядом, я жадно втянул носом – ничем он не пах, ни капли парфюма, только свежий мальчишеский аромат, от которого сразу заныло в штанах. Зараза, зря утром не подрочил, на встречу в холдинг торопился. Теперь буду мучительно тлеть в его близости.
– Мазда – Малыш? – усмехнулся Тоха. – Обычно у всех малышки или ласточки.
– Не-е-ет, зачем мне малышка? У меня мужик.
Я снял пижонские вайфарерские очки, чтобы он мог без преград видеть мои глаза. Да и без очков я смотрелся рядом с ним излишне строго в чёрном пальто и сером деловом костюме. Небо и земля. Я бы на его месте тоже смущался.
– И как поедешь? – Тоха решил, что я кокетничаю.
– У меня зрение стопроцентное. Отец рекомендовал очки на работу носить, типа выгляжу солиднее. Пристегнись… пожалуйста.
Он удивился – о, провинция, здесь это стрёмно – но послушно потянул ремень. Сильные аккуратные пальцы – сразу вспыхнула горячая картинка, как они смыкаются на моём члене, я облизнул губы... Остынь, Кирилл, выдохни. Это не Питер, где в любом баре сотни таких красавчиков. Один неверный шаг – и зарождающееся доверие рассыпется. Я буду проникать в его душу медленнее, чем входят друг в друга тектонические плиты, но с такой же неотвратимостью.
Я вклинился в вялую пробку у Верхнего рынка. Куда его отвезти? В Питере мы бы без раздумий отправились на мою съёмную квартиру, и я прямо в прихожей долго и смачно драл бы Тоху об тумбочку. Хотя нет, долго бы не выдержал. Лучше я бы подставился ему, и чтобы сильные пальцы до синяков вжимались в мои дрожащие бёдра… Силы небесные, дайте терпения.
– Ты на красный проехал, – шепнул Тоха, кашлянул.
Синие глаза исподтишка изучали мои лежащие на руле руки. Вспыхнули смущением и уставились на бампер «Тойоты» впереди. Мама родная, да он на таком же голодняке, как и я. Это кому тут хуже? В салоне застыло жаркое напряжение – хоть кондиционер включай; пересохли губы. Я вытащил для Тохи бутылку минералки из-под локтя:
– Хочешь, на Беленькую поднимемся?
Там, на вершине горы, ветер и осыпающиеся деревья – и никого-никого. Мой член почти больно пульсировал под тугим бельём. Завёлся, как пацан, хреново, не хотелось на него дикарски набрасываться.
Он кивнул, глотая воду. Крепкие губы обнимали горлышко бутылки – не издевайся, Тоха, умоляю. Яркими пятнами выступал на его щеках румянец.
– Не боишься, что завезу и изнасилую? – оскалился я.
– Ха! Вряд ли, сил не хватит.
– Спортом занимаешься?
– Ага. Всю жизнь.
– Борьбой?
Здесь все борьбой занимались, даже старший брат Димон. Хобби для тех, кто и так от природы быки.
– Гимнастикой. – Тоха вжикнул молнией куртки – тоже жарко стало. Я сжал зубы, чтобы не коситься на его обтянутый светлым трикотажем пах, на литую грудь под белой майкой. Спортсме-е-ен, падла…
– Это как Алина Кабаева? С ленточкой?
– Не, как Немов. – Он снова обжёг вентвортмиллеровской улыбкой, я вцепился в руль.
Немова я не знал. Чудо моё, дай время, я тебя всего познаю, и изнутри, и снаружи. Если возьму себя в руки и не оттолкну напором. Но Тоха-то понимает, зачем мы едем на гору, не дитё. Как бы заставить себя не думать о том, как нестерпимо я хочу трахать его, трахать, трахать… ох, ёпть… Сраная биохимия его сладковатого запаха и моего полугода монашества.
Я вспомнил, что в Малыше нет ни смазки, ни специальных презиков. Обычные презики валялись, специально для Димона набросал, брат любил по бардачку шарить. Всё меня с собой к шлюхам затащить пытался, женатый козлина. Но возить баночку «Контекса» и презики для анала я не рисковал, ни к чему вызывать у Димона подозрения. Да и не рассчитывал, что когда-нибудь может пригодиться. Лох я, надо было у аптеки тормознуть. Нехорошо, незаботливо с моей стороны, потому что отказаться от секса я сейчас не сумею, это бесспорно, как теорема Пифагора. В трусах уже подмокать начало.
Малыш нырнул в полумрак сосен у подножия Беленькой, зашуршал шинами по свежевыстеленной дороге.
– А ты чем занимаешься? – спросил Тоха.
Мечтаю о твоей тугой заднице, чем ещё, бля?
– Работаю. В «Текстильном мире». – Я приопустил окно, свежесть чуть охладила пылающее лицо. – Продаю текстиль санаториям. Одеяла, подушки, шторы всякие.
Тоха понимающе угукнул. Баннеры нашей фирмы на каждом перекрёстке в регионе развешаны.
– Это у Соленко? Матушка по вашим магазинам прётся. Специалист по постельным делам, значит? Нормально, вижу, платят.
Нормально, нормально. Особенно если твой отец генеральный директор. Не надо о деньгах, Тоха, прошу. «Специалист по постельным делам» комплиментом прозвучало. Моё чудо хотел сделать мне приятно.
– Вроде того, – сказал я. – А ты учишься?
– Тренируюсь. Через месяц в Пекине чемпионат.
Теперь была моя очередь присвистнуть. Поспешил я с выводом о своём превосходстве и опыте. Но почему он такой дёрганый-то? Я слышал, среди профи-спортсменов полно наших. Сколько мускулистых качков обнимали это… не смотри, Кир… шикарное тело? Задушил бы каждого. Неужели мне ничего не светит, кроме единократного перепихона?
– И часто по соревнованиям ездишь?
Он уловил в моём тоне ревность или нет? Я утаить не смог.
