— Мам, пап! — наша восемнадцатилетняя доченька вбежала в дом в крайне возбужденном состоянии.
— Что такое, Настя? — я оторвался от экрана компьютера.
— Нам дали на каникулы задание — вам нужно продать меня в рабство хотя бы на неделю, чтобы я могла написать об этом сочинение!
— Ну конечно же, доча! — я расплылся в улыбке, вспомнив свою продажу в рабство в школьные годы. Мне настолько понравилось, что я просил родителей делать это два года подряд, пока не закончил школу. В ВУЗе у нас была практика на каникулах, поэтому времени стоять на рынке рабов у меня не было. А потом я женился, пошли семейные заботы, было не до развлечений.
А сейчас-то! Интернет дарит столько возможностей! Насте не придется стоять на витрине, покупатели будут приходить прямо к нам домой! Я аж задохнулся от восхищения, представив как совершенно посторонние мужчины будут щупать и раздевать нашу доченьку, заставляя ее демонстрировать свои сексуальные и кулинарные навыки.
Увидев, как загорелись мои глаза, Настя подошла ближе. Моя жена Оля очень обрадовалась таким новостям и ушла на кухню готовить праздничный торт.
— Ты не против сделать меня своей собственностью прямо сейчас, пап? — весело спросила доча, поправляя непослушную прядку волос. Я протянул руку и ласково потрепал ее игривые кудряшки.
При взгляде на доченьку у меня часто просыпались нездоровые желания. Я сдерживал себя, понимая, что это категорически неприемлемо — за любые действия, которые можно оценить как домогательства, сейчас установлено строгое наказание, вплоть до пожизненного заключения. Но как только девочка перейдет из свободных граждан в рабыни, она перестанет быть личностью. Все запреты перестанут распространяться на нее, так как Настя станет моим имуществом, вещью, которая не может возразить и вообще иметь свое мнение.
У меня перехватило дыхание, когда я понял, что вот-вот смогу приласкать свою доченьку, снять с нее школьную форму, погладить груди, животик, поцеловать ее шейку, а потом... У меня аж перехватило дыхание, когда я представил, что касаюсь членом ее милого детского личика, кладу пятерню на ее затылок и...
Я буквально захмелел от таких мыслей. Настена хотела было сесть ко мне на коленки, чтобы мы с ней вместе могли начать поиски покупателя, но, увидев, что у меня началась эрекция, девочка покраснела, прикрыла ротик ладошкой и прыснула.
— Ну что ж ты, паап? — доченька с улыбкой погрозила мне пальчиком. — Так нельзя! Ты же мой отец, это гадко... И незаконно!
Я стыдливо прикрылся и постарался подумать о чем-нибудь совершенно несексуальном — в голову полезли почему-то лесные грибы и асфальт на дорогах. Член понемногу начал успокаиваться.
— Так, — доча взяла инициативу в свои руки. — Нам на последнем звонке объяснили, что для перехода в рабыни нужно подписать договор и заверить его у нотариуса по видеосвязи. Я сейчас принесу ручку и бумагу.
Настя убежала в свою комнату, чтобы разгрузить школьную сумку и отыскать канцелярские принадлежности. Девочка не закрыла дверь в комнату, и, когда она наклонилась к сумке с тетрадками, клетчатая юбочка дочери задралась и мне открылся чудесный вид. Я не смог сдержать вожделеющий взгляд на ее аппетитную попку, обтянутую белыми скромными трусиками.
К счастью, Настенька не заметила моего похотливого взора и увлеченно копалась в пенале, отыскивая свою любимую ручку. Я перевел взгляд ниже, на ее стройные голенькие выше колена ножки, щиколотки, обтянутые гольфами и почувствовал, что мое сердце от волнения вот-вот выпрыгнет из груди.
Вот Настя появилась снова, сияя как новогодняя елка. В руках у нее был стандартный бланк отказа от прав человека и документ о собственности, куда нужно было лишь вписать имя владельца. Такие бланки выдают прямо в школах перед летними каникулами всем учащимся, которым исполнилось восемнадцать. Почти все они используются по назначению — едва ли кому-то хочется получить двойку за сочинение, а рабство — это, наверное, еще и самое интересное школьное задание.
Девочка покосилась на мой член, и, убедившись, что все в порядке (я старательно думал о желудях и асфальте), села на табурет рядышком со мной. Забираться ко мне на коленки она не решилась, чтобы не спровоцировать очередную эрекцию.
Мы довольно быстро нашли подходящего юриста, сейчас, во время последних звонков, нотариусы по рабовладельческим вопросам работали в три пота. Наш выглядел уставшим, но довольным — ведь за каждый утвержденный договор он получал процент от будущей стоимости рабыни, и это кроме фиксированной платы, которую мы внесли, чтобы выйти с ним на связь.
— Осознаете ли вы, Анастасия, что в период пребывания в рабстве вы будете поражены в правах и, фактически, низведены до статуса мебели, предмета обихода?
— Да! — звонко ответила моя доченька. В ее глазах плясали искорки, возможно, она прямо сейчас представляла, как ее будут лапать незнакомые мужчины... А может, это лишь моя фантазия.
— Осознаете ли вы, что ваше здоровье будет всецело в руках владельца, он сможет наказывать вас за непослушание так, как ему хочется, бить, щипать, и наносить другие легкие телесные повреждения?
— Да, — снова сказала Настя, теперь уже тише. Я глядел на ее милое детское личико, курносый носик, маленькие губки и не мог наглядеться. Пенис снова начал подниматься, я был вынужден отвернуться от девочки и взглянуть в окно. Там бушевала природа — пели птицы в саду, деревья зеленели листвой, а солнце палило так, что слепило глаза.
— Вы понимаете, что вы, как рабыня, не можете отказать в сексе владельцу, а также другим людям, которые изъявят такое желание при согласии владельца?
— Да, — девочка снова кивнула, тряхнув своими кудряшками цвета соломы. Как же я мечтал коснуться их совсем не по-отцовски, схватить доченьку за волосы, и насадить нежным очаровательным ротиком на свой узловатый член. Вот, сейчас моя мечта осуществиться! Как же я близок к этому... У меня снова перехватило дыхание.
— Пожалуйста, поставьте свою подпись здесь и здесь, — нотариус указал на квадратики в договоре, где Настя должна была расписаться. Но на этом процедура не заканчивалась. Далее нотариус попросил меня сфотографировать девочку с документом в руке, прислать ему это фото, а потом верифицировать договор с помощью номеров мобильных телефонов — моего и дочкиного. Такие сложности были необходимы, чтобы избежать мошенничества.
И только после этого юрист прислал нам свое разрешение на сделку и главный документ — право собственности на девочку, с ее фото, психологической характеристикой, склонностями и примерной стоимостью. Последние три пункта были составлены по школьным материалам — среди учителей были эксперты, которые все это оценивали.
Но и это было еще не все. Оставался последний шаг, после которого Настя уже не сможет отступить — ее подпись на втором экземпляре отказа от прав. Как только моя доченька поставит этот росчерк, она, с точки зрения закона, перестанет существовать ровно на неделю, как личность и гражданин Всемирного Альянса, а вместо нее появится рабыня, вещь, которую можно использовать, как мне заблагорассудится. Но, разумеется, я смогу с ней забавляться лишь до того момента, когда она будет продана и у нее появится новый владелец.
Я с волнением смотрел, как девочка расписывается в последнем квадратике. Нотариус произнес «Принято!» и пожелал мне удачного владения рабыней. Настя подняла свою белокурую головку и с улыбкой посмотрела на меня.
— Ну что, когда ты меня продашь, пап? — ее улыбчивое невинное личико заставило мой член снова окаменеть. Но на сей раз я уже мог ничего не скрывать. Радостно выдохнув, я заключил доченьку в свои объятия, прижимая ее к себе, впечатываясь своим дрожащим членом в ее животик, всем телом ощущая ее милые упругие груди, поглаживая одной рукой точеную шейку, а другой уже забираясь под юбочку дочери. Она хотела было отшатнуться, но вспомнила свой нынешний статус и присмирела, тая под моими ласками...
Я сначала собирался взять ее тут же, прямо на табурете, но потом решил, что необходимо сделать это в публичном месте. Это добавит остроты, да и я, пока мы будем идти в кафе или супермаркет, смогу вдоволь насладиться своей маленькой рабыней.
Слава Богу, что публичный секс с рабами был разрешен уже более ста лет. BestWeapon.ru Я видел кадры старых кинохроник, видел как радовались люди со слезами на глазах, наблюдал, какие оргии устраивали тогда рабовладельцы со своими рабынями на площадях. О, это было чудесно. С тех пор, разумеется, чувство новизны притупилось, но статью «изнасилование» в уголовный кодекс так и не вернули. В таких преступлениях просто отпала надобность — зачем охотиться за девочками в парках и на улицах, если можно просто выбрать любую понравившуюся школьницу во время летних каникул?
Зато, словно пытаясь скомпенсировать отмену статьи «изнасилование», тогда же резко ужесточили наказание за домогательства и приставания. Мне повезло, что Настя была доброй девочкой и не сдавала меня в полицию за мои нескромные намеки и взгляды в ее адрес, хотя, по-хорошему, это давно пора было сделать. Малейшее поглаживание или даже просто похотливый взгляд в сторону свободной девушки могли привести к тюрьме и краху карьеры. За такие строгие моральные нормы страдали обычно девушки-рабыни — владельцы сгоняли на них всю накопившуюся похоть, всю злость и зависть.
И вот сейчас моя доченька, моя милая Настенька стояла передо мной, смиренно потупив взгляд. Я не удержался и принялся лихорадочно расстегивать ее блузку и лиф. И вот моему взору предстали удивительно симпатичные холмики с темными ареолами сосков. Наклонившись, я коснулся губами левой сисечки. Девочка тихонько вскрикнула, прикусив губки.
